- Около часу ночи меня разбудил протяжный звонок, - начал Саларидзе. - Я понял - вернулся зять. Дочь, видимо, спала: звонок звонил не переставая. Наконец послышался звук открываемой двери и голос зятя - он вошел, что-то напевая.
- Завалилась? Не ждешь меня? - рявкнул он задиристо и грохнул чем-то об пол.
- Не шуми ради бога, люди спят. Поздно уже, иди ложись! - спокойно ответила дочь.
- Люди? Какие люди? Ах, твой папаша-экономист, да?
- И ребенок спит.
- Ребенок мой! Хочу разбужу, хочу - нет!
Зять все расхаживал по прихожей. Я понял - он опять пьян. Потом они ушли к себе в комнату, в комнату моей дочери и зятя. Я слышал громкие голоса, однако слов не разбирал. Дочь о чем-то просила, уговаривала его, а он все более расходился, орал, ломал какие-то вещи. Несколько раз жалобно вскрикивала дочь, потом заплакал ребенок. Не было сомнения - он избивал мою дочь!.. Я не мог больше терпеть. Встал, зажег свет и пошел в комнату дочери и зятя. Дочь сидела на кровати, утирая одной рукой сочившуюся из разбитой губы кровь, а другой поглаживала по головке ребенка.
- Убью вас, неблагодарные, мать вашу!.. - орал зять. - Убирайся отсюда! Убирайся, старый хрыч, мать твою!.. - завопил он еще громче, увидя в дверях меня.
Я подскочил к нему и дал затрещину. Сперва он оторопел от неожиданности, а потом ударил меня. Удар был очень сильный. Я упал на пол. Дочь с криком бросилась ко мне.
- Животное! Зверь! - рыдала она, суетясь надо мной.
- Дедушка-а! - ревела внучка.
Я кое-как поднялся, пошатываясь, прошел в свою комнату, снял со стены охотничье ружье двенадцатого калибра и вернулся. При виде ружья зять вздрогнул.
- Уходи из моего дома! - сказал я.
- Брось ружье! - крикнул он.
- Убирайся из моего дома! - повторил я.
- Брось ружье, старый идиот! - заорал он и двинулся на меня.
У народного заседателя Гулояна от волнения взбухли жилы на шее и на лбу, он порывисто поднялся. Государственный обвинитель Девдариани насилу усадил его. Председатель грыз ногти.
- Я направил на него ружье, уставив дуло в живот, и взвел оба курка, - продолжал подсудимый. - Он схватился за ствол и стал вырывать ружье из моих рук. Я спустил курки... Выстрелов я не слышал. Я увидел лишь, как упала без чувств моя дочь и как хлынула кровь изо рта зятя. И увидел еще обезумевшие глаза внучки... Все происходящее казалось мне сном, и не было в тот миг человека на свете, кто бы сумел убедить меня в обратном.
- Почему? - спросил председатель.
- Дело в том, что ружье не было заряжено! - Подсудимый вздохнул глубоко и с облегчением, словно кто-то снял с его плеч непосильную ношу.
Изумленный суд молчал.
- Каи же это? - прошептал наконец председатель.
- Ружье не было заряжено! За два дня до этого я собственными руками чистил его! Ружье не было заряжено! - твердо произнес подсудимый.
- Кто же его зарядил?
- Мой зять.
- Кто вам это сказал?
- Он сам. Перед смертью, лежа на моих руках, он сказал мне об этом глазами... Я понял. Никто другой не понял бы, но я понял!
- Кто может подтвердить ваши слова?
- Никто!
- Дальше?
- Дальше все происходило без моего участия... Я ничего больше не знаю.
- У вас есть что добавить к сказанному?
- Ничего.
- Подумайте!
- Мне нечего добавить к сказанному.
Председатель пожал плечами и взглянул на государственного обвинителя. Тот недоуменно развел руками.
- Может, вспомните какую-либо деталь? - настаивал председатель.
- Какую деталь? - не понял подсудимый.
- Деталь, обстоятельство, оправдывающее вас!
- Нет таких обстоятельств.
- В таком случае, - обратился председатель к пустому залу, позвольте предоставить слово государственному обвинителю, прокурору Девдариани. Прошу!
Прокурор приступил к допросу подсудимого.
- Подсудимый Саларидзе! Вы полагали, что ружье не заряжено? Так?
- Так точно.
- Объясните, зачем же в таком случае оно вам понадобилось?
- Чтоб напугать зятя.
- Вы были уверены, что можете незаряженным ружьем напугать зятя?
- Нет, пустым ружьем его нельзя было напугать!
- И все же вынесли ружье?