Опору обретя в тревоге всенародной,
Все это выскажет открыто и свободно
И что у ног твоих, мой цезарь, вместе с ним
О лучшем выборе тебя попросит Рим.
Готовься, господин, к достойному ответу.
Тит
Увы! Моей любви невыносимо это!
Паулин
Да, вижу, сильная тобой владеет страсть.
Тит
Сильней, чем думаешь, ее над Титом власть.
Мне каждодневное с царицею общенье
Потребность первая, мой друг, и наслажденье.
Признаться и в другом охотно я готов:
Я лишь из-за нее благодарил богов,
Что моего отца избрали благосклонно
И отдали ему Восток и легионы,
Чтоб Рим истерзанный вручил себя всего
Миролюбивости и разуму его.
Мне даже, - от тебя и этого не скрою,
На троне самому хотелось быть порою,
Хоть я, - поверь мне, друг, - костьми б с восторгом лег,
Чтоб дольше мой отец и жить и править мог.
Такое я таил безумное желанье
Затем лишь, что искал для милой воздаянья
За верность и любовь, что жаждал ей служить
И мир к ее ногам покорно положить.
И все же, несмотря на весь мой пыл великий,
На клятвы, что давал я щедро Беренике,
Теперь, когда ее возможно торжество,
Теперь, когда я сам люблю сильней всего,
Теперь, когда нам брак сулит вознагражденье
За пятилетнее жестокое томленье,
Я обречен сказать... О, как душа болит!
Паулин
Что? Что сказать?
Тит
Что долг расстаться нам велит.
Не ты на верный путь сейчас меня направил.
Я лишь затем тебя заговорить заставил,
Чтоб речи, Паулин, суровые твои
Последний нанесли удар моей любви.
Да, колебался я: любовь не уступала,
И хоть в конце концов все перед честью пало,
Так много сердцу ран в бою нанесено,
Что нелегко теперь излечится оно.
Пока другой вершил и правил судьбы мира,
Ничто моей любви не нарушало мира.
По Беренике я вздыхал пять долгих лет