Она была в полном изнеможении. Она не могла понять, как вообще может двигаться Бинабик, с его короткими ногами. Она была уверена, что они уже больше часа взбираются по этой лестнице. Откуда здесь столько ступеней? Уж конечно, за это время они бы добрались до Хейхолта, если бы начали с центра земли.
Задыхаясь, она остановилась, чтобы вытереть пот со лба и оглянуться. Кадрах был на два пролета ниже, едва видимый при свете факелов. Монах не сдавался; Мириамели пришлось отдать ему должное.
— Бинабик, подожди! — позвала она. — Если я… поднимусь еще на одну ступеньку… у меня ноги отвалятся.
Тролль остановился, потом повернулся и спустился вниз. Он передал ей свой бурдюк. Пока она пила, он сказал:
— Мы почти произвели дохождение до замка. Я ощущаю перемену воздуха.
Мириамель плюхнулась на широкую гладкую ступеньку, положив свой лук и сумку, которые она уже много раз за прошедший час порывалась выкинуть.
— Какой воздух? У меня ничего не было в легких не помню с какого времени.
Бинабик заботливо посмотрел на нее:
— Мы, кануки, научаемся лазанию по горам до разговаривания. Вы лезли с очень большой настойчивостью и не отставали. Это очень хорошо.
У Мириамели не было сил отвечать. Через некоторое время Кадрах вскарабкался к ним и прислонился к стене. Потом он соскользнул на ступеньку на расстоянии вытянутой руки от нее. Лицо его было покрыто потом, глаза смотрели в никуда. Принцесса наблюдала, как он пытается отдышаться, потом подала ему бурдюк с водой. Он взял его, не поднимая глаз.
— Оба вы имеете должность отдохновения, — сказал Бинабик. — Потом мы будем иметь время для последнего влезания. Мы в очень большой близости.
— Близости к чему? — Мириамель взяла бурдюк из безвольной руки Кадраха, отпила еще немного и передала его назад троллю. — Бинабик, я пыталась собраться с духом, чтобы спросить тебя: что происходит? Что-то сказали дворры, о чем-то ты подумал… — Она смотрела на него в упор, как будто понимала, что он был бы не прочь отвести взгляд. — В чем дело?
Тролль промолчал, склонив голову набок, словно прислушиваясь. Но на лестнице не было никаких звуков, кроме их хриплого дыхания. Тролль сел около принцессы.
— Это действительно нечто говоренное дворрами, хотя в одиночестве оно не могло бы понуждать мои мысли так попрыгивать. — Бинабик смотрел на собственные сапоги. — Я имею также некоторое количество других мыслей, уже очень давно. Фальшивый посланник, про которого снилось Саймону.
— В доме Джулой, — прошептала Мириамель, вспоминая.
— Этот раз не единственный. Послание, которое мы получали в Белой пустыне с воробьем, который, как я предполагаю, прилетал от Динивана из Наббана, поскольку Изгримнур очень позже тоже слышал от Динивана подобное говорение, содержало аналогичное предупреждение против фальшивых посланников.
Мириамель почувствовала боль при воспоминании о Диниване. Он был таким добрым, таким умным — и все-таки был сломан, как лучина, в жестоких руках Прейратса. Рассказ Изгримнура об ужасах, которые тот видел в Санкеллане Эйдонитисе, до сих пор не оставлял ее ночные кошмары. Внезапная мысль пришла ей в голову: она дралась с Кадрахом, когда он хотел увезти ее из Санкеллана, сопротивлялась и называла его лжецом, так что он был вынужден ударить ее и в бессознательном состоянии унести, но фактически он сказал ей правду. Почему он просто не убежал и не спас себя, предоставив ее себе самой?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него. Монах все еще не отдышался. Он лежал, свернувшись, у стены, лицо его было восковым.
— С тех пор я имел очень глубокие размышления о предположительной природе такого посланника, — продолжал Бинабик. — Множество посланников мы видели, которые навещали Джошуа, а также Саймона и Динивана — двоих, которые получали таковое предостережение, — и какой из них подразумевался?
— И теперь ты знаешь?
Бинабик начал отвечать, потом вздохнул:
— Прошу соизволения говаривать мои мысли. Может быть, вы будете находить какой-то изъян — и вы тоже, Кадрах. Я очень надеюсь, что не имею справедливость. — Он сплел пальцы маленьких рук и нахмурился. — Дворры говаривают, что Великие Мечи все имели выковывание при помощи Слов Творения — слов, которые, как говаривают дворры, устраняют законы мира.
— Я не поняла.
— Предприму попытку для объяснения, — несчастным голосом сказал Бинабик. — Но мы имеем очень малое время для разговаривания.
— Когда я отдышусь, ты сможешь говорить, пока мы полезем дальше.
— Тогда имейте мое объяснение законам мира. Один — это то, что все вещи хотят упадать вниз, — Он положил затычку на мех с водой и уронил ее, иллюстрируя этот пункт. — Если имеется необходимость другого падания, чтобы заставлять это упадать вверх, а это тоже может так бывать, — то для этого надо употреблять Искусство. Делать что-то, которое идет против правил мира.
Мириамель кивнула. У нее за спиной Кадрах поднял голову, как бы прислушиваясь, но взгляд его все еще был устремлен на противоположную стену.
— Но если какое-то правило имеет должность быть нарушенным очень долгое время, тогда Искусство должно иметь очень великое усилие. С аналогичностью поднимание тяжелой вещи и быстрое бросание очень легче, чем поддержка вышеупомянутой вещи в воздухе очень многие часы. Для таковой работы дворры и другие, которые имели знание Искусства, пользовались…
— ..Словами Творения, — закончила за него Мириамель, — и они использовали их, выковывая Великие Мечи.
Бинабик наклонил голову:
— Они проделывали это потому, что все Великие Мечи выковывались из вещей, каковые не имели должности находиться в Светлом Арде. Они оказывали сопротивление Искусству, которое обычно призывали для произведения волшебного оружия. Это требовало преодоления, и не на очень короткое мгновение. Навечно. На таковое время сопротивление имело должность быть подавленным, так что возникла необходимость к применению очень самых могущественных Слов Творения. — Теперь он говорил медленно. — Итак, я предполагаю, что эти клинки имеют большую похожесть на рычаг одной такой очень огромной катапульты, которыми вы побиваете ваши города, — маленькое прикосновение к таковому рычагу побуждает очень тяжелых камней летать, как крошечных, крошечных птичек. Таковая великая сила сидит в каждом из этих мечей. Кто же имеет знание, что будет делать сила всех троих, если они будут собираться вместе?
— Но это же хорошо, — смущенно сказала Мириамель. — Разве не это нам нужно — сила, которая могла бы противостоять Королю Бурь? — Принцесса посмотрела на скорбное лицо Бинабика. Сердце ее упало. — Есть какая-то причина, по которой мы не можем использовать эту силу?
Кадрах зашевелился у стены и наконец посмотрел на тролля. Искорка интереса появилась в его глазах.
— Но кто будет использовать ее? — спросил монах. — Вот в чем вопрос, не так ли?
Бинабик грустно кивнул:
— Это в действительности то, перед чем я питаю страх. — Он повернулся к принцессе: — Мириамель, почему Торн будут приносить сюда? Почему Джошуа и остальные проводят разыскания Сверкающего Гвоздя?
— Чтобы использовать против Короля Бурь, — ответила Мириамель. Она до сих пор не могла понять, к чему ведет тролль, но Кадрах, очевидно, уже догадался. Мрачная улыбка искривила губы монаха. Он как бы восхищался кем-то против собственной воли, и Мириамель подумала, к кому же относится это восхищение.
— Но почему? — спросил тролль. — Что говаривало нам использовать эти мечи против врага? Это спрашивание не для издевательства над вами, Мириамель.
Я сам питал большое беспокойство об этом, и теперь моя голова как будто наполнена очень острыми камнями.
— Потому что… — Несколько мгновений она не могла вспомнить. — Из-за стихов. Стихов, которые рассказывали, как можно прогнать Короля Бурь.
Мороз скует колокола, — речитативом проговорил Бинабик. Голос его странно звенел в высоком лестничном пролете. Лицо исказилось, как от боли. -
И встанут тени на пути. В колодце — черная вода, И груз нет сил уже нести, — Пусть Три Меча придут сюда.
Страшилы-гюны вдруг сползут С самих заоблачных высот, Буккены выйдут из земли, И в мирный сон кошмар вползет, — Пусть Три Меча тогда придут.
Чтоб Время обратить назад, Чтоб снова повернуть Судьбу, Чтоб Рано против Поздно встав, Решили древнюю борьбу, — Пусть Три Меча придут, восстав…
— Я уже сто раз это слышала, — рявкнула Мириамель. Злость только слегка прикрывала страх, который она испытывала при виде странного выражения лица маленького человека. — О чем ты говоришь?
Бинабик поднял руки:
— Слушайте, слушайте, что здесь говаривают, Мириамель. Все из первой части имеет справедливость — буккены, попы, колокола в Наббане, — только в окончании они говаривают о Повороте Судьбы и о Ранних, которые сражаются с Поздними.
— Ну?
— И что тогда нам говаривают тут? — прошептал Бинабик.
Она была так потрясена возбуждением тролля, что ей потребовалось несколько мгновений, прежде чем смысл его слов дошел до нее.
