Она сбежала с крыльца и пошла по мокрой тропинке на стоянку, чувствуя спиной его взгляд. Зачем она ему? Ведь это не любовь. Скорее признательность и благодарность, кстати, вполне ею заслуженная. Это просто очевидное и понятное желание того, чего нельзя. Она не девочка, чтобы обольщаться на этот счет. У него не получилось с Зелой, у нее — с Ричардом. И теперь они должны утешаться друг другом, прекрасно зная, что расстанутся.
День выдался суматошный. Подумать обо всем и привести свои чувства в порядок было некогда. В шесть часов она сняла рабочий халат, причесалась у зеркала, затянула пояс на плаще… и поняла, что не может вернуться домой.
Ей слишком часто это снилось: как она разматывает его, отдирает последние приклейки, от него пахнет лекарствами, он встает под душ и берет ее с собой. Они сплетаются и содрогаются под струями воды… Наверно, так и будет. И после всего этого — прощальный ужин? Или завтрак? Она поняла, что это будет невыносимо, даже для ее нервов патологоанатома.
Темнело. Хрупкая стройная женщина в плаще бродила по набережной. Ее ждали. А она бродила, словно выпав из времени и уже отказавшись от той маленькой подачки, что предложила ей судьба. В серой дымке над горизонтом растворилось малиновое солнце, вода в реке перестала отблескивать и почернела, стало прохладно и совсем безрадостно.
Она думала о себе, о своей жизни, о своих удачах и разочарованиях, о своем немалом женском опыте. Ей всегда хотелось, чтобы любили ее. Она с этим родилась и все ждала своего принца. Он не пришел. Были просто мужчины со своими проблемами. Всем нужна была помощь и утешение. И они безошибочно выбирали Флоренсию Нейл.
Она никогда никому не завидовала. Только один раз. Своей подруге Шейле. Они просматривали их семейный архив: свадьбу, маленьких детей, кадры из отпусков… женщины иногда любят сентиментально покопаться в прошлом. Потом была неуютная планета, напоминающая заброшенную Землю, торчали какие-то ржавые башни, лежали ржавые рельсы, на голой каменистой земле пробивались цветки мать-и-мачехи.
Они шли почему-то очень счастливые, Ричард и Шейла, а сзади еще кучка смеющихся людей. На нем была красная форма капитана, на ней — синий штурманский костюм, две яркие фигурки на фоне серой унылой равнины. Потом Шейла запрыгнула на какую-то бетонную плиту с торчащей арматурой, ее короткие светлые волосы раздувал ветер. Она наклонилась и растрепала волосы и Ричарду. Он взял ее за талию и медленно снял с этой плиты, постепенно сгибая руки, пока ее губы не коснулись его губ. Это было просто красиво и просто странно: на чужой разрушенной планете какие-то счастливые люди со своей любовью. Тот, кто снимал фильм, что-то крикнул им. Они посмотрели на него и рассмеялись.
— У Ричарда очень сильные руки, — заметила тогда Флоренсия.
Шейла беззаботно улыбнулась.
— Конечно.
От воды дул свежий ветер. Флоренсия подняла воротник и присела на скамеечку в кустах. Теперь она поняла, почему эта история про нее. От начала до конца. Это история про женщину, которая смотрит со стороны и тихонько завидует. О женщине, которая любит чужого мужа. Даже не любит, но хотела бы любить. Хотела бы, чтобы было так же, хотя ничто на свете не повторяется. Была одна-единственная Шейла Янс, и никто ее не заменит: ни она, ни Алина, ни красавица Зела.
Интересно, когда Зела могла видеть эти кадры? Может, он и сам ей показал, и даже не понял, что она ждет от него того же. Встает на камень, треплет его волосы, кладет его руки себе на талию… они в точности повторили эту мизансцену, только у моря, на солнечном курорте, и он ничего не понял. Бедная девочка! Как глупо идти по чужим следам. Тем более, когда есть одна форма, без содержания.
Да, это история про нее. Про женщину, которая слишком много хочет и на половину не согласна. И странно, что они с Зелой, казалось бы, две полные противоположности, на самом деле так похожи. Две упрямые идеалистки, которые не любят, в общем-то, никого, только саму любовь, красивую сказку со счастливым концом, которую сами готовы выдумать. Лишь бы только не признаваться себе, что никакой любви у них не было и нет.
