— У меня есть квота. Господин Шварц попросил меня. Мы некогда были боевыми товарищами, а кроме того, я считаю, что его стоит выслушать. Господин Векшё, как я понимаю, выступает в качестве наглядного пособия. Все дальнейшие вопросы прошу к докладчику. У нас не так много времени.
— Это не пособие, — четко и размеренно говорит Шварц. — Это истец, интересы которого я представляю.
Ох, ну и лицо у да Монтефельтро…
— Я убил его совершенно легально, поскольку он внесен в список лиц вне закона на территории Юкатан. Гонорар переведите, пожалуйста, в фонд помощи детям Юкатана.
Ни слова лишнего, думает Кейс. Все просчитано и взвешено. Продумано. Он работает. Не текстом, не жестом. Всем вместе. Скрытыми смыслами, которые потом будешь открывать годами. Волшебник. Волхв. Педагог, предок Коменский его побери.
Совершенно легальную голову человека приволокли им в Зал Совета.
— Но это не причина. Причина в том, что в эти списки его внесли по праву. К тому моменту, когда я выстрелил, единственной реальностью для Карла Векшё были его желания. Он изначально нуждался в лечении, но за черту его вытолкнули мы. И вы. Мы, когда взяли его учиться именно потому, что его ущербность делала его управляемым. Вы, когда ставили нам задачи. Когда создавали службу безопасности под две главных цели: быть безопасной для вас и оправдывать свое существование.
Кейс физически ощущает, как ее протест на «это виноваты вы» перехлестывает барьер и погребает под собой любую критичную реакцию на последнюю фразу. Голова, кажется, кивает сама по себе. У Максима на лице написано «а я вам о чем всегда говорил?». Только Сфорца уставился расширенными глазами, почти черными, неподвижен.
Он, кажется, совершенно невнушаем. Начисто.
Но ведь они и вправду… виноваты? И создавалось учебное заведение именно с такой интенцией?..
Собственную голову хочется снять, промыть, залить в пластик, сделать непроницаемой для внешних воздействий.
Шварцефобия, шварцемания, идиосинкразия и толерантность к шварцам. Шварцелгия.
— Если кто-то сейчас ищет мое имя в справочной базе — не трудитесь. Я именно тот Вальтер Шварц, ныне полковник в отставке. Куба, Гавана, бункер, да.
Черта с два это пауза для усвоения материала.
— Вы все знаете, учили или помните, как кубинское государство принялось пожирать само себя. Подозрения сбываются и подтверждают подозрения. Подозрения материализуются. Мнимые заговоры воплощаются. Ложные опасения реализуются. Люди, которые знают, что их убьют так или иначе, делают выбор в пользу смерти с оружием в руках. Люди, которые боятся, что их убьют так или иначе, бросают других в топку, чтобы отгородиться от нее ненадолго. Мы рухнули в это кровавое болото и мгновенно сделались его частью. Потому что сами были такими же. Да, нам труднее дается убийство. Наша культура больше тяготеет к компромиссу. Мы выше ценим собственные жизнь и удобство. Но и все. В остальном — ложь, страх, подозрения, ложь, чтобы усыпить подозрения, заговоры обреченных — и тех, кто не пожелал делаться обреченными. Мы пришлись там как родные. И знаете, что Совет пожелал поменять после этого фиаско? Личный состав. Отныне военный и оперативный аппарат должен был стать послушным, мотивированным — и нечестолюбивым. Возможность лгать, интриговать, предавать и бояться сделалась привилегией высших чинов и народных избранников. Вашей.
Вот теперь пауза на усвоение. И на дыхание. Аудитория пытается вдохнуть. Далеко не все улавливают контекст, но есть обвинения сродни пощечине — не хочешь, а почувствуешь.
Почему я его так боюсь, спрашивает себя Кейс, чем этот ржавый раптор может угрожать мне и моему дому?
— Если кто-то не вполне понимает, как от увлекательной темы Террановы мы перешли к проблемам структур безопасности, то я напомню, — улыбается Шварц. — Заседание изначально было посвящено обвинениям Деметрио Лима в адрес Совета. Госпожа председатель Фрезингер совершенно правильно построила линию защиты. У господина Лима негативный опыт. Как у большинства из нас. Откуда он взялся, я объяснил. И если вы спросите меня, как госпожа председатель Фрезингер, что изменилось, я вам отвечу — ничего. Активное безумие всего лишь переехало на этаж выше. А внизу, уже нашими стараниями, расцвело пассивное. Но доверять этой системе не смог бы даже Господь, доверивший в свое время денежный ящик Иуде. И вот сейчас вы смотрите на меня и думаете — чьи интересы я преследую. На чью мельницу лью воду. В худшем случае — кто дергает меня за ниточки, манипулирует мной. Потому что это единственный способ взаимодействия, который вы знаете.
