Вот сейчас я впервые написал роман в абсолютно свободных условиях, без всякой оглядки на цензуру. Роман был задуман на Западе и осуществлен на Западе. Ну, я возлагаю на него большие надежды... Это роман остросюжетный, роман современный.
ДГ. Как он называется?
ИЕ. "Архивы страшного суда", который сперва вышел в журнале "Время и мы", потом в издательстве "Эрмитаж".
Я надеюсь, так как действие происходит в Европе и Америке, это будет интересно и для западного читателя, который, надо сказать, с гораздо большим интересом читает про свои дела.
ДГ. Но в основном для эмигрантов или для западных читателей?
ИЕ. И для западных читателей, и для эмигрантов. Я думаю, все же большинство эмигрантов новой волны жадно стремятся приобщиться к западной жизни и...
ДГ. Ну, стремятся - не стремятся, но так ли получается? Писатель-эмигрант, который очень популярен среди других эмигрантов, чаще всего не интересен американской публике, так как он описывает совершенно неведомый и непонятный быт, жизнь какой-то другой планеты, и американцы чувствуют, что это не имеет никакого значения для них. Я однажды посылал рассказы одного писателя в американский журнал и получил два отказа, оба ответа написаны даже с раздражением. Эти вещи активно не понравились. И вот я думаю, может быть, эмигрантам будет очень трудно потому, что у них другая жизнь, другой мир, и я не вижу, чтобы этот мир имел реальное значение для западной публики.
ИЕ. Многим будет очень трудно, но все же уже есть и примеры успешной публикации. Уж на что специфичны русские писатели Солженицын, Войнович, Искандер, но все же их книги были замечены довольно широкой публикой. Сергей Довлатов сейчас печатается в популярном американском журнале "Нью-Йоркер". Может быть, это экзотикой привлекает западного читателя.
ДГ. Вот Бродский, пожалуй, исключение.
ИЕ. Да, но Бродский, я думаю, привлекает внимание как личность, как лектор, как эссеист. Стихи его очень труднодоступны. Это мы, так сказать, без ума от его стихов. А западный читатель... Все волшебство спрятано настолько в ткани русских слов, что я просто не представляю, как...
ДГ. Ну конечно, теряется какое-то измерение при переводе, но я считаю, что стихи Бродского как раз очень многое сохраняют в переводе.
ИЕ. Он тоже считает, что много. Вот вышел последний сборник, который он сам проверял, может быть, даже сам принимал участие в работе переводчика.
ДГ. Да, я обратил внимание, что его идеи о переводе стихотворном не соответствуют переводам его собственных стихотворений. Я имею в виду переводы, им уже одобренные, переводы, в которых он сам принимал активное участие.
Когда русский писатель приезжает в Америку, он иногда пишет не на русскую тематику. Он может даже перейти на английский язык. Но перестает ли он быть русским писателем? А если он отказывается переходить, не ждет ли его тогда неизвестность?
ИЕ. Много в Америке примеров разных писателей-эмигрантов. Кто-то не освоил и пишет на своем языке. Ну, скажем, Исаак Башевиц Зингер, насколько я знаю, до сих пор пишет на идиш.
ДГ. Ну да, но он же имеет свою публику читательскую.
ИЕ. Но он ее завоевал тоже постепенно. И заставлял людей заинтересоваться...
Возьмем Набокова, русского писателя, который стал фактически американским писателем или писателем-космополитом. У него как будто две разные личности. Вам не кажется? Вспомните хотя бы "Аду". Я думаю, что вы, зная русский язык, получили от "Ады" гораздо большее удовольствие из-за игры на русских корнях, на созвучиях русско-английских. Он нигде не расстается с тем огромным художественным арсеналом, который ему дает блестящее владение двумя языками. А где-то он использует и французские созвучия. Там очень много игры, которая никакому другому писателю недоступна. И полностью эстетический мир, с этой выдуманной страной и выдуманной историей. Так же как "Бледный огонь" - изобретенная страна, Zemla. Так там очаровательно обыграны какие-то куски русской истории, что только человек, знакомый с обеими культурами, может оценить прелесть, которую Набоков мог создать на стыке культур, на стыке языков.
Вашингтон - Энгельвуд, штат Нью-Джерси, 29 августа 1990, по телефону
ДГ. В вашем последнем романе "Седьмая жена" вы частично перешли на американскую тематику. Почему?
ИЕ. Это жизнь, которую я понимаю и люблю гораздо больше, чем первые сорок лет моей жизни. Я эту новую жизнь чувствую гораздо ближе. К советской жизни у меня было чувство ошеломляющей отчужденности начиная с двенадцати лет. Здесь в Америке с первых шагов я почувствовал все родным и понятным. Конечно, тут масса ужасного, подлого, лживого, но это все на уровне нормальных человеческих, шекспировских страстей. Это настоящая драма жизни, а не кровавый фарс, в котором приходилось расти. Все мои главные книги изданы здесь.
ДГ. И написаны здесь?
ИЕ. Философские книги я смог написать там. Но не могу быть доволен романами, написанными там. Душа была в тисках. Я очень горжусь третьей частью моего романа "Седьмая жена", но только со стороны мог ее написать.
ДГ. Сколько книг ваше издательство выпустило к настоящему времени?
ИЕ. Сто тридцать. Мы выпускаем примерно двенадцать названий в год.
ДГ. Какое вы предвидите будущее для русского книгоиздания за границей? Не отпала ли необходимость в вашем издательстве?