Поежившись и заметив, что уже совсем стемнело, Флоренсия пошла на стоянку. Будь что будет! Конс никогда ее не поймет. Слишком чуждое существо, совсем по другим принципам живущее. Да и к тому же мужчина. А когда это мужчина понимал женщину? Она села за руль. Под крыльями проплывали кварталы Трира, поселки, озера, бесконечные зеленые ковры леса. Под крыльями проплывала родная и ненаглядная Лесовия. Она успокоит. Она всегда с тобой. Она твоя, что бы ни случилось.
Флоренсия вошла в пустой дом, включила свет. Рекс ткнулся носом ей в ноги и тоскливо тявкнул.
— Ты один? — спросила она.
Пес, конечно, не ответил. Флоренсия была спокойна. Как зомби. Как взрослая, рассудительная женщина, которая хорошо знает, что ей надо, и как ей лучше. Она медленно обошла свой дом. В каждой комнате стояли цветы. Конс, наверно, оборвал все палисадники в округе. На кухне стоял остывший ужин на двоих. Никто к нему не притронулся, даже Рекс. В утилизаторе лежала куча бинтов и синие обрывки аппликаторов. Ей показалось, что и обрывки ее короткого женского счастья лежат там же.
Обошлось без прощаний. Прекрасный принц вылупился из змеиной кожи и умчался в свою страну, в свой замок, к своей женщине, ради которой отдал полжизни. Может, он и погрустит когда-нибудь о землянке Флоренсии Нейл, с которой так ничего и не вышло…
— Вот и всё, — подумала она, садясь прямо на пол возле утилизатора, — как всё просто.
Рекс подошел и стал слизывать с ее щек непрошеные слезы.
За окнами было темно. Пришлось отложить поиски до утра. Ольгерд вытерся, запахнул на себе желтый длинный халат с золотыми львиными мордами и лениво забрался к Лецию на круглое ложе со столиком в центре. На столе дымились чашки с чаем. Леций возлежал в таком же халате и в чалме, намотанной на его лысую голову.
— И часто у тебя бывают такие приступы ясновидения? — спросил хозяин замка, рассеянно глядя в потолок. Розовая лампа тускло освещала его бледное лицо.
— Когда как, — ответил Ольгерд, — сие от меня не зависит.
Говорили они уже по-аппирски. Он иногда запинался, но в целом уже справлялся, даже получал удовольствие.
— Но есть же какие-то провоцирующие факторы?
— Конечно. Стресс.
— Нам твое ясновидение весьма пригодится. Надо будет погонять тебя по стрессовым ситуациям.
— У тебя не заржавеет, — усмехнулся Ольгерд, — жарить меня будешь или ледяной водой обливать?
— Не дам тебе спать трое суток. А там посмотрим.
Леций улыбнулся и протянул руку за чашкой.
— Пей, остывает.
— Спасибо. Я уж подумал, ты меня три дня и кормить-поить не собираешься.
— Ол, нам действительно надо тебя как-то раскрутить. Откуда у тебя информация о будущем?
— Только о ближайшем.
— Какая разница…
Ольгерд прилег вместе с чашкой, успокаиваясь от горячего ароматного напитка.
— У меня же не только ясновидение. Я же тебе рассказывал.
— Да, это интересно. Тебе кажется, что все уже было миллион раз.
— Мне казалось, что мир постоянно повторяется, с какой-нибудь крохотной дельтой, как в итерационном цикле. И последовательно.
— Ну.
— А теперь я думаю, почему последовательно? Параллельно! Миллион, миллиард одинаковых миров, отличающихся друг от друга на крупицу. Зачем? А бог его знает… Я все их вижу насквозь. Знаешь, когда зеркало отражается в зеркале, возникает бесконечность. Вот эту бесконечность я и вижу.
— А будущее?
— Я уже не уверен, что это наше будущее. Просто какой-то из миров выбивается на полшага вперед. Это там я уже нашел ее на болоте. А здесь — еще неизвестно.
— Найдешь, Ол. Лично я искать устал. Теперь твоя очередь.
Они мирно пили свой чай, обсуждая устройство мира, когда посреди темного зала возникло движение, и оттуда потянуло холодком.
— Кто там еще? — Леций лениво потянулся, отставляя свою чашку и делая лампу поярче, — кого еще черт принес? Азол, ты, что ли?
Ольгерд уже знал, что в личные покои даже Прыгунам вторгаться было не принято. Обычно слуга все-таки докладывал.
Посреди зала стояло существо без всяких внешних изъянов, что было весьма странно для аппира. Высокий рост, черные волосы, черные глаза, черный костюм, белая кожа, белый пояс, белый плащ, белые сапоги, белые перчатки. Взгляд его был даже не тяжелым, он был просто невыносимым. Ольгерд быстро защитился, ощетинившись как морской еж.
Леций гостя не узнал.