— Ты хочешь сказать…
— Что это с очень большой легкостью может означивать, что клинки являются помогательной вещью для самого Короля Бурь! Потому что во взаимных отношениях с Королем Бурь смертные являются Поздними, а он Ранним! Кто поворачивает Судьбу? И чья это судьба? — Бинабик говорил с такой страстью, точно эти слова долго бурлили у него в горле и наконец, словно со струей пара, вырвались наружу. — Почему мы решали производить разыскание этого стихотворения? Потому что таковые сны приходили к Саймону, Ярнауге и другим! Дорога снов была существенно скомпрометирована — Джирики и другие ситхи говаривали это, — но мы питали слишком много страха и слишком много надежды на содержание Короля Бурь. — Он замолчал, тяжело дыша. — Прошу вашего извинения, но у меня слишком великая сердитость на мою не менее великую глупость!.. Мы брали ветку чрезвычайной тонкости и повешивали на нее мост без всякого обдумывания. Теперь мы пришли на середину пропасти. — Он хлопнул ладонями по бедрам. — Носителями свитка мы теперь называемся! Киккасут!
— Значит… — Она пыталась свести концы с концами в том, что сказал тролль. Отчаяние пульсировало в ней, накатывая страшными черными волнами. — Значит, сны о книге Ниссеса и были ложными посланниками? Те сны, которые привели нас к этому стихотворению?
— Это мое предположение.
— Но это не имеет смысла! Зачем это Королю Бурь? Если мы все равно не могли победить его, зачем было заставлять нас поверить, что можем?
Бинабик вздохнул:
— Имеет вероятность, что он питал необходимость в мечах, но не мог приносить их самостоятельно. Прейратс говаривал Кадраху, что имеет знание о местоположении Сверкающего Гвоздя. Имеет вероятность, что священник не имел никаких собственных планов, а только выполнял указывания Короля Бурь. Я предполагаю, что тот Темный на Севере питает большую нужду в очень огромной силе, спрятанной в этих клинках. — Его голос сломался. — Я питаю великий страх, что все это была сложная игра большой похожести на пение ситхи, с целью заставления нас приносить эти мечи.
Мириамель, потрясенная, откинулась к стене.
— Значит, Джошуа… Саймон… все мы…
— Все время выполняли приказ врага, — сказал внезапно Кадрах. Мириамель ожидала услышать в его голосе удовлетворение, но в нем не было ничего, кроме опустошенности. — Мы были его слугами. Враг уже победил.
— Заткнись, — крикнула она. — Будь ты проклят! Если бы ты раньше рассказал нам все, что знал, мы бы, вероятно, обнаружили это раньше. — Она повернулась к Бинабику, пытаясь держать себя в руках: — Если ты прав, есть ли что-нибудь, что мы можем сделать?
Тролль пожал плечами:
— Делать попытку побегать, находить путь к Джошуа и остальным и предупреждать их.
Мириамель встала. Несколько мгновений назад она чувствовала себя отдохнувшей и готовой продолжать восхождение по лестнице. Но теперь ей казалось, что на плечах у нее лежит бычье ярмо — невыносимо тяжелый груз, который невозможно сбросить. Казалось, нечего было сомневаться, что все действительно потеряно.
— И даже если мы найдем их, у нас не будет никакого оружия, которое могло бы защитить нас от Короля Бурь.
Бинабик не ответил. Маленький тролль, казалось, стал еще меньше. Он тоже встал и снова начал подниматься по лестнице.
Мириамель повернулась спиной к Кадраху и последовала за Бинабиком.
Порядок был разрушен; хаос криков и скрежета бушевал перед стенами Хейхолта. Бледные норны и лающие косматые великаны сражались с полным безразличием к собственной жизни, как будто единственной целью их существования было наполнять ужасом сердца врагов. Один из гигантов потерял большую часть руки под ударом топора, но, протискиваясь сквозь толпу испуганных солдат, чудовище размахивало окровавленным обрубком не менее свирепо, чем дубиной, зажатой в другой руке, наполняя воздух кровавым туманом. Другие гиганты пока что не были даже ранены, и вокруг них уже лежали горы трупов.
Норны, почти такие же свирепые, но гораздо более осторожные, собирались группами и стояли спина к спине, выставив свои острые как иглы пики. Белокожие бессмертные были такими неустрашимыми и могучими воинами, что казалось, на каждого павшего норна приходилось по два-три смертных солдата. Сражаясь, бессмертные пели. Их резкие голоса перекрывали даже шум битвы.
И надо всем этим висела Звезда завоевателя, светясь ядовито-красным светом.
Герцог Изгримнур поднял Квалнир и попытался позвать Слудига и Хотвига, но голос его утонул в грохоте битвы. Он поворачивал лошадь, чтобы посмотреть, где сосредоточились основные силы Джошуа, но его армия была рассеяна по всему полю. Хотя Изгримнур уже некоторое время находился в самой гуще сражения, он до сих пор не до конца поверил в происходящее — на них напали существа из старых сказок. Поле боя, которое было мрачным, но все-таки знакомым меньше часа назад, теперь превратилось в кошмарное видение потустороннего мира.
Штандарт Джошуа был сброшен; Изгримнур напрасно искал что-нибудь, чтобы показать своим войскам место сбора. Гигант упал на снег, корчась в агонии. Дюжина стрел ломалась под огромной спиной, и лошадь герцога отпрянула в сторону, несмотря на все его попытки остановить ее. Она успокоилась, только когда доскакала до холма у северо-восточной части Кинсвуда. Когда герцогу наконец удалось остановить своего коня, он вложил Квалнир в ножны, снял шлем и поднял свою накидку, хрипя от боли в спине. Кольчуга мешала ему стащить накидку через голову, и Изгримнур мучился, ругаясь и обливаясь потом при мысли, что его вполне могут убить в таком дурацком положении. Накидка наконец разорвалась под мышками, он сдернул ее и огляделся в поисках чего-нибудь, к чему ее можно было бы привязать. В снегу лежала одна из пик норнов. Изгримнур вынул меч из ножен и, кряхтя, подцепил ее, чтобы ухватиться за длинное древко. Привязывая рукава к гладкому сероватому дереву, он смотрел на острый кончик пики. Закончив, он поднял самодельное знамя над головой и поехал обратно на поле битвы, громко распевая риммерскую боевую песню, которую даже ему самому не было слышно.
Он успел получить удар от размахивающего топором норна, прежде чем понял, что его шлем до сих пор болтается на луке. Квалнир, не принеся вреда, отскочил от странных раскрашенных доспехов белокожего существа. Изгримнур принял ответный удар на руку, отделавшись разорванной кольчугой и неглубоким порезом, но норн быстро двигался на скользком снегу и готов был предпринять новую атаку. От внезапного порыва ветра самодельное знамя закрыло лицо герцогу.
Убит собственной рубахой, промелькнуло в голове, когда ткань снова отлетела в сторону. Что то темное возникло в поле его зрения, норн закачался, и кровь хлынула из-под разрубленного шлема. Вновь прибывший резко развернулся в фонтане снежных брызг, и его лошадь сбила с ног умирающего противника Изгримнура.
— Вы живы, — выдохнул Слудиг, вытирая окровавленный топор о свой плащ.
Изгримнур набрал в грудь воздуха и заорал, перекрывая раскаты грома:
— Проклятый бедлам! Где Фреозель?
Слудиг указал на группу сражающихся в ста локтях от них.
— Пошли. И наденьте ваш проклятый шлем!
— Они спускаются со стен! — закричал кто-то.
Изгримнур поднял глаза и увидел, как у дальнего конца внешней стены Хейхолта раскатывают веревочные лестницы. Темнеющее небо и головокружительные вспышки перемежающихся молний не давали ничего как следует разглядеть, но Изгримнуру показалось, что по лестницам спускаются смертные.
— Будут прокляты их продажные души! — рычал герцог. — Теперь мы зажаты с обеих сторон. Нас вынуждают отходить к стенам, а нашего преимущества в количестве надолго не хватит. — Он обернулся и посмотрел назад. По всему полю битвы он видел, как целеустремленные группы людей — наббанайские легионы Сориддана и всадники Хотвига, — пытаются пробиться к его самодельному знамени, развевающемуся на опоре осадной лестницы, воткнутой в раскисшую землю. Вопрос был только в том, успеют ли Хотвиг и другие воины пробиться к ним, прежде чем маленький отряд Изгримнура будет раздавлен, оказавшись между норнами и наемниками?
Может быть, нам действительно следует отступить к стенам замка, подумал он, и попробовать собраться перед этими новыми воротами? Он, Слудиг и те, кто с ними, не могли больше сделать почти ничего — их в любом случае должны были оттеснить, так что с тем же успехом они могли отойти и сами. Герцог заметил, что никого из солдат Элиаса не было непосредственно над воротами. Если так, он и его небольшой отряд смогут использовать их как прикрытие, не беспокоясь о том, что на них сбросят что-нибудь сверху. Если их спины будут защищены, они смогут продержаться, даже борясь с бесстрашными норнами, пока остальные не пробьются к ним… по крайней мере он на это надеялся.
И может быть, если мы отвоюем себе немного места, мы сможем снести эти проклятые ворота или подняться по лестницам, чтобы помочь Изорну.
Он повернулся спиной к орде бледных черноглазых существ и их клинкам из волшебного дерева. Молния снова расщепила небо, затмив алое сияние Звезды завоевателя. Изгримнур услышал смутный звук колокола, отдавшийся болью в его костях. На мгновение он увидел, как что-то похожее на пламя появилось на краю его поля зрения, но потом снова опустилась грозовая тьма.
Спаси нас Бог, подумал он горестно. Это же полуденный колокол, а здесь темно, как ночью. Эйдон, так темно…
— О Мать Милости! — Мириамель посмотрела вниз с балкона и ужаснулась. Внутренний двор под ней был полон людей и лошадей, сошедшихся в хаосе битвы. Снег кружился на ветру, делая картину размытой и неясной. Небо было покрыто грозовыми тучами, но красная звезда сияла за ними, и ее длинный хвост кровавым заревом распростерся по небу. — Дядя Джошуа начал осаду! — закричала она.
