— Вот тебе и доплыли, — сказал Вася. — Тут без мастера не обойтись.
Боцман помолчал и согласился:
— Без мастера не обойтись, это точно!
А через несколько дней, разыскав у плотника куски бамбука и клей, Годунов устроился с фрегатом на палубе под окнами камбуза. Всё свободное время, пока шли мы через Индийский океан, боцман резал бамбук на планки, наждачил их, связывал, клеил. И мы радовались: фрегат не только оживал, он становился больше, выше, стройней…
В окошко камбуза, посмотреть на работу друга, выглядывал Вася, и тогда по палубе расплывался дух поджаристых сухарей. Сухари он сушил, точно зная, что охотники похрустеть ими найдутся не только на палубе, но и в любом порту.
Однажды, когда Вася появился в окне, боцман сказал:
— Смотришь? А лучше бы сухариками угостил. За работу!
Он встал во весь рост, поднял над собой фрегат, и Вася вскрикнул:
— Гляди-ка, живёт! Честное слово, живёт! Этот, точно, доберётся до Петьки.
— Вот подсохнет, — сказал боцман, прилаживая корабль на подсушку возле спасательного бота, — и доберётся.
Годунов посмотрел вдаль, будто представил, как они с Петькой пойдут на виду всего города берегом своего залива и поведут за собой фрегат по синей зеркальной воде.
Теперь что ни день мы драили палубу. Боцман обдавал её из брандспойта сверкающей водяной радугой. А сверху на радугу, на игры дельфинов, на полёт летучих рыб смотрел красавец-фрегат, набираясь запахов океанского ветра.
Шли мы к Сингапуру, но по дороге должны были забежать на один тропический остров, пополнить запас воды. Танки — металлические баки под воду — были подготовлены, и, отдыхая, мы смотрели, как появляются из-за горизонта крохотные верхушки пальм.
— Маленькие. Наш боцман повыше! — шутил Вася. Но остров приближался, пальмы становились всё выше, а боцман — словно бы ниже. Вода за бортом помутнела. Из тёмных джунглей к нам по реке поплыли кокосовые орехи, черепахи, вынырнула и скрылась чья-то бугристая и сильная спина.
И только мы стали на якорь, к одному борту подошла баржа с водой, а к другому от берега, из маленькой свайной деревушки, полетела лёгкая лодчонка, в ней единственным веслом гребли по очереди три мальчугана.
Следом, догоняя лодку, подпрыгивал на воде красивый катер. На его носу, по-хозяйски выставив ногу, стоял чиновник в шортах, с портфелем под мышкой, и махал рукой.
— Ко мне, — улыбнулся Вася.
— За сухариками? — спросил боцман.
— Точно. И детвора и мужик. Хороший мужик, весёлый. Я ему в прошлый раз полный портфель сухарей насыпал. Им сухари, что нам бананы. Деликатес!
— У тебя все хорошие! — засмеялся боцман и вдруг резко оборвал смех.
Обгоняя лодку, катер зачем-то повернул так, что лодка подпрыгнула, запрокинулась, выбросив ребят в воду. А катер лихо подрулил к нашему трапу.
Мальчишки барахтались в воде, хватались за борт лодчонки, а улыбающийся чиновник бежал уже к нам по ступенькам трапа, на ходу распахивал огромный портфель.
Чиновник бежал вверх, боцман мимо него — вниз. Став на колени, Годунов одного за другим втащил мальчишек на трап. Прижимаясь друг к другу, они испуганно смотрели наверх, но боцман подтолкнул их: «Смелее, вперёд, вперёд!» С ветхих маек, с чёрных волос тоненьких островитян сбегала вода, и на ступеньках от их пяток оставались мокрые следы.
Возле чиновника мальчики отпрянули в сторону, а боцман процедил:
— Хороший мужик! Весёлый! За сухарь утопит!
Вася, стоявший уже с кулем сухарей, заморгал:
«Так он нечаянно…»
— Нечаянно, — усмехнулся боцман. — То-то портфель распахнул! — И вдруг повернувшись, спросил: — А пряников у тебя не найдётся?
Через минуту Вася выбежал с тарелкой пряников.
— А конфет не было? — посмотрел на него боцман.
Но Вася и сам, достав из кармана куртки, уже протягивал ребятам горсть карамели. И мы, команда, несли кто что мог и совали ребятам свои подарки. А мальчики всё ещё зябко ёжились, боязливо посматривали туда, где стоял чиновник с распахнутым портфелем.
Боцман, повернув к нему, в один шаг одолел всё расстояние. Укоризненно покачав головой, насмешливо заглянул в глаза — и сунул в портфель прихваченный на ходу у Васи куль с сухарями: «Держи. А то прозеваешь!»
Чиновник замигал, делая вид, что ничего не понял. А мальчики повеселели, залопотали. И вдруг разом огромными от удивления глазами уставились в одну точку. Там, за камбузом, у спасательного бота, солнце наливало золотом паруса удивительного фрегата…
Уже мы сворачивали шланги, перекачав с баржи воду, уже затягивали брезентом трюм, а ребятишки всё любовались фрегатом, забыв о всех бедах и неприятностях. И боцман окидывал их с высоты своего роста грустной улыбкой…
— Ты смотри, как понравился, — сказал Вася. — Верно, такого никогда не видали.
— А что они там вообще хорошего видят? — кивнул боцман на хижины деревеньки.
Прозвучало привычное: «Боцман, на бак!» Годунов ответил: «Иду!»
Лица мальчиков сразу погрустнели. Будто уже исчезло всё хорошее — и фрегат, и добрая палуба, и приветливые моряки, оставался для них только чиновник.
Он смотрел то на фрегат, то на боцмана, то на ребятишек и ухмылялся, будто радовался чему-то нехорошему.
И тут, окинув чиновника с ног до головы весёлым взглядом, Годунов потрепал ребят по чёрным волосам, чему-то улыбнулся, подмигнул и шагнул к фрегату.
— Боцман, ты что, что ты? — прошептал Вася. — А Петька?
Но боцман, вскинув голову, пожал плечом, словно говоря: «А что Петька — разве он не пионер?»
Он взял корабль в руки, покачал на ладонях, осмотрел днище, поправил паруса — и протянул ребятам невиданный подарок…
Через час мы уходили. Боцман стоял у борта и смотрел, как между нами и берегом скользила лодчонка, над которой всё поднимались и поднимались три тоненькие руки. Следом за лодкой, весело расправив паруса, шёл к тропическому острову по вольной океанской воде его фрегат — фрегат боцмана Годунова.
Как-то летней порой шли мы на теплоходе по африканским морям. Жара стояла! Воздух словно бы горел. Даже рыбы от жары попрятались в морскую глубину. Лишь акульи плавники по-хозяйски резали воду. Да иногда высоко-высоко в небе серебристой искрой мелькал самолёт.