— Однако акробат живет не по средствам, — заметил я.
— Это всё, что у нас есть, — сказала она, — нам ведь часто приходится переезжать.
— Послушай, если акробат в состоянии купить лошадей, на которых ездит царица Триморская и Эрих Третий, то я срочно учусь крутить сальто!
— Это подарок.
— Интересно, кто же в состоянии делать такие подарки?
— А что такого? Говорят, Эрих Третий дарит своим фаворитам лошадей из чистого золота с изумрудами вместо глаз. А тут просто два жеребенка.
Изольда отвечала с явной неохотой, и я не стал уточнять, кому именно неизвестный благодетель подарил баснословной цены коней. Я только спросил, который тут ее.
— Дедал, — сказала она, — черный. Но я мало езжу. Ольвин их выгуливает почти каждый вечер. Он ездит к реке или на Сонное озеро, там очень красиво.
— Но это, кажется, владения барона Оорла?
Изольда посмотрела на меня и лукаво улыбнулась.
— А пусть догонят!
В это время из сарая вышел Ольвин с седлом старым и потертым, которое красавцу-Икару явно не шло.
— Ты меня отпустишь на час? — спросил он сестру.
— Можешь и Мартина прихватить, — ответила она.
— Ему понравились наши лошадки?
— Особенно седла, — уточнил я.
Акробат казался очень довольным.
— Бери второе, — улыбнулся он и кивнул на дверь сарая.
Я вылез в окно.
******************************************************************
********************************
Кони неслись быстрее ветра, им не хватало только крыльев. Это были те минуты, когда мы, маленькие люди, могли чувствовать себя чуть ли не богами. Давно мне не было так легко и просторно! Летели облака, деревья, просеки, летела под копытами дорога, уводя все глубже в лес, все дальше от города.
Дорога становилась все уже, еловые лапы уже хлестали по плечам и загораживали солнце, кусты малины стояли необорванные. Мы устало и довольно переглянулись, и я заметил, что Ольвина переполняет такое же тихое, необъяснимое счастье. Оказывается, можно быть счастливым и с горбом на спине, если есть лес, а в лесу озеро, если есть дорога и отличные кони, чтобы мчаться по ней, и если тебе никто не мешает всем этим наслаждаться. Никто. Это главное.
Мы свернули на тропу к Сонному озеру. Начались знакомые места. Я был здесь два года назад. Мой хозяин граф Андорм гостил у барона Оорла в замке, он не столько охотился, сколько ухаживал за его молоденькой дочкой, на которой через год женился.
Она мне тогда не понравилась, показалась глупой и надменной, а отец ее вообще внушал трепет. Нравились мне только ее изысканные наряды. Я столбенел, глядя на алмазные россыпи на платье, на изящные линии декольте и воротника, на кружевные манжеты, на высокий головной убор, расшитый серебром… Я смотрел на нее как на красивую куклу, не больше. Я даже придумал тогда маленькую песенку о том, как одна такая кукла ожила, сбежала от хозяина и стала роковой женщиной. Пошленькая была песня, но господам нравилась.
Озеро своим спокойствием и зеркальной чистотой навевало сон. Несмелые волны лизали песчаный берег еле-еле. На востоке небо было темное, а лес светло-салатовый, с розовыми стволами, подсвеченный косыми лучами заходящего солнца. А на западе была обратная картина — небо еще голубое, по-летнему ясное, а лес — темный, непроницаемый, грозный. Я стоял по колено в воде и крутил головой то вправо, то влево. Ольвин уже окунулся.
— Ну, ты чего? Ныряй!
— Нырнуть-то не долго.
— А что?
— Я же из Озерии. Для меня озеро — это не просто водоем.
— А, понял! Священнодействие. Тогда я уплываю!
— Подожди!
И я бросился в эту священную воду и поплыл. Я знал, что на том берегу должен быть большой плоский камень, ровный и гладкий как постамент, разогретый за день солнцем, на нем хорошо лежать, раскинув руки, смотреть на сосновые лапы и облака и ни о чем не думать. Черт возьми! Я здоров, я молод, я свободен, я никому ничего не должен, я могу говорить, что хочу, петь, что хочу, сочинять что хочу, не оглядываясь на то, понравится это какому-то самодовольному истерику или нет. Как я мчался сюда на Дедале! А теперь рассекаю воду. А потом найду мой камень, лягу на него, как два года назад, но никто уже меня не найдет и не пнет сапогом под ребро. "Какого черта! Мы уезжаем!"
— Плывем назад, Мартин?
— Мы же почти доплыли! Там есть такой гладкий камень…
— Мы опоздаем. Изольда будет сердиться.
— Она это умеет?
— Еще как!
— Ладно, тогда в другой раз.
На берегу я его рассмотрел: тонкий, но с сильными руками, среднего роста, если б не горб, был бы, наверное, высоким.
— Ты часто тренируешься?
— Приходится каждый день. Сила еще остается, а гибкость пропадает тут же.
— Слушай, а почему ты стал акробатом?
Ольвин шнуровал башмаки, но прервался и посмотрел на меня.
— Ты про это? — он показал на свой горб и усмехнулся, мне стало неловко от своего вопроса, — назло, — сказал он, — понимаешь, захотелось владеть своим телом. Да и выхода другого нет: если не тренировать мышцы спины, можно и совсем скрючиться.
— Ты с рожденья такой?
— Да. Поговаривают, что моя матушка нагуляла меня с каким-то бродягой, пока отец воевал под Алонсом. Она меня ненавидела до самой своей смерти, хотя делала вид, что любит. Деспотичная была женщина. Медведь ее задрал в лесу.
О матери он говорил безо всяких эмоций, с холодной иронией, деловито завязывая шнурки. "Я непривязчив!"
— А отец? — спросил я, ожидая еще большего презрения.