Они напрасно спешили, чтобы найти его и предупредить.
Лестница наконец привела к их двери, спрятанной в нижних кладовых под королевской резиденцией. Мириамель, гордившаяся знанием ходов и выходов Хейхолта, многие из которых она обнаружила, когда разгуливала по замку в костюме Малахиаса, была потрясена. Оказывается, дверь в старый Асу'а была совсем рядом! Но ее ожидало еще немало сюрпризов. Они осторожно вошли в первую комнату, находившуюся над землей. Несмотря на вой ветра и рев голосов снаружи, залы, через которые они шли, выглядели пустынными и запущенными. Пока они шли через мрачные комнаты и гулкие коридоры, страх Мириамели быть обнаруженной уменьшился, но уверенность, что что-то не так, постоянно возрастала. Собравшись с духом на случай чего-нибудь ужасного, она зашла в спальню отца и обнаружила ее не просто пустой, но похожей на зловонную звериную нору. Принцесса не могла даже вообразить, кто мог здесь жить. Теперь они вышли на маленький закрытый балкон одной из комнат третьего этажа и скорчились за каменной оградой, глядя на безумие, творившееся внизу. В воздухе стоял отчетливый запах молний и крови.
— Боюсь, что вы имеете справедливость, — громко сказал Бинабик: грохот битвы и завывающий ветер внушали уверенность, что он не привлечет лишнего внимания. — Люди внизу имеют сражение, и там есть умерщвленные люди и лошади, но я предполагаю тут что-то странное. Я имел бы желание приобретать возможность видеть сквозь стены замка.
— Что мы будем делать? — Мириамель в ужасе оглядывалась вокруг. — Джошуа, Камарис и остальные, наверное, все еще снаружи. Мы должны как-нибудь до них добраться.
Дневной свет, затемненный грозовыми тучами, внезапно начал мерцать. Потом мир взорвался криком и побелел. Молния щелкнула, как огненный бич; гром сотряс воздух. Казалось, что даже балкон под ними пошатнулся. Молния обвила Башню Зеленого ангела, повисла на мгновение, зашипела и погасла.
— Нет, — закричал Бинабик, — я не имею знания этого замка! Где можно отыскивать место для убегания?
Мириамели было трудно думать. От шума ветра и битвы ей хотелось закричать и заткнуть уши. От клубящихся над головой туч кружилась голова. Внезапно она вспомнила о Кадрахе, который тащился за ними, безмолвный и безответный, как лунатик. Мириамель обернулась, уверенная, что монах воспользовался их замешательством, чтобы бежать, но монах скорчился в дверях, глядя вверх, на бурное небо, залитое красным заревом, с выражением покорности на лице.
— Мы могли бы выбраться через Морские ворота, — сказала она троллю. — Если армия Джошуа под стенами у Эрчестера, там, возможно, будет всего несколько…
Глаза Бинабика расширились.
— Смотрите туда! — Он выбросил руку сквозь расколотую раму, указывая на что-то. — Разве это не… О Дочь Гор!
Мириамель прищурилась, пытаясь разобраться в безумии внизу, и увидела, что происходившее там не просто муравьиная возня встревоженных защитников. На мосту через ров в Средний двор шло сражение. Большая группа вооруженных людей в Среднем дворе пыталась оттеснить меньшую группу всадников и пехотинцев. Одна из лошадей попятилась и упала с моста, унося седока в черную воду. Неужели войска Джошуа уже прорвались сквозь стены и пробиваются к Внутреннему двору? Неужели люди на мосту — это последние защитники ее отца? Но тогда что же за вооруженные люди находятся прямо под ней и почему они не делают ничего, чтобы остановить отступающих всадников? Кто они? И когда маленькая группа на мосту была оттеснена еще дальше, она увидела то, что видел Бинабик. Один из всадников, казавшийся невероятно высоким, размахивал над головой клинком. Даже в обманчивых сумерках она разглядела, что этот меч был черным, как уголь.
— О Боже, спаси нас! — Холодная рука сжала ее сердце. — Это Камарис!
Бинабик нагнулся вперед, лицо его было прижато к каменной ограде.
— Имею предположение, что вижу принца Джошуа аналогично — в сером плаще, в близости от Камариса. — Он повернулся к ней, лицо его было полно ужаса. Еще одна зубчатая вспышка молнии посеребрила небо. — А там их так мало — не может быть, чтобы они проходили сквозь стены. Их обманывали для принесения меча в замок!
Мириамель колотила ладонями по полу балкона.
— Что мы можем сделать?
Тролль снова выглянул сквозь щель.
— Не имею знания, — почти кричал он. — Не имею мыслей! Киккасут! Нас будут разрубать на куски, если мы будем спускаться к ним. Они уже осуществили принесение меча! Киккасут!
— Там пламя в окне башни, — сказал Кадрах громким безжизненным голосом.
Мириамель быстро посмотрела на Башню Зеленого ангела и на Башню Хьелдина, но, кроме короны туч над высоким шпилем первой, она не заметила ничего необычного.
— Видите? — крикнул Бинабик. — Что-то происходит! — Голос его был сердитым и озадаченным. — Что они делают?
Джошуа, Камарис и их маленький отряд были оттеснены с моста на Внутренний Двор, но наемники, сновавшие по двору, образовали некий проход, ведущий к ступеням Башни Зеленого ангела. Когда остальные солдаты короля прошли через мост, Джошуа и его отряд были оттеснены к башне. Как ни странно, солдаты короля совершенно не стремились перебить их, пока Камарис на своей светлой лошади не попытался повернуть отряд, чтобы пробиться сквозь вражеский строй. Войска короля свирепо сопротивлялись, и маленький отряд снова был оттеснен к ожидающим ступеням башни.
— Башня! — сказала Мириамель. — Они теснят их к башне. Что?..
— Место ситхи! — Внезапно Бинабик вскочил, забыв о необходимости прятаться. — Место последней битвы Короля Бурь. Ваш отец и Прейратс хотят иметь мечи там.
Мириамель встала. Колени ее ослабели. Что за чудовищные события происходят вокруг, неумолимые и неотвратимые, как ночной кошмар!
— Мы должны пройти к ним! Как-нибудь! Может быть… Может быть, нам удастся хоть что-нибудь сделать!
Бинабик подхватил лежащую на полу сумку.
— Как мы можем проходить к ним?
Мириамель посмотрела на него, потом на безмолвного Кадраха. Несколько мгновений у нее в голове не было ничего, кроме воя ветра. Потом медленно всплыло воспоминание.
— Идите за мной. — Она закинула за плечо сумку и лук и побежала по мокрому камню к лестнице. Бинабик последовал за ней. Она не обернулась посмотреть, что делает Кадрах.
Тиамак и Джошуа карабкались по лестнице молча — если не считать их хриплого дыхания, — стараясь не отставать от Камариса. Пролетом выше старый рыцарь поднимался, уверенно и бездумно, как лунатик. Своими сильными ногами он перешагивал каждый раз через две ступени.
— Таких высоких лестниц не бывает, — задохнулся Тиамак. Его хромая нога пульсировала.
— В этом месте есть тайны, какие мне и не снились. — Джошуа высоко держал факел, и тени прыгали от трещины к трещине вдоль великолепно отделанных стен. — Кто бы знал, что здесь сохранился целый мир?
Тиамак содрогнулся. Королева норнов в серебряной маске, парящая над священным прудом ситхи, была как раз такой тайной, которую Тиамак никогда не хотел бы узнать. Ее слова, холодная уверенность и ужасная сила, наполнявшая зал Пруда Трех Глубин, преследовали его в течение всего пути вверх по огромной лестнице.
— Наше невежество обернулось против нас, — задыхаясь сказал он. — Мы сражаемся с вещами, о которых могли только догадываться, или видели в кошмарных снах. Теперь ситхи замкнулись в схватке с этой… тварью. Они сражаются… умирают, а мы даже не знаем почему. Джошуа оторвал взгляд от спины старика и посмотрел на Тиамака:
— Я полагал, что как раз такие вещи и должны были знать члены Ордена Манускрипта.
— Те, кто шел перед нами, знали больше, чем знаем мы, — ответил Тиамак. — А есть еще много такого, чего не знал даже Моргенс. Многое было скрыто и от Эльстана-Рыбака, который, как говорят, был истинным, хотя и тайным другом ситхи. Бессмертные всегда хранили свои предания.
— И кто может упрекнуть ситхи за это, зная о том, что сделали с ними смертные при помощи камня, железа и огня. — Джошуа снова посмотрел на болотного человека: — Ах, милостивый Бог, мы напрасно тратим дыхание на разговор. У тебя на лице боль, Тиамак. Позволь мне понести тебя немного.
Тиамак, упрямо карабкаясь вверх, покачал головой:
— Камарис идет все так же быстро. Мы еще больше отстанем, а если ступени кончатся, то сможем снова потерять его. И не будет уже никаких ситхи, которые могли бы помочь нам найти дорогу. Он бы остался один, а мы вечно блуждали бы по подземелью. — Он одолел еще несколько ступенек, прежде чем снова смог говорить. — Если это будет необходимо, оставьте меня. Вы важнее Камарису, чем мне.
Джошуа ничего не сказал и грустно кивнул.
Ужасное ощущение колебания прошло, и вместе с ним исчезли танцующие огни, на мгновение заставившие Тиамака думать, что огромная лестница горит. Он потряс головой, пытаясь привести в порядок свои мечущиеся мысли. Что это было? Воздух казался странно горячим, по спине Тиамака побежали мурашки.
