— Баронессы.
— Я слышала, что тут есть и королевская спальня, — сказала она чуть-чуть обиженно.
— Она не такая роскошная, как эта, — объяснил Ольгерд, — Эрих Второй был аскет. К тому же, он там и скончался.
— Но это же безумно интересно!
— Ты находишь?
— Можно на нее взглянуть?
— Можно, конечно.
— А потом вернемся сюда, если хочешь.
Они прошли по темным коридорам и раскрыли тяжелую неповоротливую дверь. В узкой комнате было темно. В окне виднелся шпиль башни и осколок луны. Над горизонтом строго на юге сверкал малиновый Антарес. Ольгерд всегда удивлялся, какой огромной и вызывающе яркой бывает эта звезда.
Кровать была застелена парчовым покрывалом. На этой кровати Ольгерду снились кошмары, и здесь он мечтал о Зеле. Теперь она была тут, рядом.
— Иди сюда… — он принялся расшнуровывать ее корсаж.
— Зажги свечу, — сказала она шепотом.
Он зажег, поставил подсвечник на каминную полку, снял камзол и рубашку.
— Ты красив, как бог, — заметила Зела.
— Говорят, — он пожал плечом.
— Даже не знаешь, что идет тебе больше: форма капитана или костюм Эриха.
— Знаешь, форму я еще не скоро надену. Меня же отстранили от полетов.
— Из-за меня?
— Нет. За самовольство. Но если б не это, я бы тебя не нашел.
— Ты прекрасен и без формы, — улыбнулась она.
— Ты тоже, — сказал он, — повернись-ка спиной.
Его пальцы торопились, его руки дрожали от волнения, его сердце сладко ныло в груди, он был как будто пьян этим вечером, этой странной обстановкой, этой желанной и прекрасной женщиной. И, почему-то допуская мысль, что такое может больше не повториться, он знал, что запомнит этот вечер на всю жизнь.
«Древние господа умели растягивать удовольствие», — подумал Ольгерд, запутавшись в шнуровке, — «пока разденешь женщину, озвереешь от желания…»
— Оставь, — сказала Зела, прямо в платье ложась на кровать, и протягивая к нему руки, — иди ко мне…
Он шагнул к ней, и ему показалось, что он падает в пропасть. Губы ее были сладкими, как мед, и нежными, как фиалки, тело ее было мягким и податливым, руки гибкими и сильными, волосы шелковыми и душистыми как весенняя трава, кожа гладкая и горячая.
Это продолжалось недолго. Он даже не успел распутать ни одной веревочки, только целовал ее губы и нежный изгиб ее лебединой шеи, чувствуя себя летящим по небу невесомым белым тигром.
— Нет, — сказала она вдруг, словно очнулась, и это прозвучало как гром небесный, — нет! — повторила она, уже вырываясь, — нет же, нет, нет, нет…
Как будто облитый из ведра ледяной водой, он ничего не понимал и тупо смотрел, как женщина его мечты торопливо спрыгивает с кровати, подбирая свои пышные юбки.
— Зела! Что случилось? Что?!
— Иди же сюда! — она схватила его за руку и потащила с кровати. Он спрыгнул, уже догадываясь, что прекрасная сказка закончилась, и начинается что-то жуткое, но на этот раз настоящее. И даже не удивился, только сморщился от боли. Слишком все было хорошо. И слишком невероятно!
Зела отпихнула его к окну, потом отчужденно и устало села на стул возле камина и стиснула виски руками.
Ольгерд присел на подоконник и дал ей немного успокоиться. В душе было полное смятение. В спину дуло. Он хотел снова сесть на кровать, но Зела остановила его.
— Не смей, — сказала она резко, — не походи к этой кровати.
Никогда у нее не было такого глухого властного голоса. Ольгерд почувствовал озноб и накинул камзол.
— Итак? — спросил он хмуро, — в чем дело?
Зела, похожая сейчас на потухшую звезду, разочарованно и устало смотрела ему в глаза.
— Это транслятор.
— Транслятор? — изумился он, — куда?
— На Наолу. Раньше он работал в обе стороны. Теперь — только туда.
Кажется, он уже был там и видел эти жуткие уродливые морды из ночных кошмаров, он и принял их за ночные кошмары. Не он, конечно, а король Эрих. Они высосали его до капли и вернули умирать назад, на родную планету. А Ольгерду даже последнее не светило…
— И ты собиралась отправить меня на Наолу? — спросил он, невольно содрогаясь.
— Да. Я должна была…
— И для этого тебе пришлось затащить меня в эту постель?
— Да.
Если б у него в руках был железный прут, он бы его согнул, если б камень — он растер бы его в порошок. Но руки были пусты. Он до боли стискивал свои пальцы. И как обычно, в минуты стресса, он вдруг понял, что все это уже было. Миллион раз. Он стоял вот так, раздавленный как букашка, полураздетый, в идиотском камзоле, с выражением тупой досады на лице. А она ускользала. Из его объятий, из его жизни и даже из его мечты. И удивляться тут было нечему. Ему никогда не везло на женщин. Ни в этой жизни, ни в прошлых бесчисленных генерациях этого бестолкового мира.
«Пожалуй, у Создателя недостаток фантазии, но чувство юмора у него есть», — усмехнулся он про себя.
— Ольгерд, ты такой один на всю вселенную, — говорила Зела, — ты белый тигр, живущий в этом мире. Только ты нам можешь помочь. Все нас бросили, даже эрхи. Ты — наша последняя надежда.
Он слушал, ему было и жутко, и смешно, и досадно.
— Зела, зачем такой сложный путь? — спросил он с усмешкой, — я пошел бы с тобой куда угодно, даже если бы просто встретил тебя на улице.