Почти триста лет прошло с получения последнего загадочного сообщения от Фрэнка Маркуса - сообщения, пришедшего в тот момент, когда он, оптэлектронный Ник, был единственным находящимся в сознании существом на борту яхты. Но память Ника до сих пор хранила практически без искажений каждое слово Маркуса, вплоть до малейших оттенков интонации. Это был странный, но в высшей степени человеческий голос. Его производил механический речевой аппарат, но аппаратом этим, несомненно, управляли нейроны живого человеческого мозга.
Ник прекрасно осознавал, что должна пройти, быть может, целая эпоха тысячи или десятки тысяч лет, - прежде чем его память угаснет.
И еще Ник понимал, что если ему наконец-то удастся добиться осуществления вновь появившейся у него мечты о теле из плоти, - когда ему это удастся, - то такая продолжительность жизни будет частью того, с чем ему придется расстаться.
Но последнее послание Фрэнка Маркуса по-прежнему ставило его в тупик. Он тысячу раз прокручивал эти слова и эти звуки в одном или другом банке собственной памяти, изо всех сил стараясь отыскать им "правильное истолкование.
Это сообщение казалось очень важным, если судить по тону, и исходило оно от человека, который, по общему мнению, скорее умер бы, чем стал бы сотрудничать с берсеркерами. От человека, который чтил жизнь так же сильно, как берсеркеры ненавидели ее. От того, кто лелеял и хранил - некоторые сказали бы, что вопреки всякому здравому смыслу, - последние несколько горсточек живой плоти, в которой он был рожден, и кто возил повсюду свои бренные останки в бронированных контейнерах. От самого полковника Маркуса.
Ник никогда не сомневался, что это послание, казавшееся ему столь важным, действительно пришло от Фрэнка. Все без исключения берсеркеры терпели полный провал в попытках имитировать голоса человеческих существ, точно так же, как и в попытках замаскироваться под человеческую внешность. Каковы бы ни были настоящие причины такой неполноценности, она создавала впечатление, что машины-убийцы настолько ненавидят жизнь, что не могут принять даже жалкое подобие ее. Или же они слишком презирали людское сопротивление, чтобы вкладывать в эти попытки маскировки серьезные усилия. Даже когда берсеркеры считали необходимым или уместным говорить на человеческом языке, их голоса были не более чем жалкой пародией на речь. В большинстве случаев эта пародия была неуклюже склеена из настоящих голосов, из записей звуков, издаваемых пленниками под пыткой.
Ник совсем недолго был знаком с полковником, но, если бы его спросили, он ответил бы, что из всех людей, которых ему приходилось когда-либо встречать, Фрэнк Маркус был наименее склонен к самоубийству. Бросок Маркуса к вражескому кораблю был чем угодно, но только не доблестным самопожертвованием. Если все шансы были безнадежно против полковника Маркуса - ситуация, в которой он оказывался достаточно часто, - что ж, пусть будет так. В любой ситуации он неизменно пытался уничтожить врага, уцелеть самому и победить.
Ник испытывал к Фрэнку огромное уважение, несмотря на то что сам Маркус относился к Хоксмуру с презрением. Нет, "презрение" было не совсем верным словом. Фрэнк был совершенно не способен чувствовать презрение к компьютерной программе - точно так же, как, например, расходовать энергию на то, чтобы презирать карту или пар> пассатижей. Все это были полезные инструменты, заслуживающие хорошего отношения и правильного применения.
Разведчики продвигались вперед. Иногда они сбивались в группу, иногда вытягивались в цепочку вдоль коридора или двух параллельных коридоров, но всегда старательно поддерживали контакт друг с другом.
К немалому всеобщему удивлению, однажды они увидели нечто напоминающее зеленые растения. И действительно: где-то внутри этого... этой... штуки за стеклом зеленела растительность.
Столь невероятное зрелище чрезвычайно заинтриговало Гавота. Молодой человек захотел даже повернуть назад и посмотреть на это поближе.
Но Принсеп настоял на том, чтобы неуклонно продвигаться к цели, ради которой они и предприняли свое опасное путешествие. Он строго напомнил всем увлекающимся натурам о том, что любое притягательное, загадочное или интересное зрелище, открывшееся им в боковом коридоре, может оказаться частью хитрой смертоносной ловушки.
- У берсеркера было время, чтобы подготовиться к нашему вторжению. Чтобы проработать план и зарядить оружие, какое у него осталось, поддержал командира Динант.
- А я бы сказала, что он мертв или настолько близок к состоянию мертвеца, что это уже без разницы, - возразила лейтенант Тонгрес. - Мы бродим у него в кишках, а он до сих пор нас не прикончил.
Люди двинулись дальше.
Время от времени кто-нибудь из разведчиков бормотал что-то в свой передатчик, словно моля о помощи.
Перед отлетом с Иматры Принсеп вызывал подкрепление, и его подчиненные были абсолютно уверены, что рано или поздно это подкрепление непременно прибудет, двинется в том же направлении, что и они, и примется прочесывать космос, стараясь отыскать их. Но слова "рано или поздно" и "в том же направлении* успокаивали мало. Не было практически никаких гарантий, что поиск окажется успешным, даже если и будет активным, - но зато были все причины опасаться, что активным он не будет. Если мыслить реалистично, шансы на то, что спасательная экспедиция - иматранская или любая другая действительно найдет их в ближайшем будущем, были исчезающе малы.
