— Кто такой Леций?
— Он оставил меня там. Сначала я ничего не понимала, потом подумала, что он это сделал нарочно и предупредил вас, раз вы летите мимо. Он давно говорил, что мне надо жить с вами. Но если нет, то я просто должна была погибнуть… странно…
— Постой, значит, вы все-таки знали о землянах?
— Ольгерд, — она вздохнула, — ты же не комиссия, не мучь меня вопросами! Да, я знала о Земле и о землянах. Но это никого, кроме меня, не касается.
— Ладно. Только скажи, почему ты так долго меня боялась? Я что, страшный, злой и агрессивный?
— Не тебя, — сказала она, — себя. Но теперь ты все обо мне знаешь, и это не мешает тебе дружить со мной.
— Дружить?
— Разве нет?
— А что, любить тебя воспрещается?
— Нет, капитан, — она покачала головой, — любить меня нельзя, я думала, ты это понимаешь.
— Не понимаю. Почему?
— Потому что это опасно.
— Знаешь, мне как-то не хочется думать об опасности.
— Тебе придется с этим смириться, Ольгерд. Конс сильнее тебя. И он никому меня не уступит… — Зела вздохнула и встала, — вот видишь, я принесла за собой в ваш мир наши звериные законы. Но я не хочу твоей гибели. Это было бы ужасно. Ты так молод и прекрасен, ты должен жить долго и счастливо, и быть любимым. И для этого не обязательно нужна я. У вас много красивых женщин, которые и умней меня, и достойней, и за которыми не гоняются рассвирепевшие любовники.
Ольгерд поднялся. Взял ее за плечи и, не чувствуя сопротивления, поцеловал в губы. Если б она вырывалась, он бы все равно ее поцеловал. Но она ему ответила. Он просто растаял от нежности, которая была в ее губах и в ее руках, колечком замкнувшихся на его шее. Он не поверил, что так бывает.
И правильно сделал.
— Ты не так понял, — сказала она потом печально.
У него кружилась голова, перед глазами стали пробегать какие-то картины: этот самый берег, дождь, холодные капли по воспаленно горячей коже, сосновые иголки под коленями, ее лицо со следами слез, ее крепкие объятья, ее губы, ее горячая плоть…
— Я не люблю тебя, Ольгерд. Я умру за тебя, но я не могу тебя любить. Давай будем друзьями. Кажется, у людей это принято?
Виденье исчезло, как стертое тряпкой с пыльного зеркала.
— Я тебе не верю.
— Мне тут никто не верит, — вздохнула Зела, — знаешь, я лгала бы с блеском, так, как надо, чтобы всем было хорошо. Я понимаю, кто и что от меня хочет. И я бы притворилась… если б у меня было хоть немножко сил.
— Я подожду, — усмехнулся Ольгерд.
— Чего?
— Когда ты меня полюбишь. Или когда у тебя появятся силы мне солгать.
Они вернулись домой, на цыпочках поднялись по лестнице. Там, в темноте, в проеме между двумя дверьми, Ольгерд поцеловал ее еще раз. Зела ласково, но торопливо ответила ему и прошмыгнула к себе. В руках осталось тепло от нее.
Ольгерд повернулся, чтобы пойти в свою комнату, и неожиданно оказался в конусе света. В дверях своей спальни стоял отец.
— Что все это значит?
Голос был строгий. Капитану со стажем показалось, что он четырнадцатилетний мальчик, тайком возвращающийся со свидания с Алиной, нацеловавшись с ней до синяков. Словно двадцать лет назад, он замер перед отцом, подбирая оправдания, и вдруг сообразил, что это глупо.
— Зайди ко мне, — Ричард приоткрыл дверь пошире.
Ольгерд зашел, щурясь, хотя свет был неяркий. Чувство вины почему-то не испарялось. Отец прикрыл за собой дверь. Он был в джинсах и домашней рубашке в клетку и не спал, видимо, давно, постель, во всяком случае, была не разобрана. Рекс сидел под столом и обиженно поглядывал на Ольгерда желтым глазом.
— Где вы были?
— На озере.
— Ну, знаешь…
— Па, я не обязан перед тобой отчитываться.
— Хорошо, — неожиданно сказал отец, — тогда я перед тобой отчитаюсь, — он присел на край кровати и устало уперся локтями в колени, его руки жестко вцепились одна в другую, — так вот: я с минуты на минуту жду визита этого Конса. Это может случиться через месяц, а может — прямо сейчас. Я даже не ложился, что толку… Так вот, когда он придет за ней, рядом должен быть я. Я, а не ты. Неужели не понятно?
— Па, ты тоже не всесильный.
— Разумеется. Я не знаю, что от меня останется после его визита, может быть, мокрое место. Считай, что на меня выпал жребий, мне не повезло. Мне, а не тебе. У меня есть шанс с ним договориться, да и сил у меня побольше. А если это будешь ты, да еще со своей любовью… От вас обоих ничего не останется. Подумай хоть о ней, если у самого нет инстинкта самосохранения.
— Ты меня ставишь в идиотское положение.
— Ты меня тоже. Я тебя предупреждал, чтобы ты выбросил ее из головы. Не слушаешь. Тебе плевать, кто она, с кем она была, зачем она здесь, что о тебе думает на самом деле… Это твое право. Но так подставляться я тебе не позволю, понятно? Я еще твой отец.
— Интересно, каким образом?
— Для начала я ей просто запрещу удаляться от меня дальше десяти метров. Надо будет — будет спать в моей комнате.
— В твоей постели? — усмехнулся Ольгерд.
— Лишь бы не в твоей, — жестко ответил Ричард.
Выслушивать такие вещи было невыносимо.
— Па, это моя женщина, неужели ты этого еще не понял?
— Речь совсем не об этом.
— Да? А мне почему-то кажется, что об этом.
— Я тебе не соперник, неужели ты этого еще не понял?