— Не очень.
Мы ломали от батона и ели мягкий, теплый еще хлеб. И было тихо, уютно и усыпляюще тепло. Как будто и не прижимался я к мокрой каменной стене и не смотрел стуча зубами на уходящую вниз узкую серую улочку. Я слишком долго этого ждал, я слишком этого хотел, чтоб он пришел вот так, мокрым воробьем, сминая в руках шляпу, кусая губы. Я бы насладился его унижением, но недолго, я бы его простил и вернулся бы вместе с ним. И не позавидовал бы я тогда ни Кристоферу, ни Эскеру, ни Марциалу младшему! Слишком рано они меня сбросили со счетов!
Нарцисс уходил, я смотрел ему вслед и уже чувствовал, как заполняет меня новая грустная мелодия, мелодия мокрого города и одинокой фигурки на узкой улице. Прощай, Нарцисс! Ты опоздал. Ты уже в прошлом. Ты станешь воспоминанием, еще одной мелодией моей жизни, я положу тебя на ноты и уберу подальше. Я свободен от тебя!
Тишина была такая, что поневоле говорить хотелось шепотом.
— Я тебя поцелую, можно?
— Ну, зачем ты опять?
— Я просто не могу, когда ты так близко.
— Тогда я отойду.
— Нет.
Я держал ее за руку, да она и не вырывалась, только качала головой.
— И что ты во мне нашел, Мартин?..
— Всё, — сказал я, -
"А в глазах у тебя небо,
Глубь озер и лесов тайна,
А в глазах у тебя нежность.
Просто так. Или случайно".
Она молчала. Ее послушная рука была со мной.
— Где мы встретимся? — спросил я отчаянно, — хочешь, я куплю дом на другом конце города? Хотя бы один раз, но нам никто не помешает!
— У тебя хватит денег на дом?
— Ты только скажи, хочешь?
— Что ты со мной делаешь, Мартин!
— Я куплю тот белый особняк над прудом, который тебе так нравился, помнишь?
— Не шути так…
Я не успел ничего ответить, потому что вернулся Ольвин, такой же мокрый как и я. Впервые я не обрадовался его приходу, слишком уж он был не вовремя!
— Купаться поедем?
— В дождь?
— Ну и что?
— А зачем я тогда сушился?
Когда мы седлали коней, Изольда смотрела на нас из окна. Мне показалось тогда вдруг, что я ее больше никогда не увижу. Не знаю почему. Может, потому что она была красива в этот раз как никогда и как никогда похожа на тигрицу. У меня сжалось сердце. Я бросил седло и подошел к окну.
— Не хочется оставлять тебя одну.
— Со мной Нолли.
— Если с тобой что-нибудь случится, я тихо помешаюсь.
— Мартин, к чему ты это говоришь?
— Не знаю…
**********************************************************
**************************************
Купаться в дождь — занятие для гурманов. Мы прискакали на Сонное озеро все исхлестанные мокрыми ветками и быстро погрузились в воду, горячую как бульон. Я забыл о своих душевных муках, я был счастлив, что у меня есть тело, обыкновенное человеческое тело, которое чувствует тепло и холод, устает, отдыхает, кувыркается, ныряет, лежит на отмели, и по его упругой коже долбят капли дождя.
— Хочешь, сплаваем к твоему серому камню? — спросил Ольвин.
— Не хочу, — сказал я, — зачем мне какой-то серый камень?
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Нам было хорошо, мы смеялись бы очень долго, если бы с того берега не раздался вдруг душераздирающий рев. Такой забытый и такой знакомый, что у меня судорога прокатилась по телу.
— Что это? — тревожно спросил Ольвин, — что это может быть?
— Это белая тигрица, — ответил я, — в которую ты не веришь.
— Какой там, не веришь!
Рев раздался еще раз, сердце защемило. "Не пойду", — подумал я с отчаянием, — "что они сговорились сегодня разрывать меня на части?! Сначала Нарцисс, теперь тигрица! Почему все сегодня? Почему не вчера? Где ты была, когда я искал тебя? Где ты была раньше?!"
— Поехали отсюда, — сказал Ольвин, поспешно одеваясь.
— Ты что, боишься?
— Я прошу тебя, поехали.
И снова раздался ее рев. Я колебался недолго, каких-то полминуты: бежать ли к ней, или ехать с ним. Он ждал.
— Ладно, — вскочил я, — поехали.