ИЕ. Снятие цензуры не отменяет наше существование. Мы получаем по-прежнему рукописи из России. В прошлом году вышел сборник стихов замечательного поэта Анатолия Наймана, хотя ему предложили напечатать его в Союзе большим тиражом. Сейчас объявлена книга Евгения Рейна.
Есть авторы, которым не хочется выступать вперемежку с авторами им чуждыми. Вдруг стало важным лицо издательства. И оказалось, что у нашего маленького "Эрмитажа" есть свое лицо.
Вторая причина - это, конечно, оперативность. Мы теперь пытаемся завязывать контакты буквально с десятками советских издательств. Но месяцами невозможно получить ответ на простое письмо. Это что-то запредельное. Все это вгоняет людей в тоску.
ДГ. У вас будут какие-нибудь совместные издания?
ИЕ. Первые намеченные и уже как бы оговоренные издания замаячили полтора года назад. Но я не скажу, что мы на пороге завершения этих договоров. Все может обернуться тем, что я вынужден буду их издать самостоятельно. Количество обещаний, которые дают советские книжные работники, очень велико. Но потом оказывается, что нет бумаги, что появилось что-то более важное, что сменилось руководство. Трудности идеологической сферы передвинулись в организационно-хозяйственный план и оказались намного прочнее.
ДГ. Так что книга может появиться у вас маленьким тиражом, и это не мешает ей выйти большим тиражом в Союзе?
ИЕ. Совершенно верно. Мне кажется, эти два рынка надолго останутся разделенными пропастью.
ДГ. Последний вопрос: какие книги, вышедшие в эмиграции за последние несколько лет, для вас самые любимые?
ИЕ. Ну, конечно, без конца Бродский, Бродский и Бродский.
ДГ. Но была и книга "Не только Бродский".
ИЕ. Как ни странно, имена всплывают малоизвестные. Это поколение прозаиков, которые в нормальном литературном процессе должны были идти за нами. Им где-то теперь за сорок. Это необычайно тонкие стилисты. В Израиле есть Марк Зайчик и Михаил Федотов. Из этого же поколения в Англии живет Игорь Померанцев. Это необычайный уровень культуры.
Биографические справки *
* Биографические справки и глоссарий даны в переводе с английского А. Чесноковой.
Игорь Чиннов
Поэт и эссеист (р. 1909). Чиннов родился в Риге (Латвия) и там же получил юридическое образование. В 1944 он бежал в Германию. В 1947 уехал в Париж, в 1953 снова вернулся в Германию и, наконец, в 1962 переехал в США, где в Канзасском и Вандербилтском университетах преподавал русскую литературу. Подборка его стихов была опубликована в ведущем советском литературном журнале "Новый мир" (№ 9, 1989). Стихотворные сборники: Монолог (Париж, 1950), Линии (Париж, 1960), Метафоры (Нью-Йорк, 1968), Партитура (Нью-Йорк, 1970), Композиция (Париж, 1972), Пасторали (Париж, 1976), Антитеза (Колледж-Парк, 1979), Автограф (Холиок, 1984).
Юрий Иваск
Поэт, филолог, эссеист (1907-1986). Иваск родился в Москве, но в 1920 его семья переехала в Эстонию, и там он окончил юридический факультет Тартуского университета. В 1944 он бежал в Германию, где после войны изучал славистику в Гамбурге. В 1949 он переехал в Соединенные Штаты, защитил докторскую диссертацию по славистике в Гарвардском университете и получил место профессора русской литературы в Университете Массачусетса.
В числе его стихотворных сборников следующие: Северный берег (Варшава, 1938), Царская осень (Париж, 1953), Хвала (Вашингтон, 1967), Золушка (Нью-Йорк, 1970).
Роман Гуль
Романист, историк и издатель (1896-1986). Гуль участвовал в гражданской войне на стороне белогвардейцев и в 1918 был эвакуирован в Германию. В 1933 после непродолжительного пребывания в нацистских тюрьмах он эмигрировал в Париж. В 1950 эмигрировал в США и там в Нью-Йорке был редактором "Нового журнала". "Новый журнал" все еще продолжает выходить, несмотря на предсказание Гуля в приведенном интервью.
Среди книг Гуля, опубликованных за границей, следующие: Ледяной поход (Берлин, 1921), В рассеянии сущие (Берлин, 1923), Генерал Бо (Берлин, 1929), Скиф (Берлин, 1931), Тухачевский, красный маршал (Берлин, 1932), Дзержинский (Париж, 1936), Ораниенбург: что я видел в гитлеровском концентрационном лагере (Париж, 1937), Конь рыжий (Нью-Йорк, 1952), Азеф (Нью-Йорк, 1959), Читая "Август четырнадцатого" А.И.Солженицына (Нью-Йорк, 1971), К вопросу об "автокефалии" (Нью-Йорк, 1973), Я унес Россию: Апология эмиграции, Россия в Германии, том 1 (Нью-Йорк, 1981), Россия во Франции, том II (Нью-Йорк, 1981), Россия в Америке (Нью-Йорк, 1989).
Андрей Седых
"Андрей Седых" (р. 1902) - литературный псевдоним Якова Цвибака. В 1920 Седых был эвакуирован из Крыма через Константинополь в Париж, где работал репортером в ведущей газете русских эмигрантов "Последние новости". В 1941 он бежал из Франции и в 1942 оказался в США, где стал главным редактором крупнейшей за рубежом русскоязычной ежедневной газеты "Новое русское слово".