— Происходит что-то ужасное! — вскричал Тиамак. Он вошел в тень Джошуа, размышляя, не означает ли возрастающая сила странных колебаний, что королева норнов побеждает ситхи. Эта мысль вцепилась в него, как будто у нее были когти. Возможно, Утук'ку удалось выйти за границы Пруда. Будет ли она преследовать его и принца по темным ступеням, — бесстрастная серебряная маска, трепещущие белью одежды?
— Он пропал! — Голос Джошуа был полон ужаса. — Но как это может быть?
— Что? Куда пропал? — Тиамак посмотрел наверх. Свет факелов обнаружил место, где лестница внезапно прерывалась низким каменным потолком. Камариса нигде не было.
— Здесь ему даже некуда спрятаться! — сказал принц.
— Нет, смотрите! — Тиамак показал на трещину в потолке, достаточно широкую для того, чтобы человек мог пролезть в нее.
Джошуа быстро поднял Тиамака к отверстию и крепко держал его, пока вранн искал, за что бы ухватиться. Тиамак обнаружил, что может высунуть голову над поверхностью противоположной стороны. Он подтянулся, борясь со своими предательски слабыми мышцами. Лежа на каменном полу, он позвал:
— Идите, тут кладовая!
Джошуа передал наверх факел. С помощью Тиамака он протиснулся сквозь щель. Вместе они побежали через комнату, огибая куски камня, разбросанные по полу, и выбрались по шаткой лестнице через люк. Наверху была еще одна кладовая с маленьким высоким окошком в стене. Угрожающие черные тучи клубились в квадратике неба, видимом в окне, холодный ветер проникал сквозь щели. Еще один люк вел на следующий уровень.
Когда Тиамак поставил больную ногу на самую нижнюю ступеньку, из люка внезапно раздался громкий треск. Джошуа, который лез первым, поспешил вверх по лестнице и исчез.
Добравшись до верха, Тиамак обнаружил, что находится в маленькой темной комнате и в недоумении глядит на обломки выбитой двери в следующее помещение. Он видел свет факела в той комнате и движущиеся фигуры.
Голос Джошуа звенел:
— Ты! Да пошлет Бог в ад твою черную душу!
Тиамак поспешил к двери, потом остановился, мигая, пытаясь понять, что происходит в широком круглом зале, раскрывшемся перед ним. Слева, над высокой главной дверью, горели окна, окрашенные алым, соперничавшим с тусклым светом факелов. Всего в нескольких локтях от вранна, над развалинами меньшей двери, закрывавшей ему путь в следующий зал, стоял Камарис; теперь старый рыцарь стоял неподвижно, словно оглушенный. Джошуа был на расстоянии вытянутой руки от Камариса. В его руке пламенел Найдл. В двух дюжинах шагов от них, на противоположной стороне зала, в стене была маленькая дверь, зеркальное отражение той, которую только что разнес в щепки Камарис. Справа от Тиамака за высокой аркой кольцами поднимались широкие ступени.
У основания лестницы стояла фигура, сразу привлекшая внимания как Тиамака, так и Джошуа. Это был высокий лысый человек, стоявший среди разбросанных человеческих тел, как рыбак на мелководье. Одного вооруженного человека он держал за плечи, хотя по тому, как болталась голова пленника в золотом шлеме, видно было, что несчастный давно уже перестал сражаться.
— Будь ты проклят, Прейратс, отпусти его! — крикнул Джошуа.
Священник засмеялся. Пожав плечами, он отбросил в сторону… Камариса, который загрохотал по каменным плитам и замер. Черный клинок был зажат в его руке.
В немом изумлении Тиамак смотрел на это. Камарис, которого он и Джошуа преследовали, все еще стоял совсем рядом, тихо раскачиваясь, как дерево на ветру. Почему их двое? Кто этот упавший человек?
— Изорн! — крикнул Джошуа, голос его сорвался. Внезапно Тиамак вспомнил, и ужас, державший его, усилил свою хватку. Вот чем закончился обман, который придумали они с ситхи. Грохотом безвольного мертвого тела! Почти дюжина солдат и среди них могучий молодой Изорн — неужели священник победил их голыми руками? Что теперь может остановить Прейратса и его бессмертных союзников? У Джошуа и его спутников был только один из Великих Мечей, а его владелец Камарис казался совсем потерянным.
— Я вырву за это твое сердце голыми руками! — прорычал принц Джошуа, прыгая к лестнице. Прейратс поднял руки, и сноп маслянистого желтого света замерцал вокруг рук алхимика. Когда Найдл метнулся к нему широкой смертоносной дугой, Прейратс выбросил вперед руку и поймал лезвие. Коснувшись руки священника, меч зашипел, как горячий камень, брошенный в воду, потом Прейратс схватил левую руку Джошуа и дернул принца вперед. Тот сопротивлялся, упираясь искалеченной рукой, но священник схватил и ее тоже. Он тянул принца к себе до тех пор, пока их лица не приблизились друг к другу настолько, что, казалось, Прейратс может поцеловать Джошуа.
— Это слишком легко, — смеясь проговорил Прейратс. Ослабевший от страха, Тиамак скользнул назад, к тени дверного прохода. Я должен что-то сделать — но кто я такой? Вранн с трудом заставлял себя стоять прямо. Маленький человек, никто! Я не боец! Он поймал бы меня и убил, как маленькую рыбку.
— Нет ада, достаточно глубокого для тебя, — проскрежетал Джошуа. Пот стекал по его лицу, и рука с мечом дрожала. В руках священника он казался беспомощным, как ребенок.
— Ты один из немногих, кто препятствовал мне, Безрукий. — Прейратс снова вытянул руки. Желтый свет колебался вокруг него. — Теперь ты увидишь, что твое вмешательство окончилось ничем.
Он швырнул Джошуа о ближайшую арку. Принц сильно ударился и упал. Теперь он неподвижно лежал рядом с человеком, одетым в его собственную серую накидку и доспехи, — братом наббанайского барона Бриндаллесом. Правая рука этого человека, как и у Джошуа, кончалась черным кожаным футляром, и была согнута под таким углом, от которого у Тиамака сжался желудок. Никаких признаков жизни не было в бледном окровавленном лице двойника Джошуа.
Тиамак отпрянул назад, глубже в тень, но Прейратс даже не смотрел на него. Вместо этого он двинулся было вверх по лестнице, потом остановился и повернулся к Камарису.
— Пойдем, старик, — сказал он и улыбнулся. Тиамак подумал, что его улыбка напоминает пустой равнодушный оскал крокодила. — Время пришло. Тебе надо пронести свой груз еще немного.
Камарис сделал шаг в его сторону, потом остановился, медленно качая головой.
— Нет, — хрипло сказал он. — Нет, я не пущу его..
Что-то от настоящего Камариса теперь вернулось; Тиамак почувствовал, как в нем шевельнулась надежда.
Прейратс только скрестил руки на алой груди.
— Интересно было бы посмотреть, как ты сопротивляешься. Из этого, конечно, ничего не выйдет. Тяга меча слишком сильна для любого смертного, даже для такой потрепанной легенды, как ты.
— Будь ты проклят, — выдохнул Камарис. Тело его изогнулось, он раскачивался взад и вперед, пытаясь сохранить равновесие, словно сражаясь с каким-то невидимым существом, которое пыталось утянуть его к лестнице. Старый рыцарь со свистом втянул в себя воздух: — Что ты за существо?
— Существо? — Безволосое лицо Прейратса выражало радостное удивление. — Я то, чем может стать человек, который не признает границ…
Его последние слова все еще висели в воздухе, когда произошел внезапный рокочущий толчок. На противоположной стороне комнаты, там, где была дверь, клубилось мутное облако. Несколько неразличимых в дыму фигур ввалились в комнату.
— Как интересно! — Прейратс говорил сардоническим тоном, но Тиамак заметил, что в лице алхимика появилось определенное оживление, которого раньше не было. Священник сделал шаг вниз и заглянул в туман. Мгновением позже он, булькая, попятился назад. Спереди из его шеи на ладонь выходило древко черной стрелы. Прейратс зашатался, потом упал и покатился вниз по ступеням, распростершись среди своих жертв. Кровь текла из-под его головы, как будто яркая ряса священника растаяла и побежала.
Мириамель смотрела по сторонам на узкие проходы, пытаясь сориентироваться. Канцелярия была кошмарным лабиринтом еще в то время, когда она жила во дворце, но теперь тут и вовсе ничего нельзя было понять. Знакомые двери и коридоры оказывались не совсем там, где им следовало быть, изменилась длина проходов, словно их размеры могли меняться в зависимости от чьего-то желания. Принцесса пыталась сохранять спокойствие. Она не сомневалась, что в результате найдет дорогу, но не хотела терять драгоценное время.
Пока она стояла в ожидании своих спутников, ледяной ветер, свистевший в распахнутых окнах, подкатил к ее ногам несколько смятых пергаментов.
Бинабик рысью вылетел из-за угла.
— Я не хотел вашего ожидания, — сказал он. — Я останавливался только потому, что увидел это. Я думаю, они приходили через окно. — Он протянул ей три стрелы, больше похожие на человеческую работу, чем стрелы норнов, которые она подобрала раньше.
Мириамель не раздумывая взяла их и опустила в мешок, рядом с Белой стрелой Саймона и черными стрелами, которые подобрала в подземных туннелях.
Даже теперь у нее было меньше стрел, чем хотелось бы, но все-таки она с облегчением сознавала, что, если дело дойдет до этого, она дорого продаст свою жизнь.
Посмотрел бы кто на меня! — удивлялась Мириамель. Миру пришел конец, Судный день наступает, а я собираюсь играть в солдатиков.
И все-таки это лучше, чем позволить ужасу овладеть собой. Она чувствовала, как он нарастает внутри нее, и знала, что будет побеждена им, если потеряет самообладание хотя бы на миг.
