Но что с него возьмешь, ведь он мужчина...
Распевая песню, менестрель, облаченный в обтягивающие желтовато-коричневые штаны и зеленую шелковую рубаху, пританцовывая, подходит к главному столу и, взмахнув веером, как клинком, раскрывает его.
...Но что с него возьмешь, ведь он мужчина!
Стражи хлопают в ладоши, и менестрель раскланивается, прежде чем отложить свой веер и взять гитару. Среди хлопков слышится одинокий свист. Певец садится на табурет, подкручивая колки, перебирает струны и наконец тихонько прокашливается.
...Летом, когда зеленеет листва и греет теплом заря,
Моя любовь уносит тебя за неведомые моря...
Хлопки следуют довольно жидкие, и менестрель криво улыбается, прежде чем перенастроить гитару и исполнить марш:
...На горной вершине свой светоч есть,
Там ярче солнца сияет честь...
Исполнив еще пару воинственных песен, он встает с табурета и кланяется, а когда хлопки - на сей раз дружные - стихают, роется в своем мешке и, достав немалый сверток, направляется к высокому столу и новому маршалу.
- Рада видеть тебя снова, Рокелль из Хидлена, - говорит Ллиз, вставая, чтобы приветствовать менестреля.
- Ты оказываешь мне честь, милостивая госпожа... - Рокелль все так же строен, и голос его звучит молодо, но каштановые волосы поредели, и на висках прибавилось седины. - Высокую честь, приглашая простого странствующего певца!
- Певцов и музыкантов у нас всегда ждет самый радушный прием, произносит Ллиз, делая шаг ему навстречу.
- Тогда позволь преподнести тебе на память небольшой подарок, продолжает менестрель лукаво-безразличным тоном, поднимая обеими руками сверток.
- А я нахожу его довольно большим, - Ллиз поднимает брови.
- Надеюсь, что ты найдешь его также и интересным.
С этими словами Рокелль кладет сверток на стол и снимает ткань.
Эмрис подается вперед. На столе стоит модель самого Западного Оплота: массивные стены выполнены в металле, в центральном внутреннем дворе установлена большая свеча.
- Если позволите... - менестрель зажигает от стоящей на столе лампы щепочку и подносит огонек к свече. Стены и башни начинают поблескивать, словно в лучах солнца, и даже кладка кажется рельефной, хотя подогнанные одна к другой плиты лишь изображены с помощью чеканки.
- Олово? - спрашивает Эмрис.
- Увы, капитан стражей, этого я сам не знаю. Думаю только, что внутри металла пустое пространство, может быть, заполненное гипсом. Будь замок цельнометаллическим, мне бы его не привезти, - Рокелль со смешком щелкает пальцем по модели и косится на ближний кувшин.
- О, прошу прощения! - восклицает Ллиз. - Ты порадовал нас не только пением, но еще и подарком, а мы, как последние невежи, заставляем тебя стоять на ногах и испытывать жажду. Прошу к столу.
По ее жесту прислуживающий юноша наполняет кубок и ставит его перед свободным стулом между капитаном стражей и наставницей бойцов.
- Еще раз благодарю за честь, - менестрель усаживается и поднимает кубок. - Пение сушит горло, даже если тебя ценят.
- Есть ли какие-нибудь новости? - спрашивает Ллиз, переводя задумчивый взгляд с собеседника на подарок и обратно.
- Новости есть всегда, милостивая госпожа. Не знаю только, с чего начать. Может быть, с Черных магов?
Внимание маршала отвлекает шипение: свеча во дворе миниатюрного замка ярко вспыхивает и гаснет.
- Говорят, будто охватившие Монтгрен пожары - дело рук Черных изменников, обосновавшихся на Отшельничьем. Не мне, конечно, судить, но... В Кифриене тоже гибнут сады. А еще говорят, дочь Вейндре присягнула на верность тирану.
- Об этом мы слышали.
Рокелль делает большой глоток и продолжает:
- Белые обещали Хидлену и Кифриену помощь.
- Интересно, чем все это обернется для нас? - бормочет Кринэллин, уставясь в свой кубок. Ллиз смотрит на менестреля, задумчиво сдвинув брови, а потом поджимает губы и разглаживает лоб с видимым намерением заговорить. Но не успевает.
Сноп пламени, подобно молнии, ударяет в стол, превратив его в груду обгоревших щепок и расшвыряв обугленные тела. Стражи за нижними столами валятся на пол. Не успевает утихнуть эхо, как новая вспышка озаряет пиршественный зал, обратив в костры сразу два стола старших стражей. Буквально на долю мгновения - перед тем как растаять - в раскаленном воздухе обрисовывается фигура в капюшоне.
Лишь одна женщина, страж с русыми волосами, успевает заметить, откуда исходит пламя, и увидеть эту фигуру. Движение ее опережает мысль: клинок летит в неведомого врага.
Пламя, на сей раз не такое сильное, вспыхивает там, где стояла фигура в капюшоне. Над головой трещит подожженная крыша, занялись уже две потолочные балки. Откуда-то доносится яростный лязг металла.
Страж с русыми волосами извлекает клинок из тела поверженного недруга.
- Будь ты проклят!
Над Черной Башней, подавая сигнал тревоги, ревет рог. Русоволосая собирает уцелевших стражей, а целительница склоняется над четырьмя лежащими на помосте обугленными телами, и лицо ее бледнеет.
CXXII
- А что, совсем даже неплохо, - заявляет Креслин, с хрустом разжевав последние несколько кусочков зеленого корешка.
- Особенно если у тебя железные зубы и ты способен мочалить ими дерево или разгрызать раковины, - ворчит в ответ Мегера.
- Надо доесть, милостивая госпожа, - настаивает, выглянув из кухни, Алдония. - От этих кореньев кожа делается мягкой и чистой.
- Я их уже столько сгрызла, что на всю оставшуюся жизнь хватит.
- Но ведь они вкусные, - замечает Креслин.
- Перестаньте! Вы, оба! Все равно не уломаете. Сколько ни старайтесь, ничего это не изменит.
- Ничего?
- Подождем, милостивый господин, пока она не окажется на сносях. Посмотрим, что тогда запоет.
- Прекратите сейчас же! - фыркает Мегера. - И знайте: я отказываюсь от снеди, разжевать которую не легче, чем деревяшку, тем паче что на вкус она не лучше пресловутого колдовского варева.
- Как скажешь... - начинает Креслин, но тут в его голове грохочет беззвучный гром и перед глазами вспыхивает белое пламя. Содрогнувшись, юноша обеими руками хватается за столешницу. Взор его устремлен в никуда.