Я в чьей-то памяти живущий!
Сегодня, может, в умиленье,
Моей судьбы: просторы, гущи
Он вспоминает на мгновенье...
Иллюзия
Мы - узники, мы время заучили,
Мы думаем, что время приручили...
С наручными часами неразлучники.
Одело время нам уже наручники!..
Убеждай себя
Пока хоть что-то отрицаю:
Во мне от мира в стороне
Лишь мира отблески мерцают.
Весь мир вместился бы во мне...
А потом...
Все будет: жизнь, и будет смерть, потом...
Вначале не желаем
- не иначе!
Расстаться с материнским животом,
Не потому ль, родившись, горько плачем?..
Все испытаем: радости, печали.
Все будет: жизнь и будет смерть, потом...
Мы покидаем свой телесный дом
С такою неохотою вначале...
Тупик
Он взглядами моими облицован,
Весь горизонт вокруг моей судьбы.
Всего до горизонта жизнь ходьбы...
Я горизонтом прочно окольцован.
Но, может быть, с неведомых высот
Все взгляды мне свои удастся веско
Свести в единый взгляд и горизонт
Тогда - перешагнуть, как обруч детский...
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПУТЬ
ВЫ ВЕРИТЕ В БОГА?
В тихом утреннем коридоре отделения милиции, ровно в девять часов по повестке, я постучался в комнату 9.
- Да!.. - отозвался чей-то бодрый голос за лакированной деревянной дверью.
Я шагнул в комнату.
В трех метрах от меня за столом у пришторенного окна сидел человек в штатском костюме, галстуке: на вид ему было лет сорок, жилисто-поджарый, какой-то уютный, во всем теле играет энергия, лицо длинное, отштрихованное несколькими морщинками, неприметный, подобных людей я встречаю очень часто, но быстро забываю.
- Можно? - спросил я.
- Входите! - энергично засуетившись с какими-то бумагами, точно мимоходом, но добродушно, предложил он.
Я прикрыл дверь за собой, сердце у меня зачастило... Но я решился.
- Вы следователь Васильев? - спросил я.
- Да! - ответил человек в штатском.
- Я по повестке, - сказал я, и подошел к столу следователя, и протянул ему бумажку с бледными, голубенькими прожилками казенного штамп. На его чернильных линейках красовалось несколько беглых слов, написанных шариковой ручкой.
- А!.. Хорошо! - сказал следователь, просмотрев повестку и узнав из нее, кто к нему явился. - Вот вам бумага, вот ручка, - услужливо предложил он. - Напишите свою автобиографию.
Подобное предложение поразило меня. Я ожидал худшего, но пока все происходило довольно загадочно, и все же - благополучно! Пока благополучно!
Свежие листы машинописной бумаги стопкой лежали передо мной на столе, за который я уселся. Следователь что-то перелистывал, вчитывался, отмечал красным и синим карандашом, а я, тайком посматривая на него, думал о себе...
Я заметил, как Васильев выразительно поглядел в мою сторону.