— Я не ждала. — Она оторвалась от стены. — Просто пыталась убедиться, что знаю дорогу. В этом месте всегда было легко запутаться, а теперь разобраться почти невозможно. И дело не только в этом… — Она махнула рукой в сторону обломков мебели, призрачных обрывков пергамента и сбитых с петель дверей, валявшихся поперек коридора. — Есть и другие перемены, которых я понять не могу. Но теперь мне кажется, что я знаю. С этого места мы должны идти тихо — ветер не ветер, но мы уже почти дошли до часовни, а это совсем рядом с башней.
— Кадрах сейчас будет приходить, — сказал тролль, как будто это ее волновало.
Мириамель поджала губы:
— Я его не жду.
Если он может идти с нужной быстротой — что ж, это его дело. Она помедлила немного, потом вытащила одну стрелу из своей сумки. Приготовившись к бою, принцесса двинулась по узкому коридору. Бинабик оглянулся и поспешил за ней.
— Он получал совершенно аналогичные мучения с нами, Мириамель, — сказал тролль. — А может быть, очень большие. Кто может знать, что мы бы проделывали под пытками Прейратса?
— Я не могу сосчитать, сколько раз он обманывал меня. — Мысль о его предательстве жгла ее с такой силой, что на какое-то время Мириамель даже перестала испытывать страх. — Одно слово правды о мечах и о Прейратсе могло бы спасти всех нас.
У Бинабика было несчастное лицо.
— Пока что мы не потеривали все.
— Пока нет.
Кадрах догнал их в прогулочном коридоре капеллана. Монах ничего не сказал — возможно, отчасти потому, что задыхался, — и пристроился за троллем. Мириамель позволила себе бросить на него ледяной взгляд.
Когда они подошли к двери, на мгновение Мириамели показалось, что она видит бледное пламя, бегущее по стенам. Она попыталась не закричать, когда на несколько страшных секунд у нее возникло ощущение, что кто-то разрывает ее на части. Когда это ощущение исчезло, она не почувствовала себя полностью прежней. Прошло время, прежде чем она смогла заговорить.
— Часовня… на другой… стороне. — Несмотря на непрекращающийся вой ветра за стенами, Мириамель говорила шепотом. Ужас внутри нее пытался вырваться наружу, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы удержать его на месте.
Необычно бледный Бинабик широко раскрыл глаза; Кадрах казался больным, лоб его покрылся потом, глаза лихорадочно блестели.
— На другой стороне есть короткий коридор, который ведет прямо в башню. Смотри под ноги, тут столько всего разбросано, что ты можешь споткнуться и ушибиться, — она намеренно адресовала свое предупреждение только Бинабику, — или поднять такой шум, что его будет слышно в башне.
Тролль слабо улыбнулся.
— Большая похожесть на лапы зайца у шагов канука, — прошептал он. — С большой легкостью на снегу и на камне.
— Хорошо.
Мириамель оглянулась, чтобы посмотреть на монаха, пытаясь угадать, какое еще предательство он задумал, потом решила, что это не имеет значения. Кадрах почти ничем не мог ухудшить их положение: время скрываться вот-вот пройдет, а то, что было их величайшей надеждой, теперь, казалось, обернулось против них же.
— Тогда иди за мной, — сказала она Бинабику.
Когда она открыла дверь в неф часовни, оттуда дохнуло холодом; облачко пара от ее дыхания повисло в воздухе. Мириамель подождала немного и прислушалась. Снег сугробами лежал в углах и у стен, везде по камням растекались лужи. Большинство скамеек исчезло; отдельные сохранившиеся гобелены болтались рваными, заплесневевшими тряпками. Странно было подумать, что некогда это было место уюта и утешения.
Шторм и грохот сражения здесь стали громче. Посмотрев наверх, она поняла почему.
Огромный купол над ее головой был разломан, витражи со святыми и ангелами разбиты и превращены в разноцветные крошки. Мириамель дрожала, испуганная тем, во что превратилось такое милое и знакомое место. Снежинки лениво падали вниз, и затянутое темными тучами небо, тронутое кровавым светом пламенеющей звезды, заглядывало в дыру в потолке, как сердитое лицо.
Когда они шли мимо алтаря, Мириамель поняла, что кроме безликой природы были и другие силы, святотатствовавшие здесь. Грубые руки разбили лица святых мучеников и измазали их одежды кровью и еще худшими вещами. Несмотря на опасную неустойчивость почвы, они тихо шли к дальнему нефу. Она вела их вниз по узкому коридору, к двери в глубокой каменной нише. Мириамель остановилась и прислушалась у замочной скважины, но не услышала ничего, кроме рождающего эхо лязга, доносившегося снаружи. Странно болезненное, колющее ощущение испытала она, словно в воздухе была молния, — впрочем, молния действительно была в воздухе, напомнила себе принцесса.
— Мириамель… — Голос Кадраха звучал испуганно. Она не обратила на него внимания, пробуя замок.
— Заперто, — тихо сказала принцесса и передернула плечами от ползущего покалывания, которое становилось все сильнее. — И невозможно выбить.
— Мириамель! — Кадрах дернул ее за рукав. — Здесь возводится какой-то барьер! Мы окажемся в ловушке.
— Что ты хочешь сказать?
— Неужели вы не чувствуете, как он давит? По коже мурашки не бегают? Барьер возводится и опускается вниз, чтобы защитить башню. Это работа Прейратса — я чувствую его безрассудную силу.
Она посмотрела на монаха, но на его лице не было ничего, кроме неподдельного интереса.
— Бинабик? — спросила она.
— Я думаю, он имеет справедливость. — Тролль тоже начал почесываться. — Мы будем сжаты весьма очень неудобным способом.
— Кадрах, ты же открыл дверь дворров, открой и эту.
— Это простой замок, леди, а не охраняющее дверь заклятие.
— Но ты же был вором!
Он вздрогнул. Волосы на его голове начали становиться дыбом. Мириамель чувствовала, что с ней происходит то же самое.
— У меня нет отмычек, никаких инструментов — это бесполезно. Может быть, это даже хорошо. Держу пари, что нас ждет быстрая смерть.
Бинабик раздраженно зашипел:
— Я не питаю желания ни к какой смерти, очень быстрой или очень медленной, если мы имеем возможность уходить от нее.
Некоторое время он смотрел на дверь, потом сбросил мешок и начал рыться в нем. Мириамель беспомощно следила за ним. Гнетущее ощущение все возрастало. Молясь, чтобы они смогли найти какой-нибудь другой путь в башню, она поспешила назад по коридору, но, сделав не больше дюжины шагов, обнаружила, что воздух сильно сгустился и стало трудно дышать. Странный звон стоял в ушах, а кожа горела. Не желая сдаваться так легко, Мириамель сделала несколько шагов, каждый из которых был труднее предыдущего, как будто она пробиралась сквозь вязкую, размокшую глину.
— Вернитесь! — крикнул Кадрах. — Ничего хорошего из этого не выйдет!
Она с трудом повернулась и подошла обратно к двери.
— Ты был прав. Пути назад нет. Но эта штука, этот барьер, двигается так медленно!
Монах свирепо скреб свои руки.
— Священник потратил очень много сил, возводя его. Он очень хочет, чтобы никто не мог ни войти в башню, ни выйти из нее.
Бинабик нашел в своей сумке маленький кожаный мешочек и рылся в нем.
— Откуда ты знаешь, что это Прейратс? — спросила Мириамель. — Может быть, это… другой?
Кадрах скорбно покачал головой, но принцесса видела, как скрытая ярость бушует в нем.
— Я знаю работу красного священника. Боги! Я никогда не забуду его грязного присутствия в моей голове, в моих мыслях.
— Мириамель, Кадрах, — сказал тролль, — поднимайте меня.
Они нагнулись и с трудом подняли его с пола, потом, по его указанию, двинулись к одной стороне двери. Воздух, казалось, сжимался вокруг них; им пришлось затратить почти невероятные усилия, чтобы поднять маленького Бинабика. Наконец тролль встал на их дрожащие плечи.
— Трудно… дышать, — сказала Мириамель. В ушах у нее звенело. Кадрах широко открыл рот, грудь его тяжело вздымалась.
— Никаких разговариваний.
Бинабик потянулся вверх и всыпал пригоршню чего-то в верхнюю петлю двери. В висках у Мириамели стучало; она чувствовала себя зажатой в огромном мощном кулаке. В глазах у нее потемнело, закружились яркие искры.
— Отверните ваши лица, — прохрипел Бинабик и резко стукнул чем-то по петле.
Свет ударил в глаза Мириамели. Душащий ее кулак превратился в раскрытую ладонь, шлепком отбросившую ее от двери. Несмотря на силу этого толчка, она отлетела очень недалеко и удержалась на ногах, поднятая невидимым, но ощутимым барьером. Бинабик упал на землю между ней и Кадрахом.
Когда она снова смогла видеть, дверь лежала выбитая из коробки. Над ней поднималось облако дыма.
— Вперед! — сказала она и дернула тролля за руку. Он схватил сумку, потом они протолкнулись в темное пространство, спотыкаясь об упавшую дверь. Мириамель остановилась, ее сумка застряла, лук зацепился за сломанную петлю. Наконец ей удалось освободиться. Когда они вошли в широкий холл Башни Зеленого ангела, давление внезапно исчезло.
— Мы имели большое везение, что петли бывали снаружи, — выдохнул Бинабик, обмахиваясь рукой.
Мириамель остановилась, пораженная. Сквозь мглу она увидела вспышку ярко-красного на лестнице башни. Чуть позже дым рассеялся настолько, что она смогла разглядеть блестящий череп Прейратса. У его ног лежали разбросанные человеческие тела, в середине комнаты перед ним стоял Камарис. Старик смотрел на священника с таким безнадежным страданием, что Мириамель почувствовала, как сердце разрывается у нее в груди.
