- В своих показаниях вы дважды произнесли "комната моей дочери и зятя". И вообще, вы называете сперва дочь, а потом зятя.
- Да, это так.
- Почему?
- Потому что дочь - моя дочь, а комната эта ее, дочери, а он перебрался к нам после того, как стал ее мужем.
- Так. Понятно.
- Что значит - понятно! - взорвался Саларидзе. - А как, по-вашему, я должен называть комнату в моем доме - "комната зятя"?! Это, по-вашему, было бы правильнее?!
- Было бы правильнее назвать так: "их комната".
Саларидзе вздохнул.
- Еще вопрос. Вы сказали государственному обвинителю, что крикнули зятю: "Убирайся Из моего дома!" Так?
- Да, так!
- Тем самым вы намекнули своему зятю на то, что он живет не в собственном, а в чужом, то есть в вашем, доме?
- Это он знал без моих намеков!
- Значит, в чужом доме, да?
- Пока я жив, мой дом будет называться моим домом! А после моей смерти... - Саларидзе вдруг осекся, поняв, что сказал нечто глупое и ненужное... А заседатель, не дав ему опомниться, продолжал с видом победителя:
- А не кажется ли вам, Саларидзе, что такая ваша позиция послужила причиной пьянства и хамского, как вы говорите, поведения вашего зятя?
- Нет, не кажется! - упрямо ответил Саларидзе.
- Что же в таком случае? Может, друзья?
- Нет!
- Женщины?
- Нет!
- Может, он завел любовницу?
- Нет!
- Перестал заботиться о семье?
- Нет!
- Что же тогда, что?
- Деньги!
- Что? - лицо Гоголадзе перекосилось от удивления.
- Деньги!
- Ничего не понимаю...
- Год тому назад мой зять был отличным парнем, уважительным, спокойным, что называется, тише воды, ниже травы... Но вот однажды он вернулся домой навеселе, стал посреди комнаты с несколько смущенным, но вместе с тем победоносным видом и небрежно бросил на стол пачку двадцатипятирублевок.
- Что это? - спросила дочь.
- Моя доля! - ответил зять. Дочь унесла деньги в свою комнату.
- Откуда это? - спросил я.
- Из тигриного зада! Так он и ответил мне, уважаемый народный заседатель! - обернулся Саларидзе к Гоголадзе. Тот промолчал. - Вот с того дня и началось крушение нашей семьи... Спустя неделю зять выразил во время обеда недовольство, что за столом нет хашламы*. Потом он как-то заявил, что плевал на такую семью, где в подвале не сыщется хотя бы тонна вина, дюжина ящиков "Боржоми", две дюжины пльзенского пива да сотня сушеной воблы. В следующий раз, когда он снова принес деньги и я опять спросил откуда они, он по-прежнему сослался на тигриный зад и добавил, что я только напрасно занимаю свое место на работе и что вообще мое поколение не умеет жить.
_______________
* Х а ш л а м а - мясное блюдо.
- Минуточку! - прервал подсудимого председатель. - А спрашивала ли ваша дочь у мужа, где и как он добывает деньги?
- К несчастью, об этом жены мужей не спрашивают!
- Дальше? - спросил председатель.
- Я предостерег его, что в один прекрасный день он попадет за решетку и с него спросят за все. Он ответил на это, что все мы давно уже арестованы и отбываем наказание, только не чувствуем этого... Когда же я возразил, что отнюдь не отбываю никакого наказания и спокойно сплю, потому что не совершаю бесчестных поступков, он рассмеялся мне прямо в лицо.
- Почему так?
- "Давление сто восемьдесят на сто, острая стенокардия, отложение солей, бронхиальная астма, эмфизема! Я и твоя дочь с минуты на минуту ждем твоего конца! И это ты называешь спокойным сном?" - вот как он ответил мне... Затем вдруг обнаружил, что у моей дочери, оказывается, низкая талия, редкие зубы и некрасивый нос, что она, подобно своим подругам, сплетница и провинциалка и что читает она ночи напролет лишь для того, чтобы производить на людях впечатление умной, начитанной женщины... Ни я, ни моя дочь ни разу не напомнили ему, что в наш дом он явился в залатанных брюках, рваных туфлях и перелицованном пиджаке и что на работу, откуда он сейчас таскал эти проклятые деньги, он пошел в моих брюках.
- У людей плохая память! - вставил председатель.
- Наоборот, память у людей настолько хороша, что они не забывают забыть все, абсолютно все!
- Оглядываться никто не любит. Люди боятся, как бы, оглянувшись, не провалиться в яму, - произнес прокурор.
- Поэтому, прежде чем оглянуться, следует остановиться. Нельзя оглядываться и бежать вперед одновременно! Тем более если впереди яма, колодец, пропасть... Понятно? - спросил подсудимый.
- Подсудимый Саларидзе! Вопросы здесь задаем мы! - напомнил председатель и сам же смутился.
- О да, извиняюсь! - спохватился Саларидзе.
- Продолжайте!