— И сколько же он намерен за них дать?
— Пять тысяч талеров, — сказал Марелиус.
Бенони почувствовал, как от удивления мурашки забегали у него по спине, он несколько раз переводил взгляд с одного на другого и под конец спросил самого сэра Хью, его ли это предложение.
Сэр Хью кивнул, вообще же он явно не хотел иметь дело с таким несговорчивым типом, как этот Бенони, а потому, едва кивнув, отвернулся.
Бенони, некогда лихач и сорвиголова, не тотчас смекнул, что дело пошло на серьёз. Видно, профессор из Христиании не ошибся, когда говорил, что в этой горе полно свинцового блеска и серебра. Пять тысяч талеров!
— Ладно, я подумаю, — сказал Бенони.
— О чём тут думать?! — уже от своего имени спросил Марелиус, напуская на себя важный вид.
Бенони ответил с прежней бесшабашностью:
— А вот это уж не твоя печаль. У меня есть письмо от профессора из Христиании насчёт того, что есть в моих горах.
— Какого такого профессора? — возопил внезапно сэр Хью, весь побледнев от негодования. — It is лично я нашёл эти горы... — И он смерил Бенони косым взглядом с головы до ног.
— Ну да, ну да, — пошёл на попятный Бенони. — Но горы-то, они ведь всё равно мои.
Бенони получил время для раздумий до ближайшего почтового парохода. На нём должен был приехать городской адвокат.
Дни, последовавшие за этими разговорами, Бенони провёл в горячечном возбуждении. Довериться кому-нибудь он не желал. Если англичанин проспится, он, может, вообще не придёт по второму разу, и тогда Бенони станет всеобщей мишенью для насмешек. Но поскольку с каждым днём приближался тот срок, когда войдёт в гавань почтовый пароход, Бенони не вытерпел и поспешил в Сирилунн, чтобы разыскать там Свена-Сторожа. Оба приятеля отошли в сторонку, и Бенони, взяв со Свена страшную клятву никому ни о чём не рассказывать, открыл ему свою тайну.
Свен задумался надолго.
— Очень здорово получается! — сказал он, наконец, в сильном волнении. — Очень даже здорово! Пять тысяч!
— Но ты-то сам что об этом думаешь?
— Я-то что думаю? Гм-гм. Я как раз стою и думаю об этом.
— Как по-твоему, англичанин ещё придёт?
— Не раньше, чем придёт почтовый пароход, — решительно ответил Свен. — Вы думаете, такой человек, можно сказать, принц... Да они слеплены из денег, эти англичане. Когда я, помнится, задержал в городе одного английского матроса, он заплатил сколько полагается штрафу и даже глазом не моргнул.
— А сколько мне запросить за мои горы, как ты думаешь?
Свен-Сторож и это обмозговал:
— Чтоб дело имело хоть какой-то смысл, я б на вашем месте запросил десять тысяч.
— Ты так думаешь?
— Я просто уверен. Разве в горах нет серебра?.. Стоп! — вдруг прервал он самого себя. — Спросите-ка вы лучше у смотрителя.
Бенони покачал головой.
— Нет, я никому, кроме тебя, не хочу рассказывать.
— А знаете что, Хартвигсен, если одна сторона приведёт адвоката, значит, и с другой должен кто-то быть. Вы должны пригласить Арентсена.
Бенони снова решительно отказался.
Прибыл почтовый пароход, прибыл и адвокат из города. Он пошёл в Сирилунн и там поселился, как уже привык, бывая на выездных сессиях. День спустя он заявился к Бенони, чтобы отвести того через горы к сэру Хью. Бенони отказался. Истинная причина отказа была в том, что именно сегодня Бенони наконец решился переговорить со смотрителем маяка, но перед адвокатом он сделал вид, будто не так уж и заинтересован в сделке. И когда адвокат один направился через общинный лес, Бенони тотчас поспешил к смотрителю Шёнингу.
— Вот эти самые горы, — с порога начал он, — как вы думаете, продавать мне их?
— Нет, — ответил смотритель, — для этого они слишком хороши.
— Мне предложили за них пять тысяч.
— Да?
— Один богатый англичанин.
Ох, уж этот Пауль Шёнинг, смотритель маяка четвёртой категории, увядший до самых корней, закаменевший в цинизме и презрении к самому себе, что происходило в нём сейчас? Приставленный командиром и распорядителем к дурацкому огню, он зажигал его и тем заставлял эту железную голову разбрасывать световую тупость на две мили окрест, он гасил его и тем творил иную бессмысленность внутри и снаружи: маяк был полон дерзким вызовом, но ничего не имел под рукой и просто стоял словно в матерчатом башмаке на фоне моря.
Смотрителю Шёнингу почудилось, будто после слов Бенони в нём произошла какая-то перемена, что-то с чем-то поменялось местами. Горы, его идея, его старая идея многих-многих лет, эти горы пришли в движение и обретают нового владельца, англичанина, принца. Вот и получается, что у Пауля Шёнинга не самая никудышная голова на этом свете.
— Н-да, — сказал он, низко наклоняясь, чтобы скрыть своё беспокойство. — Гм-гм... Пять тысяч. Но я надеюсь, что вы с Божьей помощью отвергли это предложение?
Непривычная торжественность тона заставила Бенони навострить уши.
— Значит, — так начал он, — значит, я могу и больше запросить?
— Прошлый раз я говорил: десять тысяч, — продолжал смотритель, — сегодня же я скажу — миллион.
— А если серьёзно?
Смотритель надолго задумался, потом взял карандаш, как бы желая произвести необходимые расчёты, и ответил:
— Миллион. По самым точным подсчётам.
Бенони был слишком возбуждён, чтобы усидеть на месте, ведя заурядный, полубезумный разговор со смотрителем, он вскочил и снова задал свой вопрос:
— Значит, вы думаете, я могу запросить десять тысяч?
Смотритель тоже встал с места и воздвигся перед Бенони, в этот миг он сумел заразить Бенони своей фанатичной верой в неисчерпаемые богатства гор.
— Даже если этим словам суждено стать последними в моей жизни, всё равно, дешевле чем за миллион не уступайте.
Визит к смотрителю окончательно сбил Бенони с толку, он поспешил вернуться домой, приготовил себе что-то поесть, после чего отправился к ленсману. Вторично он вернулся домой уже поздним вечером, успев заручиться поддержкой ленсманова помощника на завтра.
Утром он оделся тщательнее обычного, и от вящего беспокойства несколько раз выскакивал из дому и возвращался снова. Сбегал к лодочному сараю, постоял на земляном полу, огляделся по сторонам, вышел снова. Потом вдруг решил осуществить мысль, которая вызрела у него этой ночью: он всё-таки побывает у Николая Арентсена. Времени было одиннадцать утра.