Еще пауза. Контейнер с «истцом» перемещается за трибуну. За эти мгновения Кейс думая-как-функционер строит версию: конечно, это все штучки Сфорца. Вот, он даже Карла не элиминировал сам вопреки традиции. А кто выпустил Шварца на трибуну? Да Монтефельтро. И так далее. Значит, или они — или мистер Грин. Хотя зачем же «или». И все это для захвата Террановы. Козни иезуитов. Прекрасная версия. Системный бред. Бред системы.
Антонио-младшего научили вовремя останавливаться… интересно, а у Шварца получится научить Совет? Хотя бы той же ценой?
— Допустим, — Шварц смотрит в зал со всей благосклонностью зимнего вечера где-нибудь в Гренландии, — ваши приглашенные специалисты приведут вам форму правления в соответствие с общественными отношениями. Допустим, люди, отвечающие за образование в области безопасности, возьмут себя в руки, обопрутся на тех, кто того стоит, найдут специалистов вовне… и года через три-четыре к вам начнут поступать молодые люди со всеми достоинствами кое-кого из присутствующих, но без столь ярко выраженных недостатков. Скажите, что вы сделаете с ними? Куда вы их поставите? Какую работу дадите? И как долго вы сможете их терпеть?
Аудитория осыпается как пересохший песочный замок. Ловит себя на различных вариациях мысли «яйца курицу не учат» — и проваливается. Так и задумано. Присутствующие с яркими недостатками ревниво хмыкают, совершенно беззвучно. Сфорца впервые за все время слегка улыбается. Да, континент всосет и попросит еще. Детки де Сандовала еще учебу не закончили, и мало их.
Какая жуткая вещь случилась, следом думает Кейс. Каста жертв и каста жрецов. Алтарь великой цели. Чтобы солнце не рухнуло с орбиты, его нужно кормить. Salus populi suprema lex — каннибализм — поражение нервной системы.
— А сейчас вы начнете придумывать, какую выгоду кто извлечет из моих слов, не так ли? И придумаете. И, может быть, не ошибетесь. И очень может быть, что до тех проблем, о которых говорю я, дело просто не дойдет, потому что вы начнете конфликт раньше. Из страха друг перед другом. Вот потому я ограничиваюсь предъявлением иска от имени Карла Векшё. Мальчика, которого пришлось пристрелить, потому что он присвоил себе права на предательство и солипсизм, а они ему не по чину. — Шварц поворачивает голову, — К сожалению, господин Грин или как вас там, вы глубоко неправы. Нам нужно менять не форму правления. Нам нужно менять образ мысли.
Тишина.
— На какой? — спрашивает Фрезингер после долгой паузы.
— На прозрачность коммуникаций, презумпцию добросовестности и отсутствия манипуляций. Как? Не спрашивайте меня, я не хочу бросать дрова в топку чьей-то конспирологии.
— Тогда проясните, пожалуйста, следующее. После вас заявлено выступление доктора Камински с концепцией образования в сфере безопасности. Это совпадение?
Шварц коротко, отрывисто смеется.
— Вы быстро учитесь! Чистое совпадение. С удовольствием послушаю доктора Камински.
Кейс встает, и спускается вниз, зная, что Шварц на самом деле не закончил. Черта лысого, он только начал свою педагогическую мистерию!..
Но нужно идти: ей смотрят вслед.
— Позвольте представиться, — говорит Камински, — мировое зло, женская ипостась. Доктор права, доктор психологии Кейс Камински. Полный список регалий найдите сами, в базе данных все есть, рубрикатор «Сфорца C.B.» — члены делегации. Происходящим вы обязаны мне, поскольку я захотела реформу в университете в качестве свадебного подарка. Как всякое мировое зло, я сентиментальна и питаю привязанность к этому месту. У меня там любимый дедушка преподавал, понимаете ли. И вообще все это касается лично меня.
Деметрио смеется в ладонь, делая вид, что кашляет. Не ржать невозможно. Камински — настоящее чудо. Даже после Шварца она выглядит… как хорошее, доброе шило в заднице. И несмотря на то, что эту задницу только что усадили на горячий противень, наличие Камински в зале ощущается.
— Сейчас вы будете нас бить за сообразительность и оперативность. И почему я не удивлена? Меня в школе за это били… пытались, — усмехается она. — С момента звонка покойного Морана мы успели подумать, что могли бы сделать полезного — и составили заявленную концепцию образования. Я составила, лично. Ну я же не думала, что это никому не интересно, кроме господина Шварца? Видеть решительно во всем коварную интригу — дело увлекательное, но уж позвольте вас ненадолго отвлечь. Для начала я хотела бы поблагодарить господина декана — вы что, думаете, вашу отставку приняли? — Шварца за ясное изложение преамбулы.
