Жизнь моя никчемною стала.
Да, совсем никчемною стала, там, где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи...
Допев, Креслин умолкает и застывает, обхватив словно сведенными судорогой руками посеревший от жара камень и не замечая хода времени. Над головой начинают сгущаться тучи, хотя он не призывал ветра. Как не призывала и Мегера - ему известно, что теперь она знает все, что и он. Если не больше.
- Нет... Есть одно, чего я не знаю, - тихо произносит она, но Креслин не двигается.
Лишь через некоторое время он спрашивает, но не о сказанном ею только что, а о другом:
- Почему ты никогда не отвечала мне ударом на удар?
"...потому что... потому что ты меня любишь..."
Да, эта любовь безумна и невозможна, но он любит ее. Любит, хотя никогда не сможет прикоснуться к ней, не сможет удержать ее возле себя.
- Ты сможешь, мой суженый.
"...суженый..."
То, что Мегера сдвинулась с места, Креслин осознает, лишь когда она оказывается рядом с ним.
- Почему?
"...потому что ты любишь меня. И потому, что я никогда не могла бы полюбить никого другого..."
- Ты заслуживаешь не только быть любимой, но и любить самой, - эти слова даются юноше нелегко; он сознает, что, возможно, отталкивает ее, но считает себя обязанным быть с нею честным, чего бы это ни стоило. Особенно сейчас. Только сейчас он понял, что, думая, будто был честен с нею прежде, он заблуждался.
- Не отпускай меня. Пожалуйста...
"...всегда боролась с тобой... но ты уже знаешь... не отпускай..."
В горле его ком, а к глазам вновь подступают слезы.
- Ты не ошибаешься?
На сей раз молчит она, да и зачем слова, если она уже обхватила руками его шею и, всхлипывая, припала к его плечу.
"...любить так трудно..."
- Ты просто не отпускай меня... не отпускай...
"...не отпускай..."
- Никогда...
"...никогда..."
Волны с тихим шелестом набегают на берег и откатываются назад, а мужчина и женщина идут по песку в сторону далеких Башен Заката. Они молчат, окруженные черным свечением, видеть которое, кроме них самих, дано лишь немногим. Один-единственный солнечный луч падает на песок, но тут же исчезает, словно уступив им дорогу.
Западный небосклон затянут грозовыми тучами, отчего Башни Заката кажутся меньше.
Но они остаются на своих местах, а плотные штормовые облака образуют над ними некое подобие черной арки, по направлению к которой идут эти двое, душа в душе и рука в руке.
Часть третья
МАСТЕР ГАРМОНИИ
С
Креслин бредет вверх по песчаному склону, согнувшись под импровизированным коромыслом, уравновешенным с обоих концов двумя деревянными ведрами соленой воды. Солнце едва осветило Восточный Океан, но у регента это уже вторая ходка.
Опустив коромысло на черные каменные плиты, он сосредоточивается на одном из ведер. Вода бурлит, и на камнях рядом с ведром появляется кучка грязновато-белых крупинок. Повторив то же самое со вторым ведром, юноша выливает пресную воду в каменный резервуар и закрывает крышку.
- Креслин!.. Креслин!..
"...вот ведь идиот..."
Убрав коромысло и пустые ведра в нишу, служащую кладовкой, юноша направляется на террасу, где его встречает одетая в тонкую вылинявшую сорочку Мегера.
- Тебе не кажется, что это не больно-то эффективно?
- В каком смысле?
Креслин вытирает лоб. Над побуревшими холмами к западу от Черного Чертога в воздухе змеями изгибаются почти видимые черные волны жары.
- Неужто, кроме тебя, некому таскать воду?
- Привычка...
- Но никто, кроме тебя, не умеет опреснять воду.
- Почему? Ты это умеешь. Да и Лидия с Клеррисом - тоже.
- Замечательно! - в голосе Мегеры сквозит раздражение. - Но так или иначе это под силу лишь немногим. Неужели тебе непонятно, что грубую работу может выполнять кто угодно, ты же должен заниматься тем, с чем не справятся другие!
- Например, мудрым управлением?
- Хотя бы и так, суженый.
- Наверное, ты права, но, боюсь, в некоторых отношениях я не создан для власти. Мне трудно надзирать за тем, как работают другие. Трудно сидеть и наблюдать, как солнце иссушает землю. Трудно ждать, когда прибудут корабли...
- Я не о том говорила!..