— Не надо! — крикнула она и отвернулась.
Он не стал упрашивать, он разжал руки и спросил:
— Почему не надо?
— Не надо, — снова крикнула она.
Тут его взяла досада, и он сказал:
— Я не стану выпрашивать у тебя знаки внимания.
Молчание.
Она стояла опустив голову, а он неотступно глядел на неё и собирался с духом.
— Я надеялся получить от тебя хоть несколько слов ещё на Лофотенах.
— Да, — безропотно согласилась она.
— А с тех пор как я вернулся, тебя нигде не было видно.
— Я знаю, — только и ответила она.
— Что же мне теперь думать? Неужели между нами всё кончено?
— Боюсь, что так.
— Я кое-что об этом слышал, — сказал он и кивнул, но продолжал всё так же сдержанно. — Ты, верно, не помнишь, в чём мне поклялась?
— Почему же, я помню, но...
— А ты не помнишь, что я подчеркнул один день в календаре?
— Подчеркнул? Какой день? — ответила она, смутно догадываясь о чём идёт речь.
— Я подчеркнул тот день, который ты сама назначила.
Она медленно кивнула в знак того, что это ужасно.
— Тот день, в который нас должны были обвенчать, — продолжал он, чем терзал её ещё больше.
И тут, отступив на несколько шагов назад, она заговорила:
— Ну что я могу тебе ответить? Наверно, мы просто не подходим друг другу. Конечно, хорошего в моём поступке нет, но тут уж ничего не поделаешь. Подумай, к чему бы это всё привело. Ради Бога, Бенони, забудь всё, ради Бога, забудь.
— Да, да, говорить ты мастерица, — сказал он, — где мне с тобой тягаться. Люди толкуют, будто Николай Арентсен желает тебя получить.
На это она ничего не ответила.
— И с тобой он не первый день знаком, толкуют люди.
— Да, мы давно знакомы. С детских лет ещё, — сказала она.
Бенони взглянул на её лицо красивой овальной формы, на её большой, яркий рот, на грудь, которая взволнованно колыхалась, а глаза она так опустила, что ресницы слились в одну поперечную черту. Уж, верно, в ней гнездилась какая-нибудь дьявольщина, иначе откуда бы у неё взялся такой рот.
От волнения губы у него так задрожали, что между лих сверкнули желтые, моржовые зубы.
— Да, да. Николай первым тебя взял, пусть и напоследок тобой владеет, — сказал он, пытаясь сохранить равнодушный вид.
— Да, — тихо сказала она и почувствовала глубокое облегчение. Дело было сделано, и всё, что надо, сказано.
— И ещё этому Николаю ни о чём не пришлось тебя просить понапрасну, — с жаром продолжал Бенони.
Она подняла на него недоумённый взгляд.
— Люди так говорят. И твоё хвалёное благородство для меня всё равно как голубиный помёт. Можешь идти и лечь с ним опять.
Она пристально глядела на него, у неё сделалось большое, невинное лицо, но потом черты его исказились и глаза вспыхнули гневом.
Бенони увидел, что он натворил, и немного смутился.
— Так люди говорят. А я не знаю. Это не моё дело.
— Ты с ума сошёл! — вырвалось у неё.
Он тотчас пожалел о сказанном, заговорил снова, понёс какую-то околесицу, он был смешон в своём великом смятении.
— Ты зря так огорчаешься, — сказал он. — Думаешь, я совсем свинья?! Просто мне не под силу стоять и беседовать с тобой ангельским голосом, вот и весь сказ. Тебе дела нет до моего жалкого сердца, ты только слышишь глупости, которые я произношу вслух. Впрочем, об этом не стоит беспокоиться, — утешил он её.
Она понемногу справилась с собой. Но покуда она стояла вот так, склонив голову, по её носу пробежало несколько слезинок и упало ей на грудь. Внезапно она протянула руку и, не поднимая глаз, сказала: «Прощай!».
Потом она торопливо отошла.
— Пожалуйста, не верь, — сказала она, повернувшись к нему.
— Чему не верить? Да я и не верю, и никогда не верил. Но ты думаешь только о том, что касается тебя, и ни капли не думаешь о том, что мне придётся пережить за мою длинную жизнь. Обо мне вспоминать нечего, я того не стою.
— Я очень виновата перед тобой и знаю это.
— Да, ты знаешь, ты вообще всё знаешь, но помалкиваешь. Ты слишком знатная барыня, если сравнить с таким бедолагой, как я. Вот ты уйдёшь, а я останусь. По-моему, ты чересчур поторопилась, но ты, верно, так не думаешь.
Поскольку он и на эти слова не получил никакого ответа, в нём вспыхнул гнев и ожила крестьянская гордость. Он сказал:
— Да, уж мы с Бенони как-нибудь переживём эту беду.
Она отошла ещё на несколько шагов, снова повернулась и сказала: