— На Земле мы звали тебя Зелой. Тебе нравилось.
— На Земле… — повторила она задумчиво, — странно… ничего не помню.
— Меня-то ты хоть помнишь? — спросил он с отчаянием.
— Тебя? Конечно.
— И то хорошо. А Леция?
— Леция? Кажется, помню.
— А Конса?
— Конса? — Ла Кси пожала плечом, — нет. Не знаю никакого Конса.
— Он твой хозяин, Ла Кси.
— Какой еще хозяин? — изумилась она, — ведь это ты меня нашел. Я хочу быть только с тобой, Ольгерд.
«Бедная девочка», — подумал он, — «три дня в этом аду!» Он сел рядом с ней на кочку и обнял ее за плечи.
— Теперь все будет хорошо, детка. Я тебя никому не отдам. На этот раз уж точно. Можешь говорить мне что угодно: что все это неправда, что ты любишь другого…
— Я люблю тебя, Ол.
— Повтори, — попросил он.
— Я люблю тебя, — улыбнулась Ла Кси, вытирая с лица остатки грязных брызг, — я никого кроме тебя не помню, не знаю и знать не хочу. Я все забыла. Кроме тебя.
— А моего отца? — почему-то спросил Ольгерд, — Ричарда?
— У меня никого не было, кроме тебя, — упрямо повторила Ла Кси.
Посадочный антиграв опустился в предгорье, в условленной долине. После полутора месяцев в звездолете даже слякотная осень, царившая в этих широтах, казалась прекрасной. На западе поднимались тупоносые бурые горы с черными изломами, трава выстилала долину однотонным желтым ковром. В низине, огибая горбатые камни, тек ручей.
Ингерда была единственной женщиной в десанте. Наверно, проку от нее, в случае чего, было бы мало, отец взял ее как на экскурсию, потому что ни в чем не привык ей отказывать. Она и смотрела по сторонам, как на экскурсии, чувствуя себя абсолютно защищенной.
Огромный Бредфи подал ей руку, когда она спускалась по ступеням, он относился к ней как к занятной куколке, но это почему-то не раздражало. Вот Леман ее действительно не любил. Он был единственным, кто возражал, чтобы взять ее. Отец его выступление проигнорировал.
Все вышли и стояли, с шумом вдыхая холодный влажный воздух, заново привыкая к открытому пространству, приспосабливаясь к чужой планете, ее краскам, ее запахам, ее капризам. Отец взял самых надежных: Бредфи, Лемана и Туки. Они все летали с ним не один раз и понимали друг друга с полуслова. У них даже язык жестов был отработан.
Леман застегнулся на все молнии и развел руками.
— Потерпи, — сказал отец, — если Конс сказал, значит, встретит.
— Может, долина не та? — спросил Туки.
— Потерпи, — повторил Ричард.
Ингерда замечала, что он волнуется. Это почти не было заметно, может, ресницы дрожали чуть чаще, может, лицо его было слишком напряженным, может, дыхание слишком глубоким. В космосе он был совершенно спокоен. Она любовалась им во время дежурства и все время просилась выйти в его смену. Встреча с аппирской планетой неуловимо изменила его.
— Посиди в антиграве, — посоветовал он, — ветер ледяной.
Глаза у него были грустные, как у бездомного пса.
— Па, все будет хорошо, — успокоила его Ингерда, — никуда она от тебя не денется.
— Что? — не понял Ричард.
— Она любит только тебя. Я всегда это знала.
— Нет, девочка, — он усмехнулся, — все было не так.
Антиграв стоял, упираясь в почву четырьмя опорами, пучеглазый, как яичница-глазунья, огромный, белый с желтыми иллюминаторами. Межпланетные расстояния давались ему легко, и сесть он мог на любую поверхность, хоть на воду, хоть в расплавленную магму. Старые антигравы становились насквозь черными и прокопченными. Этот был новый, только-только с монтажной орбиты, поэтому сверкал и лоснился. Из бокового люка Туки выкатил два обычных бескрылых модуля, один полосатый, другой красный.
— Ну что, капитанская дочка, хочешь прокатиться?
— Всем ждать, — ответил за нее Ричард.
— Да мы на пять минут, — начал было препираться второй пилот, — так сказать, обзорный вылет.
— Люк захлопни, — неумолимо сказал капитан, — и трап убери. Все равно уже все вышли.
Туки виновато взглянул на Ингерду, пожал плечом и отправился выполнять свои обязанности.
— Как представлю, — вздохнула Ингерда, — что я не была бы твоей дочерью!
— Ну и что?
— Это было бы ужасно, — засмеялась она.
— Во всяком случае, ты сидела бы сейчас дома, а не болталась по космосу.
Конс появился внезапно. Вдалеке, на пригорке возник его силуэт в развевающемся золотом плаще. Он приветственно взмахнул рукой, растворился в прозрачном воздухе и возник снова, уже совсем рядом. Видеть его здесь, после того как они расстались с ним в Космопорту и полтора месяца просверливали космос, было странно. Рассудок отказывался это принимать как должное.
— С прибытием, — сказал Конс по-аппирски.
Все так же по-аппирски, как он сам их учил, ему ответили.
— У вас все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответил Ричард, — что с моим сыном?
— Твой сын в порядке, — великодушно заявил аппир, — занят, правда, по горло, но вполне доволен.
— Где он? — спросил отец, уже заметно волнуясь.