Джастина делает вид, что чихает. Морщится, быстро щиплет себя за кончик носа. Хороший способ, надо запомнить. Невозможно же просто слушать. Не получается. Шварца не разглядишь, слишком сильно изворачиваться надо, а хотелось бы на него сейчас взглянуть.
Камински чего-то боится, до смерти и хуже смерти. У нее просто та же реакция, что у некоторых наших. Когда под огнем встают и идут навстречу, и еще рожи строят и приговаривают — «Эй, мазила, я здесь!». И тогда начинает бояться враг; Деметрио на его месте боялся бы — но он на своем и совершенно счастлив. Наконец-то есть чем дышать. Окружающий мир перестал быть разреженным как горный воздух.
— Господа, позвольте вас торжественно поздравить. Вы ждете от системы образования пяти невозможных вещей до завтрака, после завтрака и вместо завтрака. Вы хотите, чтобы вам сделали компетентных и тактически независимых специалистов в довольно жестоком деле. При этом, вы хотите иметь возможность контролировать их полностью. Вы их боитесь. И самой профессии, и людей, которые в ней преуспевают. Но компетентного и тактически независимого специалиста-безопасника трудно контролировать извне. А полностью — невозможно. А полагаться на них — невыносимо. Значит, контролировать нужно изнутри. В прежние времена к этим задачам порой подходили более здраво. Выводили бульдогов. Приручали гепардов. Но вы пошли другим путем. Решили вырастить себе… «сиротское войско». Одновременно, как водится, дав «сироткам» понять, что само их существование зависит от степени их нужности.
Даже не всегда так, думает Деметрио. Он не любил говорить о себе, но любил слушать о других, и вчера услышал довольно много. Пока они искали информацию, пока потрошили архивы биллинговой системы, выясняя, кто получил гонорар за авторство идеи. Об университете, о населяющих его людях, о работе в Совете. О любимом начальстве — тут ревновать впору.
Он улыбнулся внутри, под кожей, как привык для себя, а не для дела. Смеяться вслух он еще мог, улыбаться — почти никогда. Вспомнил все, что потом — и улыбнулся.
Джастина слушает, прищурившись. С утра треснула газетой по лбу, прошипела «Медиаманьяк!». Есть немного, хотя на такой эффект он не рассчитывал.
Не только от нужности, а от искренней услужливости. От восторженного… раболепия. Редкое слово вспоминалось с трудом, а вот его содержание — сразу. Неприятная штука.
— Но жить так не может никто. Вы все знаете, что такое синдром заложника. Так вот. Вы плодите его у ваших специалистов по безопасности. По отношению к себе. — Камински выплевывает последние слова как порцию яда, которая должна пролететь пятьдесят шагов и попасть жертве точно в глаза. — Как вы понимаете, такую ситуацию нельзя назвать… безопасной. По существу, это антоним.
Деметрио слушал внимательно: это касалось его лично… дважды. Не считая политических дел. Очень вовремя. Пусть ультиматум Винланда и кое-какие высказанные вслух фантазии хорошенько улягутся в головах, а там поглядим. Но это заголовок. Слоган. Девиз. Идеальный.
Слова «это касается лично меня» он повторил так же беззвучно, но с удовольствием. Касается. Теплыми ласковыми лапками. Царапается…
Мысленно попросил оратора перейти к способам исправления ситуации. Она словно услышала, и — что-то крупное на горе померло, — послушалась.
— Что делать с нынешним составом, я вам не скажу — этим занимается инспекция. Я даже не буду говорить сейчас, что нужно сделать с конкретными методиками, кафедрами, факультетами. Я говорю о концепции — и здесь мы упираемся в то, что обрисовал господин Шварц. Что вы будете делать с новым персоналом? — Чем меньше Камински валяет дурака, тем строже говорит. — Как разговаривать? Как поощрять? Как вы будете им, приученным к прямоте и честности во всем, кроме работы с противником, приказывать? Сколько эвфемизмов понадобится записать в словарь? И как скоро придется в очередной раз пожинать плоды?
Доктор смотрит в зал, точно как дантист при виде руин во рту какого-нибудь шахтера. Тут постарались нищета, невежество, свинец, война, еще война и сам шахтер, убежденный, что зубы чистить — это для неженок. А дантисту теперь…
— Но можно не отвечать на эти вопросы. Можно задать себе другой и искать ответ уже на него. А вопрос этот прост и делится на три части: для чего нам сейчас нужны службы безопасности? Какие задачи они решают? Какую проблему обслуживает нынешняя гонка вооружений в этой области?