Ухмыляясь, Прейратс отвернулся от старого рыцаря и сделал шаг вперед, обратив пустые черные глаза к двери, где стояла Мириамель. Взрыв, по-видимому, удивил его не больше, чем падение осеннего листика. Не думая, Мириамель подняла лук, натянула тетиву и выстрелила. Она целилась в самую широкую часть тела Прейратса, но стрела полетела слишком высоко. Когда принцесса увидела, что стрела торчит из горла священника, она была слишком потрясена даже для того, чтобы почувствовать радость. Прейратс упал и безвольно скатился вниз по ступенькам на каменный пол холла.
— Камни Чукку! — ахнул тролль. — Вы умертвили его!
— Дядя Джошуа! — крикнула она. — Где ты? Камарис! Это обман! Они хотели, чтобы мы принесли мечи.
Я убила его, внутри у нее поднималось ликование. Я убила чудовище!
— Меч не имеет должности уходить дальше!
Старый рыцарь сделал несколько неверных шагов к ним, но несмотря на то, что Прейратс лежал на полу лицом вниз, мертвый или умирающий, Камарис, казалось, все еще находился во власти какой-то ужасной силы. Нигде не было видно Джошуа, и, кроме старика, все в помещении были неподвижны.
Прежде чем кто-либо успел заговорить, высоко наверху на башне зазвонил колокол; его невероятно громкий и низкий звук не был похож на звон, который когда-либо слышала Мириамель. Сам камень башни содрогнулся, и принцесса почувствовала, как звон отдается в ее костях. Холл, казалось, растаял, на месте залитых водой гобеленов возникли белые сверкающие стены: повсюду, словно светлячки, мерцали огни. Когда стон колокола смолк, видение замерцало и исчезло.
Пока Мириамель пыталась прийти в себя, у каменного края лестницы медленно начал приподниматься человек, хватавшийся за свод арки для поддержки. Это был Джошуа. Его плащ скомкался, тонкая рубашка порвалась у шеи.
— Дядя Джошуа! — Мириамель бросилась к нему. Он смотрел на нее, глаза его были широко раскрыты. Несколько мгновений принц, казалось, не мог понять, кто перед ним.
— Ты жива? — сказал он наконец. — Слава Богу.
— Это обман, — крикнула она, обнимая его. Несмотря на то что главные опасности были еще впереди, возникшая крошечная надежда саднила, как ножевая рана. — «Ложный посланник» — это стихи про мечи! Это был обман. Они хотели, чтобы мечи были здесь, хотели, чтобы мы принесли их.
Он осторожно отстранился. На лбу у него выступили капли крови.
— Кто хотел мечи? Я не понимаю.
— Нас обманывали, принц Джошуа. — Бинабик вышел вперед. — Это придумывали Прейратс и Король Бурь с большой давностью. Они имели желание, чтобы мечи приносили сюда. Я предполагаю, что они будут оказывать Королю Бурь помощь в каком-то очень великом волшебстве.
— Мы не нашли Сверкающий Гвоздь, — сказала Мириамель. — Он у тебя?
Принц покачал годовой:
— Могила была пуста.
— Тогда есть надежда! Он не здесь!
Джошуа открыл рот, чтобы ответить, но громкий болезненный стон Камариса остановил его.
— О Боже, почему ты мучишь меня? — Он поднес руку к голове, словно его ударило камнем. — Этот ответ неверен!
Лицо принца было полно заботливого участия.
— Мы должны увести его. Каким-то образом этот меч привел его сюда. Пока он еще в сознании, мы должны снова увести его прочь.
— Но Прейратс производил какой-то барьер вокруг башни, — возбужденно сказал Бинабик. — Мы можем только питать надежду, что теперь…
— Это наказание за мои грехи! — вскричал Камарис. — О мой Бог! Здесь слишком много тьмы, слишком много зла! Я сожалею… так сожалею…
Джошуа сделал шаг к нему и отскочил в сторону, когда в воздухе сверкнул Торн. Он отступил назад к лестнице, стараясь держаться между Камарисом и тем, что так властно призывало его.
— То, что начинал Прейратс, еще не имело завершения! — закричал Бинабик. — Меч не имеет должности ходить дальше!
Джошуа увернулся от очередного смертоносного удара. Он держал Найдл перед собой, но, казалось, не хотел использовать его даже для защиты, опасаясь, что может задеть старика. Дрожащая от ужаса Мириамель знала, что принц будет убит, если не начнет сопротивляться изо всех сил.
— Дядя Джошуа! Отбивайся! Останови его!
Когда Джошуа пятился вверх по широким ступеням, а Камарис достиг основания лестницы, откуда-то выскочил Бинабик. Он перепрыгнул через неподвижные тела, лежавшие перед ступеньками, и бросился в ноги старому рыцарю, сбивая его с ног. Мириамель подбежала, чтобы помочь троллю, и рядом с ней оказался еще один человек. Принцесса была потрясена, узнав вранна Тиамака.
— Держите его за руку, леди Мириамель. — Глаза болотного человека расширились от страха, голос его дрожал, но он уже протягивал руку. — Я возьму другую.
Несмотря на то что Бинабик обеими руками и ногами обхватил колени старого рыцаря, Камарис уже начал подниматься. Мириамель схватила его руку, попытавшуюся оторвать тролля, но та выскользнула из ее вспотевших ладоней. Принцесса попыталась еще и на этот раз вцепилась крепко. Мгновением позже все четверо снова рухнули на пол, приземлившись среди разбросанных тел. Мириамель обнаружила, что смотрит прямо в полуоткрытые глаза Изорна. Его ослабевшее лицо было белым, как лица норнов. Она думала, что закричит, но была слишком занята удерживанием могучей руки Камариса, чтобы думать о сыне Изгримнура.
Она поймала взгляд Джошуа, стоявшего на ступенях рядом с ними. Камарис снова стал подниматься на ноги, волоча за собой атаковавших его.
— Джошуа! — сказала она, задыхаясь. — Он… уйдет от нас… Убей его… если это необходимо… но только останови!
Принц молча смотрел. Мириамель чувствовала чудовищную силу старого рыцаря. Он стряхнет их всех через несколько секунд.
— Убей его, Джошуа! — закричала она. Камарис уже наполовину стоял, но Тиамак повис на руке с мечом. Грудь и живот рыцаря оставались незащищенными.
— Что-нибудь! — Бинабик хрипел от боли, пытаясь удержать ноги Камариса. — Проделывайте что-нибудь.
Но Джошуа сделал только один шаг вперед. Найдл безвольно висел в его руке.
Мириамель высвободила одну руку и схватилась за пояс Камариса. Сделав это, она отпустила его руку, уперлась ногами в нижнюю ступеньку и изо всех сил потянула назад. Старик покачнулся, но Бинабик и Тиамак помешали ему сохранить равновесие. Камарис зашатался и упал назад, тяжело, как подрубленное дерево. Ноги Мириамели оказались придавленными. Когда спустя миг Камарис зашевелился, принцесса поняла, что у нее нет сил повторить свой маневр.
— Ах, Боже, — пробормотал рыцарь, глядя в потолок. — Освободи меня от этой песни! Я не хочу идти — но это слишком сильно для меня. Я платил и платил…
Джошуа казался таким же измученным, как и Камарис. Он сделал еще один шаг вниз и постоял, прежде чем снова попятиться назад.
— Милостивый Бог, — сказал принц, — милостивый Бог. — Он выпрямился, моргая. — Держите Камариса здесь как можно дольше. Я думаю, что знаю, кто ждет наверху. — Он повернулся и поспешил прочь.
— Вернись, Джошуа! — закричала Мириамель. — Не ходи!
— Времени не осталось, — бросил он через плечо на ходу. — Я должен добраться до него, пока еще могу. Он ждет меня.
Внезапно она поняла, кого он имеет в виду.
— Нет, — прошептала принцесса.
Камарис все еще лежал на полу, и Бинабик не отпускал ноги рыцаря. Тиамак был отброшен в сторону. Он скорчился у основания ступеней, потирая ушибленную руку и с ужасом и неприязнью глядя на Камариса.
— Тиамак, иди за ним, — умоляюще сказала Мириамель. — Иди за моим дядей! Спеши! Не дай им убить друг друга!
Глаза вранна расширились, он посмотрел на нее, потом на Камариса. Лицо его было серьезным, как у испуганного ребенка. Наконец он встал на ноги и заковылял по лестнице вслед за исчезнувшим в темноте Джошуа.
Камарис сел:
— Пустите меня наверх. Я не хочу приносить вам вред, кто бы вы ни были. — Глаза его смотрели куда-то вдаль. — Он зовет меня.
Мириамель высвободилась и, дрожа, взяла его за руку:
— Сир Камарис, пожалуйста. Это зло зовет вас. Не ходите. Если вы отнесете туда меч, все, за что вы сражались, будет уничтожено.
Старый рыцарь опустил серые глаза и посмотрел на нее. Лицо его было опустошено страданием.
— Скажи ветру, чтобы он не дул, — хрипло проговорил он. — Скажи грому, чтобы он не гремел. Скажи этому проклятому мечу, чтобы он не пел и не тащил меня.
На мгновение ей показалось, что его сопротивление стало не таким сильным.
Бессловесный вопль, похожий на вой животного ужаса, разнесся по холлу. Мириамель внезапно вспомнила о Кадрахе. Она быстро повернулась, чтобы посмотреть на него, но скорчившийся у двери монах снова закричал, вытянув дрожащую руку.
