Херити привстал и наклонился над столом.
- Мы будем еле... следовать любому без-з-зумию, пока в нем есть... в нем есть проклятие! Проклятие - это то... то, что мы любим. - Херити торжествующе посмотрел на отца Майкла. - Мы не говорим: смелость... Мы говорим... мы говорим: наглость! В этом... в этом есть дрянь, дерьмо, проклятие! - Он тихо засмеялся, потом, как будто протрезвев, повернулся к Кевину. - Ты что-то подмешал в мою бутылку, Кевин. Что ты положил туда, признавайся!
- Джозеф, ты пьян, - сказал, улыбаясь, Кевин.
- Не настолько пьян, чтобы потерять рассудок. - Херити тяжело опустился на стул. - М-мои ноги! Они н-не слушаются меня!
Внезапно его голова дернулась вправо. Рот открылся. Херити попытался вздохнуть, но потом затих.
Пирд молнией взлетел на платформу. Он приложил ладонь к шее Джозефа и округлил глаза.
- Он мертв!
- Я знал, что ему нельзя много пить, - хмыкнул Кевин. - Что ж, пусть себе лежит. Триумвират все еще в наличии.
Отец Майкл сделал попытку приблизиться к Херити.
- Стойте на месте! - закричал Кевин. Он вытащил револьвер из-под стола и поднял его над головой.
- Так вот в чем твоя справедливость! - воскликнул священник.
- Отправляйтесь-ка на место, отец, - негромко произнес Кевин, помахивая револьвером.
Отец Майкл колебался.
- Не спорьте с ним, - взмолился Доэни.
Священник повиновался, бессильно падая на свой стул. Мальчик прижался к нему в испуге.
Кевин положил револьвер на стол перед собой и посмотрел на Доэни.
- Спасибо, господин Доэни. Мы должны соблюдать порядок. Не поговорить ли нам теперь о преступном знании О'Нейла?
Доэни с трудом отвел взгляд от мертвой фигуры Херити и сделал жест Пирду, чтобы тот покинул платформу. Тот вернулся обратно к стеллажам.
- О'Нейл использовал преступное знание тонкостей медицины, - сказал Доэни, как будто повторяя заученную аксиому. - Преступное знание - это нечто, требующее подавления в самом зародыше. Когда это внедряется в нашу мирную жизнь, преступление налицо.
Отец Майкл открыл рот, намереваясь что-то сказать, но передумал, понимая, что сказанное Доэни всего лишь отзвук того, что приказал ему Кевин. Какой дьявольский договор заключили они между собой?
Кевин уставился на священника.
Отец Майкл встал, отодвинув от себя мальчика.
- Что это за преступное знание? Связанное с медициной, не так ли? Исключительная компетенция специалистов-медиков? Тогда почему они публикуют свои труды? Может быть, они думают, что только они сами понимают язык своих открытий?
- Каждый, кто использует преступное знание, - преступник! - прогремел Кевин.
- А О'Нейл, узнавший о новых явлениях, подтвердил свою вину? вкрадчиво спросил отец Майкл.
Кевин, усмехаясь, кивнул.
"Этому человеку следовало бы знать больше, чтобы спорить с тем, кого обучали иезуиты", - подумал священник.
Он повернулся к присяжным и спросил:
- Что происходит, когда мы подавляем такие открытия? Подумайте о различных средствах подавления и о том, кому может быть разрешено их использовать. Вы тут же столкнетесь с интересным явлением. Те, кто подавляет или пересекает что-либо, должны знать этот предмет досконально. Цензоры должны это знать! Вы же фактически ничего не пресекли! Вы просто ограничили знание особой элитой. Я спрашиваю: по какому принципу подбирается эта элита?
Отец Майкл повернулся и хитро улыбнулся Кевину.
- Этот вопрос не имеет ответа, - продолжил он. - Неужели мы можем предположить, что О'Нейл сговорился с преступным знанием разрушить наш мир?
- Вот именно! - подхватил Кевин. - Он сговорился!
Отец Майкл посмотрел на Доэни, который отвернулся в сторону, наблюдая за Джоном. Тот полностью сосредоточил свое внимание на голове, плавающей в сосуде, настороженно вслушиваясь и кивая, как будто разговаривая с ней.
- Позвольте мне напомнить латынь, забытую вами, - продолжал священник. - Слово "сговор" иначе звучит как "конспирация". Ах, эта замечательная латынь, по ее законам "конспирироваться" означает "дышать вместе, вместе существовать". А здесь никакого сосуществования не было! Он сделал это сам, в одиночестве!
Отец Майкл резко повернулся на каблуках и встал лицом к присяжным, давая им время переварить сказанное.
Почти неслышно священник повторил свои последние слова еще раз:
- В одиночестве. - И громче: - Можете ли вы упустить благоговейную значимость этого исключительного факта?
Присяжные теперь неотрывно смотрели на отца Майкла, и на их лицах не осталось и тени скуки.
Следующую фразу священник почти пропел:
- Он сделал это в одиночестве! Как мы будем вести свои дела в свете такого знания? Как мы будем теперь судить о своем собственном поведении? Где тот безвинный, готовый бросить первый камень?
- Это бесполезно! - крикнул Кевин и стукнул по столу револьвером. Господин Доэни, может быть, вы уладите эти вопросы?
Джон посмотрел на револьвер, сознавая, что ошибаться сейчас нельзя.
Придав печаль своему голосу, Финтан произнес:
- Мы идентифицировали виновника наших несчастий. Мы не нуждаемся ни в его признании, ни в отрицании вины. Это О'Нейл. - Доэни указал на него пальцем, потом опустил руку. - Он сделал всех предыдущих убийц просто дилетантами-любителями. Войны кажутся лишь небольшим огорчением в свете такого деяния. Вам, отец, не кажется интересным, что я, ссылаясь на чуму, употребляю слово "война"? Вы же не говорите, что каждый ирландский солдат, делающий выстрел в припадке гнева, виновен?
С шокирующим видом Джон захихикал и предостерегающе погрозил пальцем голове в кувшине.
Доэни пересек комнату и встал перед присяжными, всем своим существом ощущая, что отец Майкл находится выше его. Почему Кевин сделал именно так, поместив священника на более высокий уровень?
- О'Нейл смеется, - сказал Финтан. - Он не подавлен. Он не раскаивается. Он ведет себя просто вызывающе. - Доэни повернулся и пристально посмотрел на Джона. - Полюбуйтесь-ка на него.
Взгляд Джона был прикован к голове в кувшине. Она говорила ему: "Как тебе нравится защита господина Доэни?" После этого голова издала зловещий стон, отозвавшийся эхом в голове Джона. Не в силах терпеть, он закрыл уши ладонями.
- Видите, он не хочет даже слушать, - продолжал Доэни. Он опять повернулся в сторону присяжных, как ему показалось, с выражением искренности. Это была роль не очень приятная, но необходимая. - Священник говорит, что О'Нейла спровоцировали. Я с этим согласен. Вы этому не удивляетесь? Закон утверждает, что его спровоцировали. Но как он выбирал мишени для своей чумы? Священник говорит, что мы объявили О'Нейлу войну. Я что-то не припомню такого заявления, но все равно. Пожалуй, войну не нужно провозглашать. Хотя священник просит у нас ясности ума. Что он имеет в виду? Может быть, мы должны быть отстраненными, равнодушными или даже отчужденными от нашего несчастья? И мы должны заранее обеспечить защиту по вопросу сентиментальной причины?