— Неправда, — возразил я, — ты сама со мной никуда не ходишь.
— Может, мне еще и выступать с тобой на площади?
Я не стал отвечать, мне показалось, что мы сейчас опять поссоримся, слишком уж часто в последнее время это случалось.
— Иди ко мне, — сказал я, — или ты меня уже не любишь?
— Я тебя ненавижу, — вздохнула она.
^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^
Утром мы узнали, что дружина Оорла устроила в городе погром. Было много убитых и раненых, горели дома и деревья, костелы и лавки… и наш помост в том числе. На сожженной рыночной площади больше нечего было делать.
Мы стояли на пепелище, Нолли прижималась ко мне так отчаянно, словно была виновата в поступках своего отца. Мне нечем было ее утешить, мне самому было тошно оттого, что все так скоро и неожиданно оборвалось по прихоти вздорного барона. Еще вчера я казался себе таким счастливым и независимым. А вот завишу. Еще как завишу!
Ольвин водил носком башмака по пеплу. Лицо его было серое.
— Дождется Оорл… — процедил он сквозь зубы.
— Он вчера уезжал от герцога очень сердитый, — сказала Нолли, — не поделили что-то, наверно.
— Он был здесь?!
— Да. Я сама видела.
Ольвин на секунду отвернулся, видимо, чтобы скрыть от нас выражение лица, сдержать которое был не в силах. Оорла он знал. Знал и ненавидел. Я в этом не сомневался. Что-то связывало этого уличного акробата и всесильного барона, которому даже король не указ. Что? Смерть Эриха Второго? Изольда? Или, может быть, белая тигрица? Я еще раз поразился, что судьба привела меня именно к нему.
— Идите домой, — сказал он, взяв себя в руки, — в такое время лучше не высовываться, — а я пойду узнаю, что они там не поделили с герцогом.
— Я с тобой, — заявил Сильвио.
— Нет, — Ольвин покачал головой, — на этот раз я пойду с Мартином.
— Ну и катись к черту!
— Сильвио…
— Я сказал, к черту!
"Дурак", — подумал я, — "все равно он ничей. Он один на всех, как икона в церкви. Просто я надоел ему чуточку меньше, чем ты. Дурак ты, Сильвио!"
Все пошли в одну сторону, а мы в другую. Мы направились в центр города, ко дворцу герцога Тарльского, к белокаменной громаде, обнесенной высокой ажурной оградой, заржавевшей, но все еще красивой. Со стороны парка в ней была дыра из выломанных прутьев, так обычно случалось со всеми оградами.
Мы оказались в цветущем саду. Это был обыкновенный рай на земле, какие любят устраивать себе сильные мира сего. Светило солнце, благоухали розы, тихо шелестели деревья. Словно и не было пожарища, детского плача, женских воплей. Словно и не стояли мы на пепелище полчаса назад!
— Идем, — Ольвин тянул меня за рукав, мы осторожно пробирались между клумб с георгинами и кустов шиповника.
В одно из окон на первом этаже, полуоткрытое, с воздушной оранжевой занавеской, он тихо постучал. Девушка, которая выглянула и приветливо улыбнулась, очевидно, была горничной.
— Даная у госпожи Алоизы, — сказала она.
— Позови, будь добра.
— Если госпожа ее от себя отпустит!
Ждать пришлось долго.
Наконец она появилась в окне, девушка из мечты, из легенды о прекрасной и вечной любви. И тревога на лице, и отчаяние в глазах шли ей еще больше, чем улыбка.
— Ольвин, какой ужас! — сказала она, прежде чем поздоровалась.
Они смотрели друг на друга чуть дольше и выразительней, чем просто знакомые.
— Ты не один? — Даная удивленно взглянула на меня, а потом грустно улыбнулась, — я, кажется, узнала. Это ваш новый музыкант. Он играет на лютне и на дудочке.
— Его зовут Мартин, — добавил я.
Она опять улыбнулась, но уже веселее.
— Мартин, — сказала она, — мне кажется, что ты можешь петь гораздо лучше. Я всё ждала вчера…
— Я не пою, я подыгрываю.
— Поет — поет, — опроверг меня Ольвин, по-моему, ему непременно хотелось, чтобы Мартин ей понравился, — и еще сказки сочиняет. Заходи как-нибудь, послушаешь.
— Я приду. Обязательно приду. Только сейчас мне не вырваться. Представляешь, что тут творится? Герцог в ярости, хозяйка в истерике… Не до сказок, Ольвин.
Она снова стала серьезной и встревоженной. Ольвин взял ее за руки.
— Что, дело плохо?
— Дело идет к войне. Они никогда уже не договорятся.
— А ты слышала, что они не поделили на этот раз?
Даная сдвинула черные брови, усиленно что-то вспоминая. Не думал я вчера, что увижу ее в роли черной пророчицы.
— Барон хотел вернуть себе прежние земли. Но они уже два века относятся к Тарлю. Естественно, что герцог отказал.
— Какие? Дана, какие еще земли?
— Ну как же?.. Долину Двух лун, правда, я не знаю, где это.
— Он что, купить не мог!