79624.fb2
В нашем веке - с производства. На заводах изготовляют цветные чудо-телевизоры или чудо-холодильники, развозят их по магазинам. Используй, наслаждайся...
Но до производства была лаборатория, где эти чудеса проектировались, рассчитывались, изготовлялись, испытывались.
А до лаборатории была научная и техническая идея: как же получить радугу на экране, как же получить холод в шкафу?
Идея - лаборатория - производство - обычные этапы создания технических новшеств.
И фантастика отражает каждый из этих этапов. Есть фантастика научных идей, есть фантастика лабораторная, есть и производственная, напоминающая производственный роман. Ниже мы приведем примеры.
Однако и этап, связанный с рождением научной идеи, - еще не самый первый в жизни новшества. До идеи обычно бывает постановка задачи. А эту задачу ставит донаучная мечта: "Надо бы... хорошо бы... очень хочется... и пусть будет как хочется!"
Есть и в литературной фантастике область чистой мечты. Самого талантливого представителя ее вы знаете. Это Александр Грин.
Грин родился в 1880 г. в Вятке - тихом губернском городе на северо-востоке нашей страны. В те времена в Вятку отправляли в ссылку. Отец Грина и был ссыльным. Участник польского восстания в прошлом, в Вятке работал счетоводом, бедствовал, с трудом содержал многочисленную семью...
Нельзя сказать, что сын Александр очень радовал отца. Мальчик много читал, но не учебники, а приключения, учился неровно, мечтал больше о странствиях, бродил с ружьем по окрестным лесам. Самокритично пишет он о себе?
"Несмотря на мою Действительную страсть к охоте, у меня никогда не было должной заботы и терпения снарядиться как следует. Я таскал порох в аптекарской склянке, отсыпая его на ладонь при заряжении на глаз, без мерки; дробь лежала в кармане, часто один и тот же номер шел на всякую дичь... мелкий как мак летел в утку, только обжигая ее... Не удивительно, что добычи у меня было мало...
Впоследствии, в Архангельской губернии, когда я был там в ссылке, я охотился лучше, с настоящими припасами и патронным ружьем, но небрежность и торопливость сказывались и там..."
В шестнадцатилетнем возрасте в поисках романтики Грин решил стать моряком. Приехал в Одессу - к желанному морю. Приехал с шестью рублями и с красками в корзине: собирался рисовать тропические пейзажи. Но нескладного, болезненного юношу не брали в матросы. Кроме того, хозяева судов требовали плату за пропитание. Грин бедствовал, скитался по ночлежкам, голодал, болел, надрывался в портовых складах. Вернулся в Вятку, уехал в Баку, там было еще хуже, снова в Вятку... Работал банщиком, переписчиком, грузчиком, рыбаком, золотоискателем, дровосеком и сплавщиком.
Были тяжкий труд, голод, грязь, насмешки над незадачливым мечтателем.
И начав писать, Грин отвернулся от окружающего, от жестоких будней дореволюционной России. Он создал свои собственный мир, населенный честными, сильными, бесстрашными героями, мир моряков, влюбленных в море, и девушек, достойных любви романтиков.
У воображаемого мира была своя география, - Грин держал ее в уме: живописные города со звучными названиями - Зурбаган, Лисе, Гель-Гью, Гертон. Города находились где-то в южных странах, в них приходили суда со всего мира, и не дымные пароходы, коптящие небо, а овеянные легендами корабли, распускающие крылья парусов.
В мире Грина добро торжествовало и посрамляло зло, в том мире уважали геройство и почитали мечту. И мечты сбывались, любые, самые фантастические тоже.
"Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали сверкнет алый парус... Зачем вы приехали? Кого вы ищете? - спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца, он будет стоять и протягивать к тебе руки. "Здравствуй, Ассоль, - скажет он. - Далеко-далеко я увидел тебя во сне и приехал увезти тебя навсегда в свое царство... У тебя будет все, что только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда душа твоя не узнает слез и печали".
Однажды в порт входит корабль с парусами, обтянутыми алым шелком.
Но "Алые паруса" вы читали, конечно, или видели в кино.
Некогда, давным-давно, ехал я, автор этой книги, на речном трамвае с четырехлетним сыном. Кажется, впервые малыш видел так близко речную гладь, такую полированную, соблазнительную, такую прочную" на вид. "Папа, - спросил он меня, - а можно гулять там, где лодки?" Он еще не знал, что гладь эта обманчивая: наступишь и провалишься. Но в самом деле, как бы полезно было нам научиться "гулять" по реке, ходить по воде, как по суху, не только в хорошую погоду, но и в бурю: при крушении спрыгнуть с корабля и побежать по волнам, отталкиваясь ногами от пенных гребней.
У Грина и это возможно. В море обитает Бегущая по волнам - Фрэзи Грант. Почему она Стала Бегущей, на основе какого физического закона? Да просто так, этакий дар проснулся. Ступила и побежала. И порхает с тех пор по волнам, спешит на помощь тем, кто достоин помощи.
Испокон веков люди мечтают о полетах в небо, с завистью следят за вольными птицами.
Впрочем, лучше предоставить слово самому Грину:
"Это купанье без воды, плаванье без усилий, шуточное падение с высоты тысяч метров, а затем остановка над шпилем собора, недосягаемо тянувшегося к вам из недр земли, в то время как ветер струнит в ушах, а даль огромна, как океан, вставший стеной... Вы повернулись к земле спиной, небо легло внизу, под вами, и вы падаете к нему, замирая от чистоты, счастья и прозрачности...
Хорошо лететь в сумерках над грустящим пахучим лугом, не касаясь травы, лететь тихо, как ход шагом, к недалекому лесу; над его черной громадой лежит красная половина уходящего солнца. Поднявшись выше, вы увидите весь солнечный круг... а в лесу гаснет алая тень последних лучей..."
Мы привели отрывок из раннего рассказа А. Грина "Состязание в Лиссе". Однако тема полета волновала писателя всю жизнь. В дальнейшем он посвятил летающему человеку целый роман - "Блистающий мир".
Герой романа - Э.Друд. Самое имя окружено ореолом таинственности. Последний роман Диккенса назывался "Тайна Эдвина Друда". Не успев его закончить, писатель умер, планов не осталось, и доныне литературоведы гадают, в чем же заключалась тайна героя. У гриновского Друда своя тайна: он способен летать, без аппаратов, без всяких крыльев с разбегу взмыть в воздух. Решившись показать свое искусство в цирке, он вызывает у публики не восторг, а смятение. Министр же, присутствовавший на представлении, считает, что летающий человек опасен, распоряжается найти Друда, усыпить и сонного заковать в кандалы.
Однако Друда выручает племянница министра - гордая девушка Руна. Она организует побег, передав узнику пилку. Друду удается распилить кандалы. Как условлено, он прилетает к девушке. Руна предлагает ему союз. Вместе с необыкновенным летающим человеком она хочет захватить власть над миром. Друд отказывается. "Мог бы поработить всех, - говорит он, - но эта цель мне отвратительна. Но страстно привязан я к цветам, морю, путешествиям, животным и птицам; красивым тканям, мрамору, музыке". Жажда власти чужда ему. Они расстаются. И дяде-министру Руна говорит с оттенком извинения: "Не бойтесь, это мечтатель".
В дальнейшем мечтатель встречает подругу, близкую душой, способную поверить в мечту героя. Однако счастье их недолговечно. Любовь Руны переходит в ненависть, она подсылает к Друду убийц.
Уже из пересказа видно, что в романе Грина есть образы, есть характеры. Разбор произведения можно начать с характеров. В центре - мечтатель, рвущийся в облака, тонко понимающий природу и красоту. Рядом с ним - две девушки: жестокая, эгоистичная и властная красавица Руна и милая Тави, доверчиво верящая в мечту. Интересно, что подобная же ситуация и в романе "Бегущая по волнам". И там красивую, не злую, но практичную, в мечту не верящую Биче, в конце концов вытесняет девушка из народа, дочь моряка, простодушная Дэзи, для которой и море - родной дом, и сказки моря - родные с колыбели. Побеждает верящая в мечту.
Помимо любовного, есть в "Блистающем мире" и более важный конфликт социальный. Министр, слуга богачей, сразу понимает, как опасен власть предержащим свободно летающий человек. И в первые же минуты в цирке, когда испуганные обыватели разбегаются, страшась непривычного, министр отдает распоряжение это непривычное уничтожить.
Характеры налицо, конфликты налицо. Летающего человека хотят арестовать, хотят соблазнить, хотят столкнуть с избранного пути; он же ускользает от всех ловушек. Идет борьба, и читатель может следить за приключениями в этой борьбе.
События в романе отнесены к 1913 г. Это ранняя заря авиации. Соревнование авиаторов описано во II части романа. Друд всех побеждает и посрамляет технику. Из воспоминаний жены Грина известно, что подобные соревнования были в Петербурге в 1910 г.
Все восхищались: "Человек в воздухе! Человек стал птицей!" А Грин ходил мрачный и твердил, что это не полет. И тогда же написал полемический рассказ "Состязание в Лиссе", где самодовольный летчик разбивается, встретив в воздухе летящего человека: мы цитировали этот рассказ, приводили отрывок о скольжении героя над вечерним лугом. А далее там говорится: "Между тем тщательно охраняемое под крышей непрочное безобразное сооружение, насквозь пропитанное потными испарениями мозга, сочинившими его подозрительную конструкцию, выкатывается рабочими на траву. Его крылья мертвы: это материя, распятая в воздухе; на нее садится человек с мыслями о бензине, треске винта, прочности гаек и проволоки и, еще не взлетев, думает, что упал. Перед ним целая кухня, в которой на уже упомянутом бензине готовится жаркое из пространства и неба. На глазах - очки, на ушах - клапаны, в руках - железные палки; и вот - в клетке из проволоки, с холщовой крышей над головой поднимается с разбегу в пятнадцать сажен птичка божия, ощупывая бока.
О чем же думает славное порхающее создание? О деньгах, о том, что разобьется и сгниет. И множество всякой дряни вертится в его голове технические папильотки, за которыми не видно прически. Где сесть, где опуститься? Невозможно опуститься на крышу, телеграфную проволоку или вершину скалы. Летящего тянет назад, летящий спускается-спускается на землю с виноватым лицом, потому что остался жив, меж тем зрители уходят разочарованные, мечтая о катастрофе..."
Со снисходительной улыбкой читаем мы сейчас эту проповедь против авиации. Нестройные порхающие сооружения из проволоки и ткани сохранились разве что в музеях. Ныне по воздуху мчатся пассажирские вагоны, переносящие нас через всю страну в считанные часы. Грин был нетерпелив. В первых детских шажках авиации он увидел только неумение ходить. Кроме того, у человека различные потребности. По делу мы ездим и летаем, для здоровья гуляем пешком. Сейчас авиация достигла высокого совершенства, но "уничтожая" пространство, самолет лишил нас и удовольствия от путешествия. Он просто пересаживает нас с аэродрома на аэродром. Час, два, пять часов под аккомпанемент натужного рева мы смотрим на однообразное нагромождение облаков и оказываемся на месте назначения. Для дела так и надлежит; самолет экономит рабочее время. Но так хотелось бы нырнуть в эти сугробы вниз головой или, раскинув руки, поплыть над ароматным вечерним лугом, как это описано у Грина.
Поэтому тема личного полета, "пешего полета", если можно так выразиться, не ушла из фантастики. О ней писали и чешский писатель Карел Чапек, и болгарский Павел Вежинов, и советский Север Гансовский. Мечта о прогулках в воздухе не ушла и, надо полагать, когда-нибудь будет осуществлена. Дело в том, что техника развивается своеобразно, непоследовательно на первый взгляд: крупное для нее проще, чем малое, поскольку ювелирная работа требует более высокого мастерства и более точного инструмента. Башенные часы гораздо "старше" карманных, а карманные "старше" ручных. Государственные электростанции снабжают током всю страну, а карманные - еще не сконструированы, хотя и они нужны, и у наших потомков будут обязательно. И возможно, будут моторчики для личных крыльев, чтобы в воздухе провести тихий предвечерний час.
