На слайдах была планета с именем его дочери, его давние друзья и его жена с ним в обнимку. Это было слишком давно и совсем не больно.
— Прости, — сказал Ольгерд, — я как-то сразу не подумал…
— Пустяки, — Ричард предпочел не обсуждать эту тему, — тут действительно что-то странное, Ол. Слишком много совпадений. Мне это не нравится.
— И что говорит твой опыт?
— Мой опыт говорит, что надо подождать, пока она сама что-нибудь не расскажет.
— И как продвигаются дела?
— Превосходно, — Ричард обернулся к сыну, — она уже научилась читать.
— Когда? — не понял Ольгерд.
— Перед ужином. Я прочел ей абзац вслух.
— Ничего себе… но если это шпионаж, то какой-то уж очень неприкрытый. Зачем ей демонстрировать, сколько информации в минуту она способна усвоить!
— Значит, у нее другая задача… или она просто несчастная жертва, которую ты спас.
Ольгерд хлопнул себя по коленкам.
— Я спас! — усмехнулся он, — я поменял курс, я вышел из графика, я нажил себе кучу неприятностей, я ее нашел, я ее привез и я с ней сидел целый месяц… я одного только не понимаю: при чем тут ты?
Ричард только пожал плечом. Он перещелкивал кадры, пока в видеообъеме не показалась фреска. Прекрасная женщина с солнечной улыбкой и солнечными волосами в конусообразной прическе. Она смотрела как живая, согревая своим взглядом, лаская, утешая и обещая что-то загадочное и невозможное. Он помнил свое первое ощущение от этой фрески, он стоял как прикованный, понимая, что чего-то самого главного у него в жизни не было. И не будет.
Черты лица у богини не были абсолютно правильными и даже симметричными, носик был мило закруглен, одна бровь выше другой, губы слишком тонкие. Но именно поэтому она была как живая. Тело ее, задрапированное в изумрудные ткани, было налито цветущей полнотой, на округлых щечках играл румянец. Кажется, ничего общего у нее не было с худенькой запуганной женщиной, что спала в соседней комнате.
— У тебя богатая фантазия, Ольгерд.
— Неужели ты не видишь?
— Нет. Не вижу.
— Ладно, — Ольгерд поднялся, — я устал, — вид у него, и правда, был усталый и разочарованный.
Ричард тоже устал и почти до обморока хотел спать и, как это порой бывает в таком состоянии, почувствовал, словно в озарении, что его сын в опасности. Богиня ласково смотрела из видеообъема, сын стоял в дверях, глядя на нее сонно прищуренными глазами, и показался ему в эту минуту совершенно незащищенным, беспомощным, как в раннем детстве.
— Иди и выспись, как следует, — Ричард выключил компьютер, оставаясь в полной темноте, — иди, сынок.
— Спокойной ночи, — вздохнул Ольгерд.
Утро наступило мгновенно, как только он коснулся головой подушки. Ласковое июльское солнце проглядывало во все щели окна, но кроме обычного удовлетворения, что наступил новый день, он почувствовал тревогу. Непонятную пока и ничем не подтвержденную тревогу. Ее не смыла холодная вода, и не растопил утренний поцелуй обожаемой дочери.
— Ол еще спит?
— Ты что, па? Он будет спать до обеда.
— А ты как спала?
— Знаешь, ужасно. Отвыкла от родной постели!
Настроение у нее, несмотря на это, было прекрасное, она была в спортивном костюме бело-розового цвета и тянула его за рукав.
— Па, пойдем, побегаем. Не представляешь, как мне надоел спортзал в звездолете!
— Нет, не сегодня, — отказался он.
— А как же твой режим?
— Какой режим, когда мне не хочется? — усмехнулся Ричард.
— А доктор Ясон говорит, что нельзя давать себе поблажки, даже когда не хочется.
— Я жил по этому принципу первые пятьдесят лет. Пожалуй, хватит.
Поднявшись на второй этаж, он постучал в комнату гостьи. Ответа не последовало, но он все равно вошел. Ему было и любопытно, и тревожно одновременно.
Зела стояла и смотрела в окно. Она была одета во вчерашнее платье, волосы тщательно собраны в огромный узел, отчего шея выглядела особенно тонкой и высокой. На миг ему показалось, что перед ним существо беспомощное и беззащитное.
Но она обернулась, и это ощущение исчезло. Холодное красивое лицо, высоко поднятый подбородок, отведенные назад плечи. Она вся была по-прежнему напряжена, но это был не страх. То, что вчера показалось страхом, было чем-то совсем другим.
Ричард выспался, его мозг работал четко, он мгновенно вспомнил и сопоставил все детали вчерашнего дня: ее уникальную память, ее нежелание говорить, хотя она прекрасно знает язык, ее ужас перед чужой одеждой, ее постоянное напряжение, как будто… на что же это похоже? На что-то очень знакомое… ну да, как будто на нее сейчас свалится паук. Да, это слишком смахивает на брезгливость. Богиня считает этот мир не достойным себя, и не желает ни к чему прикасаться. Возможно, так. А возможно, просто испуганная девочка…
— Ну, как первая ночь на Земле? — спросил он бодро.
Она поднатужилась с ответом, но только опустила глаза.
— Ладно, будем считать, что нормально.
Теплое утреннее солнце, лето, окна в сад, вполне сносные хозяева… что такого страшного могло с ней случиться за ночь? Ричард подождал вопросов, но гостья была на редкость нелюбопытна.
— Что ж… поскольку ничего чрезвычайного не произошло, сообщаю распорядок дня. Сейчас мы идем завтракать, нам запеканку, а тебе пока сок. Потом я везу тебя ко Флоренсии на медосмотр, пока она будет тебя наблюдать, заскочу на работу, у меня там дела… потом заберу тебя, и приступим к знакомству с местностью: поселок, лес, озеро…
— Зачем? — спросила она коротко.
— Что зачем? — не понял Ричард.
— Осмотр.
— Ну, знаешь, ты в таком состоянии, что за тобой надо наблюдать каждый день. А поскольку я не могу забить свой дом аппаратурой, он не резиновый, придется тебя возить в Институт по Контактам.
Возражений не последовало, но на лице ее снова неуловимо промелькнул не то страх, не то брезгливость. Потом она смиренно опустила глаза.
Ингерда отвыкла от бега и вернулась уставшая. Знакомые дорожки казались такими родными! И было обидно, что Ольгерд дрыхнет, а отец просто не желает. Влетев в свою комнату, она сняла наушники, потом влажный от пота костюм, оглядела себя в зеркале и, оставшись довольна, пошла в зеленую ванную.