– О'кей, пойду. – Он запротестовал: – Нечего мне руку выкручивать.
Они поднялись на уровень земли и вышли на улицу – и второй полисмен ни на секунду не опустил пистолет. Гилеад расслабился и выжидал. У поребрика стояла полицейская машина.
– Я прогуляюсь, – заявил Гилеад. – Ближайшее отделение за углом. Хочу, чтобы мне предъявили обвинение в моем участке.
Он ощутил ломящий зубы холод, когда его стукнули рукояткой «маркхейма», покачнулся и упал лицом вниз.
Он начал приходить в себя, но еще не мог координировать движения. В этот момент его вытаскивали из машины. Пока его наполовину вели, а наполовину несли по длинному коридору, Гилеад почти пришел в себя, но в памяти был провал. Его впихнули в какую-то комнату, дверь захлопнулась за ним. Он выпрямился и огляделся.
– Привет, дружище, – обратился к нему звучный голос. – Подвинь-ка свое кресло к огню.
Гилеад моргнул, неторопливо опустился на стул и глубоко вздохнул. Его здоровое тело перебороло удар «маркхейма», он опять стал самим собой.
Комната оказалась камерой – старомодной, почти примитивной. Передняя стена и дверь из стальной сетки, остальные стены – бетонные. Единственную мебель, длинную деревянную скамью, занимал человек, который с ним разговаривал. Ему было лет пятьдесят, сложение массивное, тяжелые черты лица застыли в проницательном доброжелательном выражении. Он лежал на спине на скамье, подложив под голову вместо подушки руки, с непринужденностью отдыхающего животного. Гилеад видел его раньше.
– Привет, доктор Болдуин.
Человек уселся с крайней экономией движений, так чтобы как можно меньше двигать туловище.
– Я не доктор Болдуин – я вообще не доктор, хотя мое имя – Болдуин. – Он уставился на Гилеада. – Но я вас знаю – видел кое-какие из ваших лекций.
Гилеад поднял бровь:
– Человек, появившийся в обществе Теоретической Физики без докторской степени, показался бы голым, а вы присутствовали на последнем собрании.
Болдуин радостно хмыкнул:
– Все понятно – должно быть, там присутствовал мой кузен с отцовской стороны, Хартли М. – надутый гражданин Хартли. Попытаюсь оправдать свою фамилию теперь, когда я с вами познакомился, капитан. – Он протянул громадную руку: – Грегори Болдуин, для друзей Котелок Болдуин. Новые марки вертолетов и их использование – вот единственное, что меня сближает с теоретической физикой. Котелок Болдуин, Король Геликоптеров – вы, должно быть, видели мои афиши.
– Теперь, когда вы об этом сказали, припоминаю, что видел.
Болдуин вытащил визитную карточку.
– Вот. Если понадобится, я тебе сделаю десятипроцентную скидку за то, что ты знаком со стариной Хартли. В самом деле я могу тебе устроить «кертисс», всего только прошлого года, семейная машина без единой царапины.
Гилеад взял карточку и снова сел.
– Не сейчас, спасибо. Странная же у вас контора, мистер Болдуин.
Тот снова хмыкнул:
– В течение долгой жизни подобные вещи случаются, капитан. Я же тебя не спрашиваю, почему ты здесь или что ты делаешь в этом обезьяньем костюмчике. Называй меня Котелком.
– О'кей.
Гилеад поднялся и подошел к двери. Напротив камеры – голая стена без окон и дверей, поблизости никого не было видно. Он посвистел, потом покричал – никакого ответа.
– Что тебя гложет, капитан? – мягко спросил Болдуин.
Гилеад повернулся. Его сокамерник спокойно раскладывал на скамье пасьянс.
– Хочу вызвать надзирателя и потребовать адвоката.
– Не трудись понапрасну. Давай-ка сыграем в картишки. – Он пошарил в кармане. – У меня еще вторая колода есть – как насчет русского банка?
– Нет уж, спасибо. Мне нужно отсюда выбраться.
Гилеад снова закричал – и опять никакого ответа.
– Да не трать ты задаром свои легкие, капитан, – посоветовал Болдуин. – Они придут тогда, когда им заблагорассудится, и ни секундой раньше. Я-то знаю. Давай, сыграем, так время быстрее идет.
Болдуин, кажется, смешал обе колоды вместе. Гилеад видел, как он начал их перетасовывать. Эта хитрость его заинтересовала, он решил сыграть – поскольку очевидна была правота Болдуина.
– Если тебе русский банк не по нраву, – продолжал Котелок, – вот тебе игра, я научился ей, когда пацаненком был. – Он сделал паузу и уставился прямо в глаза Гилеаду. – Она и поучительна, и развлекательна, и при этом достаточно проста, если только ухватишь суть. – Он начал сдавать карты. – Двумя колодами лучше играть, потому что черные масти значения не имеют. Считаются только двадцать шесть красных карт из каждой колоды, вперед идут черви. Каждая карта соответствует своему положению в колоде следующим образом: туз червей – единица, а король червей – тринадцать, туз бубен – четырнадцать, и так далее. Усек?
– Да.
– А черные не считаются. Просто пустые места… промежутки. Сыграем?
– А правила-то какие?
– Первый кон просто так сыграем, ты все моментально поймешь. А после, как усечешь, на полставки сыграем, по десять монет на ставку. – Он перетасовал карты и быстро стал выкладывать их рядком, по пять карт в каждом. Помолчал, закончив: – Вот моя сдача, а ты соображай. Гляди, что получается.
Было очевидно, что подобная сдача расположила красные карты в определенные группы, но не было пока видно смысла данных комбинаций, а ставка была ни достаточно высокой, ни низкой. Гилеад воззрился на карты, пытаясь угадать, в чем тут дело. Жульничество казалось слишком явным, чтобы Болдуин мог что-то из него извлечь.
Вдруг Гилеада осенило, карты отчетливо заговорили с ним. Он прочел:
То обстоятельство, что в ряду было всего пять красных карт, влияло на правописание, но смысл был ясен. Гилеад потянулся к картам.
– Попробую. Я могу их побить. – Он достал мелочь, принадлежавшую владельцу костюма. – Вот десять монет.
Болдуин смешал карты. Гилеад перетасовал, еще меньше прикидываясь, чем Болдуин. Он выложил:
Болдуин протянул ему деньги и сделал новую ставку.
– О'кей, моя очередь отыгрываться.
Он выложил:
– Опять я в выигрыше, – весело объявил Гилеад. – Делай ставку.
Он сгреб карты и повозился с ними:
Болдуин прочел и сказал:
– Слишком уж ты для меня проворный. Давай карты. Он положил еще одну мелкую монетку и снова разложил карты: