— Спасибо, друг, — кивнул ему Ольгерд, — классно ты меня перебросил.
И направился в замок.
Ригс был красив, стройный мужчина средних лет, похожий на древнего воина. У него были светло-голубые, ясные глаза, черные волосы, зачесанные с высокого лба назад, прямой крупный нос и волевой подбородок. Он сидел на фоне огромных прекрасных картин с пейзажами, танцующими женщинами и летящими птицами, туника его была черная и расшита изумрудным шитьем. От обилия и яркости красок Ольгерд почти ослеп и немного отупел.
— Наконец-то я тебя увидел, — сказал он то ли с досадой, то ли с удовлетворением.
— Ошибаешься, — усмехнулся эрх, — наконец-то я тебя увидел, Ольгерд Оорл.
Ольгерд удивился такому тону, но постарался не обращать внимания.
— Ты догадываешься, зачем я здесь, Ригс?
— Допустим.
— Ты мне, собственно, не нужен. Мне нужна моя жена.
Ответ его не столько возмутил, сколько озадачил.
— Послушай, тигренок, — со сдержанным возмущением сказал эрх, — сколько можно мучить женщину? Она тебя, конечно, любит. Но есть же предел! Сколько она прожила там? Больше двух месяцев! Даже я на это не способен.
У Ольгерда возникло ощущение, что в этой драме он пропустил пару серий, и теперь не может разобраться, что к чему.
— Да, — заявил Ригс резко, — я всегда был против. Но что толку спорить с влюбленной женщиной? Скорей ядро галактики остудишь, чем ее безумную голову. Она сама прекрасно знала, что максимум через два месяца матрикаты начинают распадаться, и никакой волей их не удержишь…
— Какие матрикаты? — пробормотал Ольгерд.
— Плотные тела, — пояснил Ригс, — послушай, тигренок, тебе что, так необходимо, чтобы Анзанта промывала язвы твоим аппирам? Почему бы тебе не любить ее здесь, в нормальном мире? Чем тут плохо?
Ольгерд испытал уже легкий шок и понял, что не просто пропустил несколько серий, но вообще смотрел другой фильм.
— Анзанта, ты сказал?
Ригс хмуро смотрел на него.
— Это ее старое имя, я думал, ты знаешь. Ее тогда все принимали за богиню любви. Она и сейчас прекрасней всех, — он вдруг хлопнул себя по коленкам и сказал с досадой, — тебе повезло, как идиоту, Ольгерд Оорл, тебя полюбила такая женщина! А ты тащишь ее на самое дно! Это все равно, что гвозди забивать микроскопом. Я думал, что когда увижу тебя, сверну тебе шею…
Все смешалось в голове: болото, грязь, аппиры, жаркие объятия, нескончаемые поцелуи, странные слова, безумный полет через вращающуюся как волчок вселенную…
— Где она? — спросил Ольгерд потрясенно, — где Маррот?
— Я дал ей очень важное задание, — твердо сказал Ригс, — не ищи ее тут, это бесполезно.
— Я имею право знать, где моя жена!
— Что ж, знай: она занимается мавсками и находится совсем в другом пространстве.
— Надолго?
— Это ни от нее, ни от меня не зависит.
Он вспомнил маленькую фигурку в красном, идущую ему навстречу по огромному ангару.
— Я найду ее где угодно, — сказал он, — хоть у мавсков, хоть у черта в преисподней.
Кое-что, наконец, прояснилось, в том числе и ее странная амнезия. Ведь никого, кроме Ольгерда, Маррот не знала. Возможно, когда-то давно общалась с Лецием. Но никогда не видела ни Конса, ни Ричарда, ни Ингерду…
— Послушай, — Ольгерд спохватился, у него туника посинела от волнения, — а где же тогда Ла Кси?
— Это просто наольское имя Маррот, — снисходительно заметил Ригс.
— Нет, — возразил Ольгерд, — это реальная аппирская женщина. Из плоти и крови. Ты что, не знаешь ее?
— Нет, — пожал плечами Ригс.
— И никогда не видел ее?
— Конечно, не видел.
— Давно, Ригс. Лет пятнадцать тому назад. Ты же бывал на Наоле?
— Бывал. Я и сейчас там бываю.
— И никогда не видел Ла Кси?
Божественный эрх только пожал своими божественными плечами.
— Ты просто забыл, — разочарованно вздохнул Ольгерд.
Ричард сел на диван. Впереди пышным цветком распадался на струи фонтан. Впереди сидела огромная туша Синора Тостры, устало прикрывающего заплывшие глазки.
— Ты не передумал, землянин?
— Я своих слов назад не беру.
— Это прекрасно. Ты мне нравишься, Оорл.
— Давай начнем, — сказал Ричард, — мне нужно еще сегодня вернуться к Лецию.
Тостра не смог удержать презрительную ухмылку. Сразу стало ясно, что он и мысли не допускает, что его жертва останется живой, да еще встанет и уйдет.
— Что ж, — сказал он, — не будем терять времени, — Нугс, включай секундомер.
«Три тысячи шестьсот секунд», — подумал Ричард», — «всего-то…» Он убрал свое защитное поле с таким чувством, словно разделся. Было не столько страшно, сколько мерзко. Тостра выпучил глаза. Ричарду показалось, что он ощупал его всего, как бы проверяя, где удобнее присосаться, выбрал наконец место и вцепился ему в живот. Огромная мощная присоска заработала.
Сначала было просто плохо и невыносимо тошно, словно всю душу наматывают на маховик и вытягивают прочь, потом в глазах потемнело, безвольное тело обмякло, в каждой его клеточке лопалась мембрана, в каждой молекуле распадались связи, каждый его атом истошно испускал панические импульсы, каждый электрон устало понижал свою орбиталь… тело больше не было одним целым, просто набором элементарных частиц.