Прейратс медленно поднимался на ноги, двигаясь неуверенно, как пьяный. Стрела все еще торчала из его шеи. Гнилостное сияние исходило от раны.
— Но он мертв! — Ее охватил ужас. — Он мертв! Милостивая Элисия, Матерь Божья, я убила его!
Со стоном священник сделал шаг вперед, потом его акульи глаза уставились на Мириамель. Голос его был еще более скрежещущим, как саднящая рана:
— Ты… причинила мне боль. За это я… надолго… надолго оставлю тебя в живых, человеческое дитя.
— Дочь Гор! — обреченно проговорил Бинабик. Он все еще цеплялся за ноги старого рыцаря. Камарис лежал, глядя в потолок, равнодушный ко всему, кроме зова сверху.
Покачиваясь, священник протянул руку, схватился за черное древко стрелы прямо за наконечником и сломал его. Из раны потекли свежие капли крови. Прейратс сделал несколько свистящих вдохов, потом взялся за оперенный конец и вытащил стрелу. Лицо его исказилось в гримасе боли. Он посмотрел на окровавленную стрелу, потом с презрением отбросил на пол.
— Стрела Наккиги, — проскрежетал он. — Следовало бы знать. Норны делают сильное оружие, но и его силы недостаточно.
Кровотечение прекратилось, и теперь над отверстием в шее клубилась тоненькая струйка дыма.
Мириамель вложила в лук другую стрелу и дрожащей рукой попыталась направить ему в лицо черный наконечник.
— Да пошлет… да пошлет тебя Бог в ад, Прейратс. — Она пыталась говорить тихо, чтобы не завизжать. — Что ты сделал с моим отцом?!
— Он наверху. — Священник внезапно засмеялся. Теперь он стоял прямо и казался ликующе опьяненным своей властью. — Твой отец ждет. Время, которого ждали мы оба, наконец пришло. Хотел бы я знать, кто насладится им больше? — Прейратс поднял руку и согнул пальцы. Вокруг руки Мириамели воздух накалился, и стрела сломалась. Внезапно опустевший лук чуть не вылетел у нее из рук. — Совсем не так приятно вытаскивать из себя стрелы, чтобы я мог позволить тебе целый день утыкать меня ими, девочка. — Прейратс повернулся и посмотрел назад, на скорчившегося у стены Кадраха. Сломанная дверь за спиной монаха, защищенная заклятием алхимика, была полна алых шевелящихся теней. Священник поманил пальцем: — Падреик, иди сюда.
Кадрах испустил глубокий стон, потом встал и сделал дрожащий шаг.
— Не делай этого! — крикнула ему Мириамель.
— Не будь такой жестокой, — сказал Прейратс. — Он хочет подойти к своему господину.
— Сопротивляйся, Кадрах!
Священник склонил голову набок:
— Довольно скоро я должен буду идти выполнять свей обязанности. — Он снова поднял руку. — Подойди сюда, Падреик.
Монах, спотыкаясь, шел вперед. Он обливался потом и бормотал что-то себе под нос. Мириамель беспомощно наблюдала, как он рухнул у ног Прейратса, прижав лицо к камню. Дрожа, он пополз вперед и положил щеку на черный сапог священника.
— Так-то лучше, — промурлыкал Прейратс. — Я рад, что ты не так глуп, чтобы бросать мне вызов, — рад, что ты помнишь. Я боялся, что ты забыл меня за время своих странствий. И где же ты все-таки был, маленький Падреик? Ты оставил меня и отправился водить знакомство с изменниками, как я вижу?
— Это ты очень большой изменник! — закричал на него Бинабик и поморщился, когда Камарис зашевелился, пытаясь оторвать тролля от своих ног. — Изменник Моргенсу, моему наставнику Укекуку, изменник всем, кто обучивал тебя тайнам.
Священник, развлекаясь, смотрел на него.
— Укекук? Так ты был мальчиком на побегушках у толстого тролля? Это, конечно, прекрасно. Все мои старые друзья собрались здесь, чтобы разделить со мной этот чудесный день.
Камарис поднимался на ноги. Бинабик попытался ухватиться покрепче, но рыцарь протянул руку вниз, без усилий оторвал тролля и выпрямился. Черный Торн был зажат у него в руке. Он сделал несколько медленных шагов по направлению к лестнице.
— Теперь уже скоро, — сказал Прейратс. — Зов очень силен. — Он повернулся к Мириамели. — Боюсь, нам придется подождать немного, прежде чем мы продолжим нашу увлекательную беседу. Ритуал подходит к щекотливому моменту, и мне лучше быть там.
Мириамель отчаянно хотела отвлечь его, чтобы не подпускать к отцу и дяде.
— Почему ты делаешь это, Прейратс? Что ты хочешь получить?
— Получить? Да все, в общем-то. Мудрость, какой ты, дитя, не можешь даже вообразить. Весь космос будет лежать передо мной обнаженным. Мне будут известны все тайны мироздания. — Он вытянул руки. На мгновение ей показалось, что священник растет. Ряса его развевалась, клубы пыли разлетались по комнате. — Я буду знать вещи, о которых даже бессмертные могут только догадываться.
Камарис внезапно закричал, точно его ударили ножом, потом, спотыкаясь, двинулся к широкой лестнице. Огромный колокол снова зазвенел откуда-то сверху, заставляя все дрожать и качаться. Комната заколебалась перед глазами Мириамели; пламя лизало стены, потом эхо звона затихло, и огонь исчез. Голова Мириамели кружилась, но Прейратс оставался бесстрастным.
— Это значит, что час настал, — сказал он. — Вы надеялись задержать меня, пока Джошуа борется со своим братом. — Священник покачал безволосой головой. — Твой дядя скорее унесет этот замок на плечах, чем остановит то, что должно произойти. И ты тоже. Я надеюсь, что найду тебя, когда все будет закончено, маленькая Мириамель. Я точно не знаю, что именно сохранится, но было бы позором потерять тебя. — Его холодные глаза сверкнули. — Ах, сколько мы всего сможем сделать! И у нас будет столько времени, сколько мы захотим, — вечность, если понадобится.
Мириамель почувствовала, что сердце ее сжимает ледяная рука.
— Но у тебя же ничего не вышло! — закричала она на него. — Другого меча здесь нет! У тебя ничего не вышло, Прейратс!
Он насмешливо улыбнулся:
— Не вышло?
Она повернулась, когда что-то зашевелилось на краю ее поля зрения. Сопротивление Камариса наконец угасло, и он, шаркая, поднимался по первому пролету лестницы. В считанные секунды он исчез наверху за поворотом. Она смотрела на уходящего старика с унылой покорностью. Они сделали все, что могли, но этого оказалось недостаточно.
Прейратс прошел мимо Бинабика и Мириамель, следуя за старым рыцарем, потом остановился у основания лестницы и хлопнул себя по шее. Он медленно оглянулся на тролля, отнимающего от губ духовую трубку. Прейратс вытащил что-то из-за уха и стал рассматривать это.
— Яд? — спросил он. — Ты подходящий помощник для Укекука. Тот тоже всегда медленно соображал.
Он бросил стрелу на пол и раздавил черным сапогом. Потом начал подниматься по ступеням.
— Он не питает страха, — прошептал ошеломленный Бинабик. — Я не… — Он помотал головой.
Мириамель смотрела на красные одежды священника, пока они не исчезли в темноте. Тогда она перевела взгляд на изломанные тела Изорна и других солдат. Пламя ее ярости, почти погашенное страхом, внезапно разгорелось снова.
— Мой отец там, наверху.
На полу подле них, уткнув лицо в рукав рясы, рыдал Кадрах.
Тиамак поспешно шел по лестнице.
Все наши расчеты, все наши хитроумные планы, наши надежды, горевал он, все напрасно. Мы глупцы, глупцы!
Он карабкался вверх, не обращая внимания на боль, которую приносил каждый шаг, стараясь не отставать от Джошуа, который двигался в темноте перед ним, словно легкая серая тень. Во рту у Тиамака пересохло: что-то ждало в конце подъема.
Смерть, подумал он. Смерть, притаившаяся, как гант на верхушке дерева.
Откуда-то сверху снова прогремел колокол. Грохочущий звон встряхнул его, как сердитый отец может встряхнуть ребенка. Снова перед его глазами вспыхнуло пламя. Казалось, что сама сущность вещей разорвана на части. Казалось, что прошло мучительно много времени, прежде чем он снова увидел перед собой ступени и заставил свои неуклюжие, полубесчувственные ноги делать то, чего он от них хотел.
Башня… она оживала? Когда все остальное должно было погибнуть?
Почему она послала меня? Что я могу сделать? Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, я так боюсь!
Принц Джошуа снова ушел вперед, потом и вовсе исчез из виду, но хромой вранн продолжал подъем. Быстрый взгляд в окно дал ему возможность увидеть бурлящий хаос битвы на незнакомой земле. Звезда завоевателя сияла над головой, как покрасневший от ярости глаз. Снег сыпался с багрового неба, но Тиамак различал смутные фигуры людей, кишащих на стенах, небольшие стычки под ними и общее сражение, развернувшееся на открытой земле за стенами. На мгновение Тиамак ощутил вспыхнувшую надежду, что герцог Изгримнур и войска Джошуа смогут пробиться внутрь, но потом вспомнил о защитном заклятии, про которое говорил Бинабик. Ни Изгримнур, ни кто-либо другой не смогут вмешаться в то, что должно здесь произойти.
Все перепуталось. Что именно имели в виду Мириамель и тролль, говоря о мечах? Каким-то образом все это было обманом, и — что еще важнее — Прейратс и Элиас хотели, чтобы мечи оказалось в башне. Но почему? Что они задумали? Очевидно, что какое-то отношение к этому имело появление Утук'ку под замком. Ситхи сказали, что могут задержать ее, но не остановить. Была какая-то огромная сила в Пруду Трех Глубин, и Тиамак не сомневался, что королева норнов намерена овладеть ею. Ситхи пытались задержать ее, но, по-видимому, это им не удалось.
Тиамак вдруг услышал совсем близко голос Джошуа. Он остановился, дрожа, боясь сделать последний шаг. Ему не хотелось смотреть на то, что нашел принц в конце лестницы. Вранн крепко зажмурил глаза и взмолился, чтобы ему разрешили снова проснуться в своем доме на баньяновом дереве, а все происшедшее оказалось бы просто дурным сном. Но неутомимая песнь ветра снаружи не прекратилась, и, когда он открыл глаза, его по-прежнему окружали бледные полированные стены Башни Зеленого ангела. Он знал, что должен идти дальше, хотя каждый новый удар сердца убеждал его пуститься бежать вниз по лестнице. Ноги его были слишком слабы, он не мог больше стоять и опустился на камень, потом на четвереньках преодолел последние несколько ступеней. Наконец его голова поднялась над последней ступенькой, холодный ветер ударил в лицо.
Тиамак обнаружил себя на просторной площадке колокольни.
Огромные бронзовые колокола висели под сводчатым потолком, как ядовитые зеленые болотные цветы, и действительно, несмотря на сильный ветер, помещение наполнял запах гниения, который обычно идет от таких цветов. В центре площадки темные колонны вздымалась к потолку, и со всех четырех сторон огромные арочные окна были открыты бурлящему снегу и яростным алым тучам.
Джошуа стоял в нескольких шагах от Тиамака, лицом к северному окну. Поза принца была скованной, словно он не знал, что делать, как стоять. Лицом к нему, прямо перед окном, на простой деревянной табуретке сидел его брат Элиас. На короле была темная железная корона, в руках он держал что-то длинное и серое — Тиамак не мог как следует разглядеть, что это было. Ему казалось, что эта вещь похожа на меч, но он не мог сосредоточиться на ней, как будто странный предмет не полностью принадлежал реальному миру. Король был одет с достойной его сана пышностью, но камзол был покрыт пятнами, и, когда ветер поднимал плащ, видно было больше дыр, чем ткани.
— Выбросить его? — медленно сказал Элиас. Его глаза все еще были опущены, он отвечал Джошуа с видом спящего наяву человека. — Выбросить? Сейчас я не могу сделать этого.
— Во имя любви и милости Бога, Элиас, — в отчаянии проговорил Джошуа. — Он убивает тебя! А сделает и еще больше! Что бы ни говорил тебе Прейратс, он готовит только зло.
Король поднял голову, и Тиамак, хоть он и стоял в тени лестницы за спиной у Джошуа, не мог не отшатнуться в ужасе. Красный свет, льющийся из окон, озарял бледное лицо короля, мышцы шевелились под кожей. Но это глаза короля едва не заставили вранна издать крик ужаса. Тусклое сияние было в них, нечеловеческий свет, подобный холодному пламени болотных огней.
— Спаси нас Эйдон, — выдохнул Джошуа.
— Но это готовит не Прейратс! — Губы Элиаса растянулись в странной улыбке, точно он не полностью владел своим лицом. — Я Верховный король, не забывай: все зависит от моей воли. Это мой план. Священник только выполнил мой приказ, и скоро я не буду больше нуждаться в нем. А ты… — Он поднялся не разгибаясь, двигаясь странно и порывисто. Теперь он стоял в полный рост, нечеткий серый предмет лежал на полу. — Ты был моим братом. Некогда.
— Некогда?! — закричал Джошуа. — Элиас, что с тобой случилось? Ты стал отвратительным существом. Ты — демон! — Он сделал шаг назад и чуть не упал в лестничный колодец. Потом дрожащей рукой повернул рукоятку меча и начертал на груди знак древа.
Прогремел гром, и сверкнула молния, но король только смотрел на брата пустыми глазами.
— Я не демон, — сказал король. Казалось, он тщательно обдумывает слова Джошуа. — Нет. Но скоро я буду больше — гораздо больше — чем обычный человек. Я уже чувствую это, чувствую, как открываюсь плачущим между звездами ветрам, чувствую себя ночным небом, на котором сверкают кометы.
— Да простит меня Узирис Избавитель, — выдохнул Джошуа. — Ты прав, Элиас. Ты больше не брат мне… Спокойное лицо короля исказилось от ярости.
— А чья это вина?! Ты с детства завидовал мне и делал все, что мог, чтобы уничтожить меня. Ты отнял у меня жену, мою возлюбленную Илиссу, ты украл ее и отдал смерти. У меня не было ни минуты покоя с тех пор. — Он поднял как бы сведенную судорогой руку. — Но тебе и этого было мало — да, тебе недостаточно было просто вырезать мне сердце. Ты хотел еще получить принадлежащее мне по праву королевство! Ты жаждал моей короны, так ведь? — взревел он. — Вот, возьми ее! — Он начал стаскивать с головы темный обруч. — Проклятое железо! Оно жгло меня, покуда мне не начало казаться, что это сведет меня с ума. — Зарычав, он наконец высвободил корону и швырнул ее на пол. На его лбу, как терновый венец, остался выжженный след.
Джошуа отступил на шаг, глаза его расширились от ужаса и жалости, слезы струились по щекам.
— Я молюсь… милость Эйдона! я молюсь о твоей душе, Элиас. — Принц поднял изувеченную руку, словно пытаясь отогнать кошмарное видение. — Ах, Боже, несчастный ты человек! — Он замер, потом поднял Найдл. Конец меча уперся в грудь короля. — Но все же ты должен отдать мне этот проклятый меч. Остались считанные мгновения до прихода Прейратса. Я не могу ждать.
Король уронил голову на грудь, исподлобья глядя на Джошуа. Казалось, что у него сломана шея. Густая капля крови показалась на том месте, где была корона.
— Ах, значит, время пришло? Я путаюсь с тех пор, как это произошло, — или так кажется? — Он поднял серый предмет, и тот как бы сгустился в длинный меч с узорным лезвием и двойной гардой. Свет красной звезды отражался на лезвии огненными полосами. Тиамак испугался, но не двинулся с места, не в силах отвести взгляда. Клинок казался частью измученного бурей неба. — Очень хорошо…
Джошуа прыгнул вперед, закричав. Найдл метнулся, как молния. Король поднял Скорбь и отбил удар, но не сделал контрвыпада. Джошуа отскочил, дрожа как в лихорадке. Неужели одно прикосновение серого меча к Найдлу заставило его так дрожать, подумал Тиамак. Принц снова начал атаку и безуспешно пытался прорвать оборону Элиаса. Элиас сражался словно во сне, он двигался судорожно, блокируя Джошуа, но не нападая. Каждый раз король дожидался самого последнего момента, как будто знал, куда ударит его брат. Наконец Джошуа отступил, пытаясь отдышаться. При свете отдаленных вспышек молнии было видно, как сверкает пот у него на лбу.
— Вот видишь, — сказал Элиас. — Слишком поздно для такого грубого нападения. — Он помолчал; от нового удара грома колокола слегка покачнулись. Дымный свет в глазах короля разгорелся, когда Элиас поднял Скорбь. — Но не слишком поздно для меня насладиться расплатой за все то зло, которое ты причинил мне, — моя жена мертва, мои королевские права в опасности, сердце моей дочери отравлено ненавистью ко мне. Позже у меня появятся другие заботы. Но сейчас я могу подумать о тебе, бывший брат. — Он шагнул вперед, меч его был темным, расплывшимся пятном.
Джошуа отчаянно сопротивлялся, но король бился с нечеловеческой силой. Он быстро оттеснил Джошуа к южному окну, потом, несмотря на странную скованность своих движений, задержал его там, нанося тяжелые удары, которые принц с огромным трудом отбивал. Тонкого Найдла было недостаточно, чтобы держать короля на расстоянии. Через несколько мгновений Джошуа пошатывался у выступа окна. Его сопротивление было сломлено. Внезапно Элиас протянул руку, схватил Найдл за лезвие и вырвал его у Джошуа. Обезумев от отчаяния, Тиамак поднялся и бросился на спину королю в тот самый момент, когда Элиас занес над головой Скорбь. Вранн вцепился в руку Элиаса.
Этого было недостаточно, чтобы спасти принца. Джошуа поднял руки, чтобы хоть как-то защититься, но серый клинок опустился на его шею. Тиамак не видел, как вонзился меч, но слышал страшный звук удара и почувствовал дрожь в руке короля. Джошуа дернулся и упал на пол. Кровь струилась из его шеи. Он лежал неподвижно, как пустой мешок.
Выведенный из равновесия, король зашатался, но удержался на ногах и схватил Тиамака за шею свободной рукой. На мгновение руки вранна сомкнулись на Скорби. Меч был таким холодным, что обжег его. Ужасный холод пронзил сердце Тиамака словно пика, руки его онемели. Он успел только закричать от боли за себя, за Джошуа, за все, что теперь было потеряно. Потом король оторвал его от себя и бросил в сторону. Тиамак почувствовал, что беспомощно скользит по полу колокольни, потом что-то ударилось о его голову и шею. Он лежал на боку, разбитый ударом о стену.
Тиамак не мог ни говорить, ни двигаться. Его уже угасающий взгляд помутнел, когда глаза наполнились слезами. Страшный шум внезапно сотряс колокольню и даже пол под ним. Красный свет за окнами разгорелся еще ярче, как будто языки пламени окружили башню — они поднялись так высоко, что Тиамак увидел их и темный силуэт короля у окна. Потом все исчезло. Колокол зазвонил в третий раз.