— Что я слышала, Ольгерд? Мы летим на бету Малого Льва?
— Летим, — твердо сказал он.
— Ты что, с ума сошел? Зачем тебе это надо?
— Это никого не касается. Только Челмер опоздает к брату на свадьбу, но он-то как раз в восторге.
— Челмер придурок и пустомеля, как таких вообще пускают в космос… А ты напрасно надеешься, что отец за тебя заступится, тебя года на два отстранят от полетов.
— Мне этого как раз и не хватает.
Больше возражений у нее не нашлось. Сидя на безупречно заправленной кровати и лениво наматывая на палец прядь волос, она летела на планету, открытую ее отцом и названную ее именем. Летела на корабле своего брата и в глубине души чувствовала себя польщенной таким неожиданным виражом.
— Ну что ж… поглядим на эти развалины.
— Там не только развалины.
— Ты имеешь в виду башни?
— Я имею в виду храм. Храм. Как же ты не помнишь?
— Что в нем особенного? Фрески блеклые, потолки потресканные, пола просто нет… только то, что вокруг одни заводы? Там, наверное, склад был или лаборатория.
— Там были наши родители. Вместе. Понимаешь? И мама еще была жива.
— Ну и что?
Ольгерд смотрел на сестру и думал: в самом деле, она такая бесчувственная или притворяется?
— Послушай, мамочкин сынок, — спросила она, привычно переходя к холодной иронии, — за что ты ее так любишь до сих пор, что готов тащиться на край вселенной только потому, что там ступала ее нога?
— Ингерда, что ты говоришь?
— Ничего. Не делай из нее святую посмертно. Она всю жизнь моталась в космосе вслед за отцом, забыв, что у нее есть дети. Она жила для него, а не для нас. И детей рожала для него. А мы ей были не нужны…
Ольгерд даже не возмутился, он не ощутил ничего, кроме липкого одиночества. У них было общее детство, но они росли как будто на разных планетах.
— Тогда что ты сама делаешь в космосе, если осуждаешь таких женщин? — спросил он устало, на откровенность больше не тянуло.
— Я? — Ингерда встала, холодно глядя на него зелеными, яркими как огоньки глазами, — а кто тебе сказал, что я собираюсь иметь семью и детей?
— А вдруг, — усмехнулся Ольгерд, — найдется кто-нибудь достойный нашей принцессы?
— На Земле таких нет, — ответила она ему с такой же усмешкой, — может, на моей планете поискать?
Планету она с уверенностью назвала своей. Планета во всех каталогах называлась «Ингерда».
— Все-таки отец тебя избаловал.
Она дернула плечом.
— Меня — отец, тебя — мать. Все справедливо.
— Ладно, умойся и ступай в свою лабораторию. И прекрати опаздывать к завтраку, в конце концов. Ты не дома.
Однажды, еще в школе, он привел Алину к себе домой, затащил в свою комнату и выложил перед ней свои сокровища: камни с Ингерды, осколки, обломки… короче, остатки образцов, которые не понадобились комиссии. Алина, этот белый одуванчик, его первая и хроническая любовь, посмеялась над ним и спросила, зачем ему этот хлам. Им было лет по десять. Ольгерд просто не знал, что ответить. Потом вошел отец.
— Па! Она спрашивает, зачем мне этот хлам!
— Чего ты хочешь от женщины, — усмехнулся отец.
С отцом они всегда друг друга понимали. Только редко виделись, предательски редко виделись.
— Алина, а ты кем хочешь быть? — спросил отец, выбирая себе журнал из стопки.
Он разговаривал с ней, как со взрослой, и ей это льстило.
— Конечно, актрисой, — заявила она.
— Не актрисой, а кривлякой, — поправил оскорбленный в лучших чувствах Ольгерд и получил книжкой по голове.
Отец этого словно бы и не заметил.
Матери Алина никогда не нравилась, она считала ее слишком дерзкой и слишком похожей на мальчишку. Так они и не любили друг друга до самого конца…
Но что она могла предотвратить, пребывая в космосе? В двенадцать лет они целовались, в пятнадцать они… да что об этом вспоминать, если Алина никогда его не любила, ей просто хотелось поскорее стать взрослой, а мечтала она только об одном: стать актрисой и доказать всему миру, что она гениальна. Она писала стихи, рассказы и пьесы, сама их декламировала, обожала наряжаться и устраивать представления. Тихоня-Ольгерд был ей скучен.
Он тоже писал потихоньку, но не рассказы, а просто дневник. И прятал его ото всех. Потом взял и сунул его в утилизатор. Это когда она сказала, что с нее хватит.
Отец тогда был дома. Ольгерд тоже был дома, только что вернулся из стажерского полета, гордый собой и ужасно счастливый. Алина даже не удосужилась с ним встретиться, заявила по видео. Ольгерд приплелся в гостиную и тупо уставился в пол.
— Моя актриса меня бросила.
Отец посмотрел на него с сочувствием.
— Чего ты хочешь от женщины…
«Я хотел напиться», — вспомнил Ольгерд и потянулся к сейфу. Потом подумал, что в одиночку — противно, и позвонил Челмеру. Второй пилот явился через тридцать секунд вместе с бутербродами из столовой.
— Я думал, спирт на борту только у доктора, — усмехнулся он, вынимая из оттопыренного кармана пакет.
— И еще у капитана.
— Тогда какого черта я к нему подлизывался? Этот мрачный тип скорее просканирует с головы до ног, чем даст человеку просто расслабиться… слушай, я думал, он тебя сегодня на атомы распылит!
— Я тоже.