Конс был гладко выбрит. В белой рубашке. Его дикие черные глаза горели, как у дьявола. Две синие полосы по щекам его почти не портили, лицо было аскетичным, бледным и немного хищным.
— Почему ты мне не позвонила? — спросил он, как ей показалось, разочарованно, — я бы тебя забрал.
— Меня подвез Антонио, — холодно ответила она.
— Понятно.
— Как у тебя дела?
— Прекрасно. Наслаждаюсь зрением. Смотрю на мир и прихожу к выводу, что Создатель — большой эстет.
— Видишь, как полезно иногда посидеть в темноте.
Она умылась и прошла на кухню. Там стоял салат из помидоров с тертым сыром.
— Другие пункты блиц-опроса ты тоже учел? — спросила она, не зная, что ей делать: радоваться или бояться дальше.
— Куда уж мне, — засмеялся Конс, — все мои силы ушли на это. Тебе чай заварить, или кофе?
— Нет уж, на этот раз непременно кофе.
— Как там Ричард?
— Ричард в порядке. Только ума не приложу, где он откопал тигра, или такую огромную собаку, которая прокусила ему ногу.
— Он собирается на Наолу?
— Собирается. Срочно формирует экипаж. Ты не хочешь с ними?
Конс посмотрел и снисходительно улыбнулся.
— Мне звездолет не нужен.
Это ее и потрясло когда-то. И она никак не думала, что ей придется с этим монстром познакомиться! И он даже тер для нее сыр… правда, любил все равно свою Ла Кси. Флоренсия продолжила деловой разговор.
— Ты мог бы помочь им на Наоле отыскать Ольгерда.
— Я уже сказал ему, чтоб искал у Леция, — глаза Конса нехорошо сверкнули, — да ты не волнуйся, — добавил он, отвернувшись, — когда они долетят, я буду уже там. С Лецием мне и самому надо разобраться. Долечивай меня скорее, Фло.
— Я же предупреждала, что я не волшебник, — напомнила она.
— Знаю. Только душа горит! — вырвалось у него.
Кофе он заварил скверно. Хотя, наверно, старался. Новая кофеварка была ничем не лучше старой, которую он разбил. Не любила Конса земная техника…
— Боже ты мой, — проговорила Флоренсия отчаянно, — вам всем нужна эта женщина… Из-за нее вы все метаетесь по галактике, как очумелые: ты, Ольгерд, Леций, Ричард… Ему кажется, что он летит спасать сына. Неправда! Он летит за ней… И ты торопишься вовсе не к Лецию. Ты тоже торопишься к ней. Интересно только, кому из вас она достанется?
— Она моя, — уверенно и хмуро сказал Конс, — тут и думать нечего. Здесь, на Земле, я еще мог сомневаться. Но там, на Наоле, она принадлежит мне.
— Тошно слушать, — заявила Флоренсия, — лучше оставим эту тему.
— Нет, ты послушай, — с вызовом продолжил Конс, — раз сама начала. Послушай, Фло! Я купил ее у Тостры за немыслимую цену. Речь не о деньгах. Мы расплачиваемся своей жизнью. Так вот, считай, что половину жизни он из меня вытянул. За эту куклу с мягким телом и пустыми глазами. Почему этого не сделал светлейший Леций, я не знаю. Это сделал я. И поэтому она моя.
— И тебя не смущает, что она тебя не любит? — спросила Флоренсия осторожно, ей показалось, что пациент не на шутку распалился и скоро взглядом будет плавить чашки.
— А кого она вообще любит? — усмехнулся Конс, — Ричарда? От которого эта дрянь сбежала, да еще прихватила его сына? Или Ольгерда, которого переправила как посылку с прекрасной Земли на кошмарную Наолу?
— Возможно, есть кто-то еще?
— В таком случае, где он был, этот кто-то, когда Тостра полчаса высасывал из меня энергию?
— Это… очень страшно?
— Это не только тошно. Это чертовски унизительно. И никакой гарантии, что ты уйдешь от него живым.
— А сам Тостра тоже ее купил?
— Да, у Би Эра. Но Синор Тостра сам не расплачивается, у него полно доноров.
— Боже, какой кошмар.
— На Земле, конечно, лучше.
— На Земле тоже было несладко. Мы все это проходили.
— Уверяю тебя, Фло: такого вы еще не проходили. Напрасно вы вообще суетесь на Наолу.
— Почему ты так в этом уверен?
— Вы не умеете отказывать. А там это придется делать на каждом шагу. Жалость там опасна для жизни… Ладно, давай не будем об этом говорить. Тебе это неприятно, мне тоже.
Совершенно чуждое существо сидело напротив. И совершенно непонятное. Жалкое и грозное. Послушное и норовистое. Благородное и жестокое. Просвещенное и дикое. Красивое и уродливое одновременно. Флоренсия совершенно не знала, как к нему относиться. Ее опыт в этом случае ничем не мог ей помочь. Легче всего было оставаться просто врачом.
— Хорошо, — сказала она, сделав заключительный глоток и отставляя чашку, — не будем терять времени. Идем на последнюю перевязку.
Конс стоял смирно, терпеливо перенося эту достаточно неприятную и болезненную процедуру.
— Ричард говорил, что у тебя нервы патологоанатома, — усмехнулся он.
— Когда надо — да, — ответила Флоренсия, — терпите, пациент.
Аппликаторы отрывались с трудом.
— Быстрей нельзя? — спросил Конс, морщась.
— Тебе будет больно.