— Должно быть, я проиграл. Ввязался в спор, не рассчитав своих сил.
Асия протянула ему гармонь:
— Начинайте, бабай!
— Э, доченька, на таких гармошках я не умею, мне чтоб была с острыми клавишами… — Он ловко прижал подбородком один конец пилы, как скрипку, и, быстро действуя пальцами обеих рук, как-то по-особенному начал колыхать гибкое и упругое стальное полотнище. Произошло чудо — обыкновенная пила запела на разные голоса. Мальчишки даже разинули рот. Асия и та удивленно смотрела во все глаза на бабая.
Игра игрой, а дело делом. Острой, умело разведенной пилой Асия и Аглетдин принялись резать плашки на ровные поленья. Мальчишки кололи кругляши и складывали в поленницу.
С устатку хорошо пообедали. Как раз вернулась Гульшагида с работы. Бабай не переставал хвалить свою напарницу:
— Девушка на все руки мастерица!
Улучив минуту, Асия влетела в комнату Гульшагиды.
— Вы получили мое письмо, Гульшагида-апа? спросила девушка. — Я посылала с турбазы.
— Да, получила. Очень рада за тебя, Асия.
— Знаете, от Ильдара сегодня пришло еще одно письмо. Очень хорошее, очень!.. И потом — мне пишет этот… — девушка замялась, — ну, Салах Саматов… Не хотите почитать?
Гульшагида прямо и строго посмотрела в глаза девушки.
— Не только читать, но и в руки не возьму грязную бумажку. И тебе не советую встречаться с этим проходимцем!
В дверь постучала Хатира и сказала, что спрашивают Гульшагиду. Асия мгновенно выскочила из комнаты. «Кто может спрашивать меня? — терялась в догадках Гульшагида. —
Уж не Янгура ли? Неужели и здесь он будет докучать мне?..»
Но в дверях показался незнакомый ей молодой человек — коренастый, плечистый, в нарядном пальто с шалевым воротником. Гость держит в руках шапку, волосы густые, непокорные.
— Извините за беспокойство — произнес он, поклонившись. — Меня зовут Юматша Ахметшин. Доктор — хирург Ахметшин. Здравствуйте!
По рассказам Фатихаттай, Гульшагида знала, что у Мансура завелся близкий друг и коллега по имени Юматша. В душе шевельнулось беспокойство: уж не случилось ли что с Мансуром?
— Если разрешите, Гульшагида-ханум, мне нужно поговорить с вами.
— Пожалуйста, раздевайтесь.
Юматша подсел к столу. Он довольно свободно и непринужденно начал отнюдь не простой разговор.
— Должен предупредить — меня никто не уполномочивал приходить к вам. Поэтому вы имеете право считать меня самозванцем. Но я рассчитываю на ваше доверие, потому что, клянусь, далек от какой-либо корысти.
Теперь Гульшагида насторожилась. Не переходит ли непринужденность молодого человека в излишнюю смелость?
— Нет, нет не беспокойтесь, я не позволю ничего лишнего! — уверял он, словно угадав ее мысли. — Меня привела сюда исключительно забота о моем друге…
— Он болен? — спросила Гульшагида, стараясь не выдать своей тревоги.
— И да и нет. Скорее — да. Но — не нуждается в больнице.
И Юматша повел рассказ о Мансуре. Нового в этом рассказе было не так уж много. Правда, Гульшагиду поразили сила и острота душевных переживаний Мансура, побудивших его сделать предложение Диляфруз. А их разговор на берегу озера Кабан, в особенности мужественный ответ Диляфруз прямо-таки потрясли ее.
— Вы понимаете теперь, что душевное состояние моего друга нельзя назвать хорошим, — сдержанно закончил гость.
— От кого вы так подробно узнали об этом разговоре? — спросила она после молчания. — Диляфруз рассказала вам обо всем или сам Мансур?
— Это, пожалуй, не имеет значения, — уклонился от ответа Юматша.
— Что ж в данном случае требуется от меня? — продолжала спрашивать Гульшагида, чувствуя себя неловко перед незнакомым ей человеком, пусть он даже полон самых лучших намерений.
— На этот вопрос я тем более не могу дать ответа. Я с самого начала предупредил — у меня нет никаких полномочий. Моя задача — искреннее желание рассказать вам правду. Как и куда прикладывать мемфисский камень [21] — это уже исключительно дело ваших ума и сердца. Моя же скромная миссия кончается. Разрешите попрощаться.
— Странным послом вы оказались, — сказала Гульшагида, провожая этого загадочного человека.
— Вы снова допускаете ошибку! — настойчиво повторил Юматша. — Меня никто не посылал. Я пришел по собственному желанию, точнее — совесть и тревога за друга заставили меня прийти.
В воскресенье около двенадцати дня к Тагировым явился все тот же Юматша.
— Я к Мансуру, — сказал он Фатихаттай, открывшей ему дверь.
Юматша настроен сегодня благодушно. Пухлые губы у него сами складываются в улыбку, в глазах задорные искорки. Он в обычном своем светло-синем полупальто с шалевым воротником, на голове пыжиковая шапка, на ногах ботинки с «молниями».
— Ты, модник, уж не на свадьбу ли собрался? — насмешливо спросила Фатихаттай. — А кто жених? Уж не сам ли надумал обзавестись семьей?
— Мед тебе в уста, Фатихаттай. Пусть ангелы скажут «аминь» в заключение твоих слов. А кто женится — мне еще и самому не ясно… — Он кивнул на дверь в комнату Мансура: — Дома?
— Где ему еще быть? — ответила Фатихаттай, не скрывая своего недовольства, что Мансур сидит, как барсук в норе. — Совсем закиснет. Хоть бы ты вытащил его на свет божий.
— Попробую, Фатихаттай.
— Тогда раздевайся… Посмотреть на нашего Мансура со стороны — так вроде бы молодец молодцом. Ступит— медь расплющит, топнет — из железа искры посыплются… А вот — сидит дома, словно хворый. Нехорошо! Молодость не приходит дважды.
Юматша разделся, долго расчесывал перед зеркалом свои непокорные черные волосы.
— Золотые слова говоришь, Фатихаттай! Если бы у меня была такая советчица, я считал бы себя самым богатым человеком в мире.
— Ладно уж, не прибедняйся. Шагай смелее. нечего стесняться. Если уж пришел говорить с Мансуром, так скажи ему напрямик. Пусть вспомнит о молодости, которая дважды не дается.
Но Юматша все еще не отходил от зеркала.
— Вот купил новую рубашку, Фатихаттай, да, кажется, неудачно. Воротник жмет. Что, если такая неудачная жена попадется, а?
— Если долго будешь выбирать, обязательно такая попадется. А рубашку, модник, коль хочешь знать, всегда покупай на один номер больше. После стирки она сядет и будет впору.
— Спасибо за совет, тетушка!