А на станции берсеркер-абордажник, заявивший, что он полковник Маркус, настояв на обществе Ховелера, мирно отправился на лабораторную палубу. Доносящийся из чуждой машины голос полковника сообщил, что у него уже чертовски долгое время не было возможности хоть с кем-нибудь побеседовать. Впрочем, по его голосу нельзя было сказать, что эта деталь особо волновала полковника.
Анюта Задор встретила их у дверей главной лаборатории. Несмотря на сильную примесь африканской крови в ее жилах, ее лицо побелело при виде спутника Ховелера.
Беспомощно заикаясь, Ховелер попытался объяснить происходящее. Но стоявшему рядом с ним механизму, казалось, не терпелось начать разговор. Мужской голос с явным соларианским выговором резко произнес:
- Послушайте, ребята, то, что вы видите, - это не берсеркер. Это я, Фрэнк Маркус, зложить в ящике. Я могу все объяснить - более или менее. Я залез в этот новый ящик, потому что такое положение давало мне определенные преимущества в моей нынешней работе.
И машина действительно изложила свой вариант. По ее словам, в любой битве против общего неживущего врага ценность полковника (в отставке) Фрэнка Маркуса или любого другого сходным образом оснащенного солариан-ца заключалась по большей части в том, что этот человек в своем ящике или ящиках, куда не поместится нормальное тело взрослого человека, мог сымитировать маленькую машину-берсеркера; причем сымитировать так, что одурачил бы даже настоящего берсеркера - особенно если тот не станет слишком сильно интересоваться этой мелюзгой.
Анюта Задор ошеломленно произнесла:
- Но мы все были уверены, что Маркус погиб! Ховелер кивнул:
- Я был совершенно уверен, что полковник погибнет, даже если берсеркер не сразу распознает в этой железке человека. Все равно берсеркер счел бы эту штуку чем-то опасным.
Машина фыркнула и рассмеялась - совершенно по-человечески:
- Верно, меня могли опознать. Зная это, я, вероятно, нашел бы какой-нибудь способ выйти из положения: "Ну да, вот он я. И что вы намерены с этим делать?"
Затем голос полковника, исходивший из механизма, который как две капли воды походил на берсеркера, поведал обоим ученым о том, что он явился на станцию для выполнения своей нынешней работы - охраны ценного груза.
Уже совершенно замороченные, Задор и Ховелер согласились, что груз в биллион протожизней очень ценен.
Полковник - его слушатели больше не сомневались, что это и вправду он, - сказал:
- Верно. Не спорю. Но это не совсем тот груз, о котором беспокоится мой работодатель.
Станция содрогнулась от близкого взрыва. Ховелер спросил:
- Что это за драка вокруг станции? Кто нападает?
- Берсеркеры, кто же еще? - И с этими словами полковник покинул их, отправившись на свой пост - туда, где он наилучшим образом мог защищать палубу с репликаторами.
Но, уже стоя в дверях, он обратил назад что-то вроде глаза на металлическом стебельке и добавил:
- Если кто-то из вас или вы оба захотите составить мне компанию, я расскажу, как провел последние три сотни лет.
Несмотря на удивительные вещи, которые Фрэнк успел мельком увидеть в течение некоторого времени после своего недавнего пробуждения в недрах гигантского корабля, он продолжал неистово цепляться за свою изначальную уверенность в том, что он находится в плену у берсеркера; все прочие версии он считал результатом хитрых трюков берсеркера.
Однако машина, игнорируя отношение Фрэнка, на хо- \ рошем соларианском языке заявила, что она приняла его на службу, поскольку он является наилучшим орудием для борьбы с настоящими берсеркерами. Никто другой не сможет делать это так же хорошо.
И полковнику очень быстро пришлось расстаться со своей убежденностью, поскольку машина предъявила ему слишком много доказательств доказательств, которые он вынужден был принять. Загадочные объекты, на которые Фрэнк успел бросить один только взгляд, перед тем как его взяли в плен и уложили спать, теперь были представлены на его полное обозрение.
Наконец Маркус признал:
- Ладно, ладно, ты не берсеркер - или, по крайней мере, ты самый чудной берсеркер, которого я когда-либо... видишь ли, стандартный образец поведения очень прост. Берсеркер видит жизнь, берсеркер убивает. Именно так.
После этих слов Фрэнк умолк, вздохнул и сдался окончательно. Вздох был исполнен очень реалистично; хорошая имитация звука, издаваемого настоящими органическими легкими. Фрэнк так долго практиковался в этом эффекте, что теперь проделывал его бессознательно.
- Но ты не действуешь по этому образцу. И не действовал. Ты убиваешь, но ты не живешь для того, чтобы убивать. Ладно, я сдаюсь. Ты выглядишь совершенно как берсеркер, но ты не берсеркер. Ты не можешь им быть. Но тогда, черт побери, что ты такое?
И машина ответила ему. И предоставила доказательства, которые подтверждали ее слова.
Фрэнк обдумал все увиденное и услышанное.
- Маточные репликаторы, - произнес он наконец. - Ведь верно? Именно они были нужны тебе все это время.
ГЛАВА 29 ***
Тяжеловооруженный и закованный в броню Дирак гонялся за последней оптэлектронной версией своего сына по Вестминстерскому аббатству, созданному в виртуальной реальности десякуба.
А сын гонялся за Дираком.