Как сделать эти моторчики? Нетерпеливый Грин не спрашивал, не задавался такими вопросами. Он считал, что человек летал некогда, потому нам и снятся в детстве полеты. И полетит когда-нибудь снова. Сам по себе!
Сваи для воздушных замков
Ну а если всерьез? Как же все-таки полететь? Есть какие-нибудь предпосылки?
О предпосылках подумал научный фантаст Александр Беляев, который через два десятка лет после Грина тоже написал о летающем человеке в романе "Ариэль".
Ариэль - воспитанник суровой религиозной школы в Индии. В стране чудес давно уже говорят о йогах высшего класса, будто бы владеющих даром "левитации" - полета без мотора и без крыльев. Но Ариэль получает эту способность не от йогов и не от рождения. Ею наделяет Ариэля ученый-физик Хайд. Наставники же надеются использовать чудо для подкрепления религии.
Но будучи непокорным человеком по характеру, Ариэль, получив дар полета, в первую же ночь удирает от наставников. Он скитается по Индии, бедствуя, испытывая лишения и изредка удивляя людей своими полетами. Попадает к капризному радже, забавляет его. Завистливый слуга вызывает ревность у раджи, Ариэля решают утопить в колодце, завязав в мешок с камнями. Но ему удается вырваться из мешка и улететь. Следуют приключения в воздухе: сражение с орлом, потом встреча с грозовым фронтом. Снова Ариэль у церковника, на этот раз у христианина, тоже желающего подкрепить веру в бога чудесами. От него Ариэля переманивают циркачи. Даже гангстеры пытаются его использовать, чтобы красть маленьких детей и получать выкуп у родителей. Наконец, родная сестра находит Ариэля и увозит в отчий дом. Но летающему душно в затхлом мире английских аристократов. И он бежит, улетает (в который раз!) в Индию - к простым людям, к любимой девушке.
Очень поучительно читать Беляева вслед за Грином, сравнивать романы, написанные этими авторами на одну тему. В обоих произведениях мечта о свободном полете. В обоих - летающий герой и земные люди, использующие его для своих интересов: ради власти - у Грина, ради наживы - у Беляева. Пожалуй, в произведениях Грина характеры глубже.
В романах Беляева характеры проще, без внутренних противоречий: жадные обиралы, хитрые церковники, самодур-раджа. В его книгах много событий, столкновений, приключений.
Противники гриновского Друда - политики, властолюбцы и сама техника. Друд побеждает самолеты на соревнованиях. В 20-х годах это еще можно вообразить было, в 40-х - нет. Ариэль и не соревнуется с самолетами.
Научный фантаст Беляев не осуждает науку. Наоборот, он ищет научное обоснование для чудесных полетов без мотора. Герой Беляева, изобретатель Хайд, отвергая идею подражания насекомым (крылья насекомых работают, как пропеллеры, совершая сотни оборотов в секунду), отвергая подражание воздушному шару ("Не могу же я сделать человека пористым!"), находит собственное решение.
"...Броуновское движение молекул. Понятно?.. Удивлены? Еще бы! Броуновское движение беспорядочно, хаотично. Правда, теория вероятности говорит нам, что теоретически не исключен такой случай, когда все молекулы одновременно устремляются вверх. И тогда камень или человек мог бы подняться над землей. Но вероятность такого случая... просто сказать... равна нулю... Немудрено, что современные ученые заявляли: "Мы не можем питать никаких иллюзий относительно возможности пользоваться броуновским движением... Над этим вопросом был поставлен креста.
- Как вам удалось превратить хаотическое движение в направленное? любопытствует собеседник Хайда.