— И кого же я буду играть?
— Рабыню — эфиопку.
— О, Боже! Ты считаешь?..
— Все будет отлично, Мартин, мы намажем тебя ваксой.
— А все остальное тебя не смущает?
— Ну, ты же способный!
Он смеялся надо мной. Просто и беззлобно.
— Смейся-смейся, — проворчал я, — посмотрим, что скажет Нолли.
Потом на кухню зашла Изольда. Она была в платье, умытая и причесанная. По тому, как она улыбнулась, я понял, что она ничего не помнит. Зато помнил я.
— Вы уже здесь? Я пришла готовить завтрак, а они уже едят!
— А что такого? — удивился Ольвин.
— Доброе утро, — вставил я, мне очень хотелось поймать ее взгляд и хоть что-нибудь в нем прочесть, кроме материнской заботы.
— Мартин, — сказала она чуть ли не с упреком, — неужели я вас вчера плохо накормила?
— Ласточка, ты готовишь прекрасно, — ответил за меня Ольвин, — просто мы обжоры.
— Бедные детки, едят одно печенье! Что вам разогреть?
— Подожди, — он встал и осторожно взял ее за плечи, — ты сегодня еще наготовишься.
— Да?
— У нас будут гости вечером. Надо же познакомить Мартина и Нолли с нашими друзьями?
— Понятно… Пирожки, гусь с капустой… этот вечно голодный Сильвио тоже будет?
— Конечно.
— Тогда еще и котлеты.
****************************************************************
******************************
Нолли открыла глаза, когда я вошел.
— Где ты ходишь! Я просыпаюсь, а тебя нет! Это невыносимо!
— Ну, чего ты испугалась?
— Иди ко мне, поцелуй меня, съешь меня! Господи, как я тебя ненавижу! Я некрасивая, да? Ты просто забыл, какой я могу быть красивой! Мартин, ну где ты? О чем ты думаешь?
— О тебе, — соврал я.
Я думал о белой тигрице, потому что опять вдыхал запах смолы, впрочем, недолго. Через минуту я думал только о Нолли.
— Ненавижу тебя, — сказала она раз, наверно, в сотый.
— Ты так часто это повторяешь, — заметил я, — что когда я услышу, что ты меня любишь, то пойму, что между нами всё кончено.
— Все когда-нибудь кончается. Я тебе не сказала… я видела вчера в толпе одного типа, это был человек Андорма.
— Он узнал тебя?
— Конечно.
— Почему ты сразу не сказала?
— Зачем?
— Мы ушли бы из Тарлероля.
— Куда?
— Лесовия большая!
— Я устала! Пусть будет, что будет, я не могу больше скитаться! И потом, меня тут удочерили, ты слышал?
— Слышал, — вздохнул я, — а меня, кажется, усыновили.
Солнце уже заглядывало в окна. Если зажмуриться, то можно было представить, как оно медленно поднимается над лесом и над городом, перебирает сосновые иголки и черепицу на крышах. Я приподнялся на локте и снова рухнул в кровать. Глаза слипались.
— Вставал рассвет, он яростно сверкал,
Он отражался в тысяче зеркал,
Он беспощадно в окна проникал,
Вставал рассвет, но сон не отпускал…
— Который час? — спросила Нолли, потягиваясь.
— Шесть утра.
— Кошмар, как рано!