79723.fb2
— Что это за безответственные выступления?
— Мне просто жаль твоих усилий. Ты так стараешься, словно я младенец. Ты со всеми пациентами так обращаешься?
— Не воображай, что ты какой-то особенный.
— Ну, вообще-то, кое в чем, — засмеялся Конс.
— Если ты имеешь в виду свое мужское достоинство, — невозмутимо проговорила Флоренсия, — то у марагов их вообще два.
— А у меня одно, и с ним прошу поосторожнее.
— Жить будешь, — засмеялась она в ответ, — любить не сможешь.
— Ладно, чего уж там… — вздохнул Конс, — зато я научился резать помидоры и тереть сыр.
— Послушай, — сказала она потом, оценивая плоды своих усилий, — ты уже вполне прилично выглядишь. Можешь даже прогуляться: никто в обморок не упадет. Только кепку надень.
— Я могу и чалму, — пожал он плечом.
Она купила ему все, что нужно. В субботу с утра Конс стоял в кепке, надвинутой на забинтованный лоб, в летнем спортивном костюме и с косынкой на шее.
— Вполне годен к употреблению, — пошутила Флоренсия, — не забудь вернуться в ужину.
— Я думал, что мы вернемся вместе, — заявил он.
— Как? Ты хочешь и меня прихватить?
— Разве у тебя не выходной?
— Я живу без выходных.
— Подождут твои лисвисы и эти, как их там, мараги, кажется?
Она посмотрела и подумала: «Действительно, подождут». И улыбнулась.
— Ладно, черт с ними.
— Куда ты хочешь? — спросил Конс
— В Трир, — ответила она, — прогуляемся по набережной?
— В Трир, так в Трир.
Уже представляя, что это такое, Флоренсия доверчиво обняла его и зажмурилась. Его тело напряглось, как будто окаменело, все-таки усилие для таких скачков требовалось немалое. Наступила внезапная невесомость, в которой не было ничего: ни света, ни времени, ни пространства, только два плотно прижатых друг к другу тела. Потом был холод и яркий солнечный свет в лицо. Они стояли на набережной возле ларьков с мороженым и сладостями. Вокруг медленно перемещались расплавленные солнцем парочки, носились дети и собаки. Город отдыхал и веселился.
День получился великолепный. Сначала они гуляли по набережной, объедаясь мороженым, потом катались на катере, потом побывали во стольких местах, что ей и не снилось посетить за один день: и в хвойном бору, и на смотровой вышке, и в музее восковых фигур, и на васильковом поле, и на ступеньках королевского дворца… Голова шла кругом, и было ощущение полной свободы, всемогущества и глупого счастья.
— Удивительное чувство, — сказал Конс, — идешь — и никто тебя не боится! Даже дети.
Он тоже был глупо счастлив.
— То ли еще будет, — улыбнулась Флоренсия, — скоро женщины не дадут тебе прохода. Ты еще прибежишь ко мне жаловаться: «Доктор, сделайте, как было!»
— Ну, уж нет, — засмеялся Конс.
Она очистила банан и протянула ему.
— Когда-то ты меня кормила, — заметил он.
— Вот так? — она дала ему откусить.
Так они и шли по людной улице, жуя один банан, греясь в лучах заката и беспричинно смеясь.
— Ты прятала этого типа у себя и ничего мне не сказала? — Росси возмущенно мерил шагами свой кабинет, — ты бы еще атомную бомбу припрятала! Ну, знаешь, Фло, от тебя я такого не ожидал!
— Этот тип собирается нам помочь и даже согласен ускоренно обучить весь экипаж аппирскому языку. Если бы не это, ты бы никогда не узнал о его существовании! — возмутилась в ответ Флоренсия.
— Ладно, — цыкнул с досадой Антонио, — ты глупая женщина, ничего не знаешь… Но Ричард! Он же видел, что это за тип, и прекрасно знал, что он из себя представляет. Как он мог так рисковать тобой! Пускать этого урода в дом к одинокой женщине да еще без охраны! Детский сад какой-то!
— У меня работа такая, — строго сказала Флоренсия, — приходится и рисковать иногда.
— И у меня работа такая, — рявкнул Антонио, — защищать вас всех!
— Меня защищать не нужно.
— Смотри, — зло сказал он, сажая ее к экрану, — смотри-смотри…
Она увидела появление Конса в доме Ричарда. Лучше было этого не видеть. Злое и надменное существо с жутким синим лицом грубо и презрительно разговаривало с перепуганной Зелой, потом пришло в ярость, разорвало на ней платье, растоптало ее украшения, отшвырнуло ее к стене… потом была убитая собака и уничтоженный робот… на Флоренсию повеяло какой-то первобытной дикостью. Она с отвращением отвернулась.
— Это всё?
— Тебе мало?
— Что ты хочешь, Росси? Чтобы я его выгнала из дома? Он и сам скоро уйдет.
— Чтобы ты поняла, что нельзя ничего от меня скрывать.
— Ты не Господь Бог.
— Но я его заместитель.
— А я верю Ричарду, — сказала она.
— Для твоего Ричарда вообще не существует никаких правил! Похоже, что и для тебя тоже.
— Прекрати разговаривать со мной в таком тоне, — не выдержала она.