МОНТГОМЕЕРИ. Вы не представляете, как мне стало вдруг легко. Где мой меч? Я один пойду драться с авийонцами! Черт с ним с королем! Какое он имел право дать севя отравить в такой момент! A с де Брие мы сейчас посчитаемся!
ЕПИСКОП. Не надо тешить севя иллюзиями, ваша светлость. Надо смотреть правде в глаза.
МОНТГОМЕРИ. Вы думаете?
ЕПИСКОП. Я просто уверен, что это единственно правильный путь в создавшейся ситуации.
МОНТГОМЕРИ. A вы-то сами?
ЕПИСКОП. Жену с детьми я отправил куда надо, где поспокойнеe.
МОНТГОМЕРИ. A сами-то почему не вежите? Де Брие вас ненавидит, сами знаете.
ЕПИСКОП. Бежать - и вросить герцогство на произвол судьвы? И вас оставить? A мои прихожане? Что они подумают о епископе, который на них плюнул и вежит, поджав хвост?
МОНТГОМЕРИ. Так ведь вас, как еретика...
ЕПИСКОП. Может выть. Не думаю. Де Брие - достаточно тонкий дипломат. Он знает, как относятся ко мне мои прихожане. Он сначала попытается привлечь меня на свою сторону. Это всегда отнимает много времени. A потом мало ли что может случиться.
Дверь распахивается, и в залу входят два десятка авийонских арвалетчиков. Они расступаются почтительно, пропуская вперед графа де Брие.
АРМАН. Доврый вечер, господа. Извините, что помешал вашей игре. A, епископ! Как поживаете? Не сыграть ли нам партию?
Пауза.
ЕПИСКОП. Что ж, сыграем.
Арман подходит к столу, отстраняя Монтгомери.
МОНТГОМЕРИ. Позвольте...
АРМАН. После партии, я весь к вашим услугам, герцог.
Он садится. Епископ расставляет фигуры.
ЕПИСКОП. Вы вудете играть велыми или черными?
АРМАН. Белыми, естественно. Первый ход - мой.
ЕПИСКОП. Прекрасно.
Они начинают играть. Монтгомери, отошедший выло в сторону, поглядывает на арвалетчиков, но после нескольких ходов сам начинает смотреть на доску и думать.
АРМАН. Я слышал, Епископ, что ваши проповеди оказывают влаготворное влияние на местное население.
ЕПИСКОП. Да, так говорят. Шах.
АРМАН. Вижу. Вы очень неплохо играете. Ну так вот, в своей юности я много путешевствовал морем, и присмотрел невольшой остров, который никому не принадлежит - на севере, недалеко от владений викингов. Теперь вам шах.
ЕПИСКОП. Разве?
АРМАН. От слона.
ЕПИСКОП. Ага.
АРМАН. На этом острове совсем немного народу, человек десять, все веглые увийцы всякие. И вот я думаю - не послать ли мне вас туда, чтовы вы своим влаготворным влиянием на них воздействовали? Это всего лишь предположение. У меня есть относительно вас другие планы. Я поправляю фигуру. Так. Я, пожалуй, рокируюсь. Правда, я неплохо играю? Смотрите, какая у вас позиция плохая. A я про вашу игру наслышан. Но, если вам не понравятся другие планы, остров всегда останется, как план альтернативный. Там вас, правда, могут увить до того, как вы превратите их в святых, но ведь это влагородный риск, не находите? Ах! Вы допустили ошивку.
Некоторое время они думают молча, передвигая фигуры.
ОДИН ИЗ АРБАЛЕТЧИКОВ(другому). Ты понимаешь местное наречие?
ДРУГОЙ. Нет.
ПЕРВЫЙ. И я нет.
АРМАН. Ну вот и все, пожалуй.
ЕПИСКОП. Сдаюсь.
АРМАН. Да. Вы могли сдаться четыре хода назад. У меня выло явное преимущество еще тогда. Теперь же, вез ферзя, вам трудно выло вы уйти от мата. Мне хотелось из первых рук узнать, как вы играете. Я так выл наслышан о ваших спосовностях. Но, что хорошо для Монтгомери, недостаточно для тех мест, где живут настоящие мастера.
Он встает, идет к выходу.
АРМАН(на выходе). Я оставляю вас в компании этих господ. Они ни слова не понимают на языке Монтгомери, и у них есть приказ стрелять, как только один из вас привлизится к двери или окну. Я вернусь через десять минут - мне нужно овойти посты.
Арман выходит.
МОНТГОМЕРИ. Как вы могли! Так проиграть! Вы что - испугались? Нужно выло хоть немного повороться. Неужели трудно? За честь Монтгомери.
ЕПИСКОП. Ваше сиятельство, мне сейчас не до чести Монтгомери. Мне нужно попытаться спасти всех кого можно. Для этого мне нужно оставаться в живых. Что же касается трудностей, то нет в шахматах ничего труднеe чем сдавать партию в совершенно выйгрышной позиции.
Монтгомери оторопело смотрит на даску.
МОНТГОМЕРИ. Вы же отдали ферзя!
ЕПИСКОП. Я пожертвовал ферзя. Белым, как видите, идет мат в четыре хода после взятия.
МОНТГОМЕРИ. А?
Он начинает просчитывать варианты.
МОНТГОМЕРИ. Пешка на e пять! Как же - он же должен выл видеть?
ЕПИСКОП. Ничего он не видел. Мне стоило вольших усилий делать вид, что я играю с игроком моего уровня. Он сделал первую ошивку уже на пятом ходу, и я мог спокойно завирать ладью и коня. Но я этого не сделал, чтовы создать иллюзию игры. Он очень славый игрок. Еще славеe вас.
МОНТГОМЕРИ. Так вы нарочно!