— Что случилось? — спросил Хильсон.
Я понял, что застонал от удивления.
— Ничего. О животных Доуна я пока знаю далеко не все, что должен знать. Выделяют они твердые вещества?
— Выделяют ли они?.. Да, ты благородно выразился. Да, выделяют.
Хильсон направился к шару в одиночестве. Грог прочно сидел на плоском камне, один бок которого выступал из песка. Скала была абсолютно чистой.
— Гроги тоже это делают.
— Верно.
Хильсон приземлился. Я опустился около него, подпрыгивая при этом. Грог посмотрел на нас и приветливо улыбнулся.
— А доказательства? Кто же здесь убирает?
Хильсон почесал себе голову. Он обошел вокруг грога, вернулся назад и растерянно смотрел перед собой.
— Странно. Об этом я не подумал. Птицы... или?..
— Возможно.
— Это очень важно?
— Возможно. Большинство оседлых животных живут в воде. А вода все уносит.
— Но на Гиммидги есть оседлое существо, к которому это не относится.
— У меня есть такое. Но эта орхидея живет на деревьях. Она вцепляется в какую-нибудь красивую толстую горизонтальную ветку, а хвост спускает вниз.
— Гм.
Его, кажется, это не интересовало. Он, без сомнения, был прав. Какая-то питающаяся падалью птица убирала за грогом. Но мне это казалось невероятным. Почему это должна делать птица или животное?
Грог и я переглянулись.
Как правило, такие существа страдают от сенсорной недостаточности. Киты живут в воде, бандерсначи в горячем тумане под сильным давлением.
Возможно, было еще рано устанавливать какие-либо правила, но ясно одно: такие существа не в состоянии легко экспериментировать со своим окружением, для экспериментов нужны, как правило, инструменты.
Но у грога, действительно, были трудности. Слепой, с ничего не чувствующими конечностями вследствие почти бесполезного спинного мозга, неспособный самостоятельно проделать пусть даже небольшое расстояние — какое же представление о Вселенной могло составить себе подобное существо?
Я поймал себя на том, что рассматривал руки грога. Руки. Ни на что не способные. Но руки. Четыре пальца с крошечными когтями, с крошечной ладонью, как у маленького механического хватательного инструмента.
— Руки не развились, а деградировали!
Хильсон смотрел на меня непонимающим взглядом. Он использовал свой небесный велосипед в качестве сидения, так как вокруг не было ничего более подходящего.
— О чем ты, собственно, говоришь?
— О гроге. У него зачаточные, хилые руки. Этот вид был когда-то более высокой формой жизни,
— Или это было лазящее животное, как обезьяна.
— Не думаю. Скорее, у него были мозг, руки, и он мог передвигаться. Затем что-то случилось, и он утратил разум. А теперь он лишился подвижности и рук.
— Почему же он перестал двигаться?
— Возможно, не хватало пищи. Если не двигаешься, то сохраняешь энергию.
Но я чувствовал, что это всего лишь предположение, и поэтому добавил:
— Или он слишком много смотрел телевизор. Я знаю людей, которые неделями не встают от телевизора.
— Во время межпланетных игр мой двоюродный брат Эрни... Ах, к черту все это! Ты всерьез думаешь, что это может быть ответом на вопрос?
— Да. Ловушка; без глаз, без чувствительности, без способности сделать что-либо задуманное. Это как слепоглухонемой ребенок без осязания. Так называемый эффект перчатки.
— Но у него есть мозг, разум.
— Как у тебя слепая кишка. Разум тоже страдает, если он не может развиваться.
— Но ты же честно занимался проблемой подобных существ. Ты можешь что-нибудь для них сделать?
— Разве что эвтаназию. Нет, это тоже нет. Давай лучше вернемся в Доунтаун.
Я зашагал по песку к своему воздушному велосипеду и чувствовал себя безмерно разочарованным и уставшим. Бандерсначам нужны были люди, которые бы им рассказали о звездах. Но что можно рассказать волосатому шару?
Нет, я должен вернуться в Доунтаун, а затем на Землю. Там тоже много дел; люди, которым не могут помочь ни врач, ни психиатр. И повсюду есть такие, которым уже нельзя помочь ничем.
Грогам ничем не поможешь.
Я сел, скрестив ноги, на песок в нескольких шагах от воздушного велосипеда. Хильсон уселся около меня. Мы сидели напротив грога и ждали.
— Чего, собственно, мы ждем? — спрашивал время от времени Хильсон.
Я пожимал плечами, так как тоже не знал. Хильсон, как и я, сидел, не двигаясь. Я был твердо уверен, что мы делали правильно. Мы одновременно отвернулись от грога и стали смотреть в пустыню.
Какой-то зверек величиной с мышь скакал нам навстречу; при этом он поднимал немного пыли. За ним появился еще один, другой, третий. Они прыгали довольно высоко, потом остановились полукругом вокруг грога и стали его рассматривать.
Грог повернулся к ним; мы, люди, или другие позвоночные повернули бы шею, но грог повернул все тело, и создалось такое впечатление, будто разворачивали скатерть. Грог смотрел невидящим взглядом на песчаных мышей, а они сидели на задних лапах и смотрели назад.
Рот грога открылся. Он выглядел, как пещера, а язык лежал свернутым на розовом дне. Он двинулся молниеносно и невидимо быстро; две мыши исчезли. Рот, который был так велик, что смог бы, наверное, проглотить и человека, закрылся и снова улыбался кротко, сытый и довольный.
Третья мышь сидела на задних лапах. Ни одна из них не попыталась убежать. Они могли это сделать без труда.