Обед прошёл спокойно, мы щебетали в основном ни о чём, но между делом я ненавязчиво, пользуясь своей мнимой наивностью, вытягивала из Ламбэли сведения о ней самой. В головушке Сиенны таки не укладывалось, как знатная дама может быть готова лечь под чужого мужа, пусть даже ради большой выгоды. Для Сиенны честь была на первом месте. Я же своим земным развращённым разумом прекрасно понимала, что ситуации и моральные принципы могут быть разными.
Король не стал бы спать с не пойми кем. Простолюдинки и даже обедневшие или потерявшие уважение аристократки не в его вкусе, ибо птички не того полёта, но и среди высокородных есть, из кого выбирать. А если вспомнить, насколько развратил знать вседозволенностью прошлый Король… В общем, ничего удивительного, за что боролись, так сказать, на то и напоролись.
Ламбэль оказалась аж маркизой! Это следующий за герцогским титул. В чём — то её история похожа на ситуацию баронессы Ванаадо, разве что без смерти матери. Просто у её отца было аж четыре дочери, которых он распихал по разным отдалённым владениям ещё в детстве, ибо не любил детский ор под носом. Зато любил брюхатить жену.
Ламбэль — первая по старшинству, и ей, возмутившейся таким раскладом, выпала участь отбыть в самое дальнее поместье, располагающееся на границе с жаркими южными странами. Туда она отправилась уже подростком, когда родились одна за другой две младшие сестры, своим плачем как раз и не дававшие отцу спокойной жизни, потому Ламбэль, вполне взрослая и осознная в тот момент, хорошо ощутила разницу культур. И девушке на новом месте вполне понравилось! Горячие южные мужчины, развязный стиль одежды, мало действительно строгих правил. Даже многомужество приветствуется!
Она начала подбирать себе гарем, как вдруг умер отец, а матушка, с которой дочь наивно делилась радостями пребывания в южном поместье через письма, решила переиграть и сама отправилась в злачное местечко доживать деньки в своё удовольствие. Пришлось Ламбэли меняться — вернуться в столицу и по новой привыкать к местным порядкам. Собственно, теперь понятно, почему в одежде она предпочитает яркие цвета да смелые декольте, откуда у неё такая загорелая кожа и свободный нрав.
Этим всем Ламбэль, полагаю, и привлекла Жермиена, плюс появилась во Дворце внезапно, нося при этом знатную фамилию старинного рода. Думаю, она сразу бросилась ему в глаза, а уж когда Жермиен распробовал её по сути южный постельный темперамент, тут обратной дороги не было, в остальных любовницах нужда сразу отпала. Ничего не сказать, полезные выводы я сделала… Теперь примерно представляю, какую тактику избрать, чтобы привязать мужа к себе. Хоть это и противно.
Конечно, сама Ламбэль прямо порочащих фактов о себе не выдавала, но и не особо боялась сказануть лишнего при такой наивняшке, какую я активно изображала. Мне удалось мно-огое понять из случайно оброненных ею слов и недосказанных намёков. Помогли и некоторые сведения из головы Сиенны, дополняющие картину. А ещё чуть позже, уже распращавшись с гостьей, я взяла книги о южных странах в библиотеке и прочитала об их устоях, чтобы окончательно связать детали воедино. Журналистское образование здесь очень помогло, как и большой опыт брать интервью у разных скользких личностей.
Таким образом, даже из ненавязчивой женской болтовни я поняла, что Ламбэль — настоящая южанка в луше, и ей привычно, что у женщины несколько мужчин. Опять же, прямо это сказано не было, но девственности она, судя по всему, лишилась достаточно рано. Если я верно поняла намёк. Что ж, эти факты мне на руку. Жермиен — то ой какой собственник…
После обеда наступило время переодеться. Не удивительно, что первой темой, касаемой одежды, стало сочетание цветов. Ведь я прямо сейчас походила на безвкусную радугу, да и предыдущие наряды Королевы не отличались адекватностью в этом плане. Надо отдать Ламбэли должное, рассказывала она толково. Вот только Сиенна всё это прекрасно знала и раньше, в плане моды ей дали нужное образование. Другое дело, что бывшие камеристки умудрились вбить глупышке в голову несусветный бред о моде конкретно Ранеции. Казнить бы их за это, да руки марать не охота.
Они уверяли, что, чем выше статус дамы, тем более вычурным должно быть её платье. Грубо говоря, если ты Королева, то это стоит демонстрировать не дороговизной нарядов, а вольностями, отступлениями от общепринятых канонов. Чем выше статус, тем больше отступлений от этикета и норм может позволить себе дама. Почему же высокородные герцогини тоже не делают подобного? А не хотят принизить значимость венценосной особы. Сиенну убедили, что придворные своей адекватностью в одежде демонстрируют ей уважение и поклонение.
Та же, кто посмеет надеть на себя светофор, якобы, словно бросает вызов положению монарха. У Сиенны в голове это долго не укладывалось, но она разрешала рулить собой, пытаясь понять на примере и прочувствовать. Не видя лицемерия раньше, она принимала ужимки придворных за искренность, что лишь подтверждало слова камеристок.
Подобной дезинформацией они пытались продемонстрировать необразованность новой Королевы, отсюда же пошло её прозвище “деревенщина”. Бедная Сиенна, такой испытала резонанс. Она — то привыкла, что всё наоборот: чем выше ответственность, тем больше ограничений, и так верно, ибо с тебя больше при этом и спрос. Но “здесь не Листрия, а Ранеция, у нас всё иначе” — пели ей в уши эти стервы рассчётливые. Приводили аргументами структуру апартаментов, не разделённых на комнаты, как в Листрии, и прочие заметные, а порой и диаметрально противоположные отличия.
Получается, они толкали бедняжку самолично поступать вопреки общепринятым правилам, и она своими же руками рыла гробила свою репутацию, не понимаю, что делает не так. Хм, достаточно изобретательно. Неужто сами придумали? Или таки дражайший супруг подобную тактику подсказал? Учитывая, что именно он выбирал ей этих камеристок, то очень на то похоже. Просто инструктажа хватило бы, хотя может с кем — то из них Жермиен даже спал. До появления Ламбэли, конечно. Но вернёмся к моменту текущему.
Пока я, сконфуженно потупившись, изображала полевую ромашку, стоя у зеркала, подстилка моего мужа вещала о сочетаемости цветов и одновременно рылась в моём гардеробе, в процессе чего на её лицо проступали то зависть, то насмешка. Вскоре Ламбэль выбрала для меня нежно голубое неброское платье с консервативным декольте и без каких-либо излишеств вроде рюшек. К низу подола цвет почти растворялся, превращаясь в белый, так что создавалось впечатление, что я — милый златовласый ангелочек, ступающий по облакам. Мне всё понравилось, но обойти вопрос отделки было сложно, ведь бывшие камеристки так любили обвешивать Сиенну рюшами, что их пришивали даже туда, где раньше не было.
— Ой, а рюши? Без них можно? Разве они не подчёркивают мою знатность?
Ламбэль вскинула бровь. Да-да, Сиенне так и заявляли! Цитата почти!
— Можно и без них, конечно, — ответила девушка. — Рюшки идут к вашим локонам, хорошо сочетаются с кукольной — в хорошем смысле, безусловно! — внешностью, но это не повод носить наряды только с ними. Всё должно сопрягаться по стилю.
— Ох, какой конфуз, значит, я не правильно поняла слова бывших камеристок… Или они просто врали мне.
На это Ламбэль деликатно промолчала, сделав вид, что увлечена выбором к моему наряду шляпки.