Два высоких окна в задней стене и масляная лампа, висящая неподалеку от первого стойла, дают не так уж много света. Однако Креслин замечает, что помещение чисто выметено, да и отсутствие дурных запахов указывает на образцовый порядок в помещении. Шумный, крикливый и нескладный с виду Деррилд становится весьма серьезным и аккуратным, едва доходит до дела.
Креслину приходит на ум что, может быть, именно по этой причине ему удалось перевалить через горы Кандара без особых затруднений.
- Пошли!
Спешившись, Креслин заводит вороного мерина в третье стойло - оно кажется ему подходящим, - расстегивает подпруги, снимает и вешает седло, вытряхивает и складывает попону.
Вороной всхрапывает.
- Знаю, знаю... Дорога была долгая, ты устал. Но ничего, теперь отдохнешь.
- Зато тебе отдыхать рано, - замечает Хайлин.
- Знаю. Мы ведь должны развьючить мулов, верно?
- То-то и оно.
Поснимать с животных вьюки - дело недолгое, но потом приходится еще и таскать товары вверх по лестнице да раскладывать по ларям.
- Не туда! - распоряжается торговец. - Пурпурную глазурь неси в ту кладовку, следующую. А упаковки церапового масла носите по одной: разобьете, так хоть не две сразу. Масло складываем на втором этаже, пятая дверь от лестницы, что помечена зеленым листом.
- Там на двери надпись "церан"? - уточняет Креслин.
- Ну! - удивляется купец. - А ты откуда знаешь?
- Я умею читать, - отвечает бывший консорт. - Откуда же еще?
- Хм... надо же! Ты вроде не говорил...
- Так ты и не спрашивал.
С этого момента разгрузка идет живее: Деррилд вручает Креслину тюки, имеющие бирки с надписями, и юноша разносит их по соответствующим клетям, стараясь при этом не оступиться: он подозревает, что надписями снабжены упаковки самых дорогих товаров. Или бьющихся. Или, чего доброго, и дорогих и бьющихся.
Когда он затаскивает наверх последний кувшин с чем-то, называющемся, судя по бирке, "портент", по лбу его струится пот.
- Эй! - окликает Хайлин. - Ты заканчиваешь?
- Можно сказать, уже закончил.
Когда юноша спускается на первый этаж по деревянной лестнице без перил, Деррилд, стоящий у двери, ведущей в жилые помещения, жестом подзывает к себе обоих наемников:
- Вам причитается обед и постель, а поутру еще и завтрак. И расчет - с этим уладим после обеда.
- Как насчет лошади? - интересуется Креслин.
- Ну, малый! - с деланным изумлением восклицает купец. - Хоть ты и ловок махать клинком, но лошадь стоит подороже тебя.
Он отворачивается к Хайлину.
- Возможно, твоя лошадь стоит дороже меня, - спокойно говорит Креслин. - Но этот вороной всяко дороже твоего мышастого заморыша.
Деррилд кривится, но лицо его тут же разглаживается:
- Да, тут ты прав. Он дороже на пару серебряников, и один, так и быть, я тебе выплачу.
Теперь кривится Креслин.
- Ладно, ладно, - машет рукой купец, - так и быть, два серебряника. Больше дать не могу: больше четырех я не получу ни у одного барышника.
Чувствуя, что торговец трусит и говорит то, что считает правдой, Креслин кивает. Договорились. Два серебряника. Деррилд испускает тяжелый вздох,
- Вот и договорились. Ты, наверное, хочешь помыться. Хайлин покажет, где. А когда закончишь, обед будет на столе.
Он поворачивается с очередным тяжким вздохом.
- Хорошо, - фыркает наемник.
Креслин задумчиво скребет потную щетину на подбородке, удивляясь тому, что Деррилд, бывавший во всяких переделках торгаш, - и вдруг так струхнул. А насчет помыться - это да. И помыться, и побриться ему очень даже не помешает.
- А могу я где-нибудь выстирать свою одежонку? Не кожи, ясное дело, а все остальное?
- Поскольку прачечная в этом доме там же, где мы с тобой будем мыться, возражать, полагаю, никто не станет, - отвечает Хайлин, подхватывая свою торбу.
Креслин следует за ним. Охранников уже ждут две наполненные теплой водой ванны. Побрившись и помывшись, Креслин, в отличие от Хайлина, переодевается в чистое и начищает до блеска сапоги.
- Ты такой лоск наводишь, словно заявился в замок, - усмехается Хайлин.
- По сравнению с некоторыми местами, где мне довелось побывать, это и есть замок, - отшучивается Креслин, следуя за Хайлином в столовую.
Она выглядит внушительно: за полированным и лишь слегка потертым столом из красного дуба длиной в восемь локтей могут рассесться девять человек, причем не на лавках или табуретах, а на самых настоящих креслах, со спинками и подлокотниками.
Деррилд, успевший постричь бороду и переодеться (теперь на нем линялая, но удобная красная туника и такие же штаны), представляет своих домочадцев:
- Моя жена Карла, мой сын Валтар, сноха Виердра, внук Виллум и мои дочурки, Дерла и Лоркас.
Креслин приветствует общим поклоном всех и отдельным - хозяйку дома:
- Благодарю за честь и гостеприимство, почтеннейшая.
Белокурая Лоркас склоняется к сестре и шепчет ей на ухо что-то, чего Креслину расслышать не удается.
- Прошу за стол, - басит Деррилд. - Креслин, Хайлин, садитесь между Карлой и Лоркас.
Будучи наслышан о чудных обычаях востока, где мужчины ухаживают за женщинами, Креслин отодвигает кресло для Лоркас и усаживает ее, полагая, что купец окажет такое же внимание своей супруге.
- Ха, Деррилд, приятно видеть, что кое-где в мире еще сохранилось рыцарство.