Эдвард тоже подошёл ближе и попробовал дотронуться до стекла, за что и поплатился. С улыбкой наблюдаю, как он быстро убрал палец и начал его тереть.
— Смеешься? Ты знала, что оно горячее?
— Ага!
— Отлично, напомни тебя отшлепать, герцогиня Сент Мор, как только мы останемся наедине.
— Обязательно напомню, — лукаво парирую я.
— А что это за штуки и как они горят?
— Это электрические лампочки, как они горят, честно говоря, не знаю. Физику я как-то плохо усвоила. Должны быть где-то батареи, вот от них они, наверно, и питаются.
Эдвард пожал плечами, не став вдаваться в подробности.
— Гораздо больше меня интересует, где сам хозяин.
— Да, он не мог далеко уйти, раз оставил всё это включенным. Странно, что с улицы не виден этот свет.
— Не странно, посмотри наверх.
Я перевела взгляд на окна, возвышающиеся над полом метра на три. Все были забиты узкими досочками, да с такой тщательностью, что не оставалось даже малейшей щелочки.
— Да уж, он всё предусмотрел.
— Это очень странно и печально. Я помню Ричарда другим. С ним было интересно разговаривать, особенно о науке, о ней он мог говорить… Эбби! В сторону!
Немного растерявшись от этого его вскрика, я отпрыгнула назад, и вовремя. Мимо моего плеча пролетела здоровенная деревянная дубина. Я даже успела разглядеть рваные сучки на ней. В следующий миг слышу то ли визг, то ли стон. Это Эдвард выбил оружие из рук нападающего и теперь повалил его на пол.
На то, чтобы сообразить, в чем дело, понадобилась секунда.
— Нет! Эдвард! Не бей его! Это он, Бёртон!
Эдвард поднял на меня перекошенное от бешенства лицо, но кулак опустил. Мы оба перевели взгляды вниз. Под коленом герцога трепыхалась тщедушная фигурка человека. Мужчина, а это был однозначно он, если судить по разросшейся по всему лицу бороде, пытался кусаться, издавал какие-то высокие звуки. Чуть поостыв, мы смогли разобрать слова:
— Убирайтесь! Убью! Воры! Разбойники!
Одновременно с удивлением в сердце стала просыпаться жалость. И не только я это почувствовала. В глазах Эдварда я увидела отражение своих мыслей. Муж отвернулся к Бертону, взял его за плечи и встряхнул.
— Ричард, успокойся! Это я, Эдвард Сент Мор. Сын твоего лучшего друга. Ричард, опомнись! Я сын Элизы!
Это имя произвело удивительный эффект. Мужчина стих, в его глазах появилось осмысленное выражение. Он уставился на Эдварда, не моргая. А в следующее мгновение зарыдал и потянул свои худые, почти высохшие руки к герцогу. Тот всё понял. Обнял и прижал Бёртона к груди.
Я тоже почти рыдала, слишком трогательным был этот искренний порыв старика.
— Я не убивал её, Эдвард. Я не виноват, я любил Лизи… Эдвард..
— Тихо, тихо. Я знаю. — Сент Мор продолжал прижимать к себе плачущую фигуру, гладил его по волосам, шепча слова утешения, — Ричард, всё в порядке. Я пришёл не мстить. Я всё знаю про маму. Знаю, что она из будущего.
Ричард замер и отпрянул от Эдварда. Его нижняя губа, заросшая колючими волосами, тихонько дрожала.
— Ты… Ты знаешь!? Но откуда?? Как??
Эдвард улыбнулся, взял меня за руку и потянул на себя.
— Эта девушка — моя жена. Она тоже из будущего. И у нас к тебе очень много вопросов.
Эта информация добила нервы старика. Он обмяк, охнул и начал падать. Благо, Эдвард вовремя подхватил старика до того, как его голова коснулась бы кованой подставки с лампой.
— О, Боже, Эдвард! Что с ним? Это сердце? Наверно, не нужно было так резко на него всё вываливать.
— Да нет, это просто обморок. Смотри на его руки и шею. Он голодает.
И, действительно, мужчина был очень, очень худ. В некоторых местах его кожа буквально просвечивала, все кости почти что вылезли наружу. Накатила новая волна жалости.
Эдвард аккуратно поднял Бёртона и положил его на покосившуюся кушетку с одной надломленной ножкой. От обивки пахло пылью и плесенью, только сейчас заметила, что этот запах преобладал в доме.
— Это я виноват, — с тревогой вглядываюсь в мрачное лицо Эдварда. От ощущения, что он испытывает душевную боль, и мне становилось плохо. Присаживаюсь рядом и облокачиваюсь ему на плечо.
— Не говори плохо о моём муже.
Пытаюсь шутить, но это не помогает.
— Нет, Эбби. Это мы с отцом его уничтожили. Ричард никогда не был богат. Почти всю жизнь его научные эксперименты спонсировал отец. А когда пропала мама, он забрал все его деньги, имущество, выгнал практически голым на улицу. А я постарался, чтобы никто в обществе не смог ему помочь. Черт, Эбби, мы даже не выслушали его! Просто вышвырнули и забыли!
Я обняла любимого за плеч, стараясь перенять часть его боли.
— Вот видишь, а ты не хотел его искать. Теперь мы узнаем тайну твоей мамы и сможем помочь Ричарду. Не переживай.
Эдвард улыбнулся, закинул руку мне за голову и притянул к себе. Зарылась лицом в его воротник, ощущая знакомое успокоение. Теперь всё будет хорошо. Я уверена.
Глава 31
Эбби
Остаток дня и ночи выдался сумбурным. Пока старик был в обмороке, Эдвард ненадолго исчез и вернулся с едой, лекарствами и кое-какой одеждой.
Пока его не было, я осторожно осмотрела комнату. Она была почти пуста. В одном углу в ровные ряды была расставлена. а кое где свалена в кучу, самая разнообразная мебель. Здесь были и когда-то модные диваны, и тяжёлые серванты, и изящные, легкие кушетки. На одну из них мы и уложили Бёртона.
По краям залы стояли или висели лампы разных форм и размеров, некоторые из них ярко горели, другие издавали еле видимый свет. Только сейчас обратила внимание на стены. На старой штукатурке углем или чём-то его заменяющим, были нарисованы картинки из будущего.
Да, вот нечто, напоминающее небоскрёбы Нью-Йорка, а это точно египетские пирамиды. Ух ты, очертания Антарктиды. Рисунки были схематичны, написаны быстро и сумбурно, но всё же по ним можно было узнать реалии 20–21 века.
Как всё это странно! Как? Почему стали эти возможны перемещения во времени? И, главное, зачем? Но ответить на это сможет только Ричард. А его сначала нужно привести в порядок. Возможно, это просто обморок от сильного нервного потрясения, усиленного голодом. Но нам ничего не оставалась, как ждать пробуждения Бертона.
Мы с Эдвардом разместились на соседнем диванчике с лопнутой по бокам обшивкой, но ещё достаточно крепким, чтобы выдержать нас двоих. Я лежала на груди Эдварда, а он тихо, ровными движениями гладил мои волосы, иногда щекоча шею и затылок. Никто из нас не хотел говорить. Нас обоих одолевали одни и те же мысли, я в это была почему-то уверена.