— Я не понимаю, — сказал Тальберт. — Сложилась ситуация, обещающая множество удивительных открытий. Разве на свете существует хоть один мужчина или женщина, которые ни разу не слышали неприличного анекдота? Я бы сказал, что нет. И в то же время знает ли кто-нибудь из этих мужчин и женщин, откуда берутся такие анекдоты? И снова я скажу, что нет.
Тальберт стремительно зашагал к своему любимому месту для размышлений, к трехметровому камину. Он замер перед ним, глядя в жерло.
— Пусть я миллионер, — сказал он, — но я не утратил способность чувствовать. — Он развернулся. — И этот феномен меня тревожит.
Дядя Лиман пытался спать, сохраняя выражение лица бодрствующего человека.
— У меня всегда было больше денег, чем мне нужно, — сказал Тальберт. — В крупных тратах не было необходимости. Мне стоит вложить деньги в другое имущество, оставленное мне отцом, — в мой разум.
Дядя Лиман пошевелился, его посетила какая-то мысль.
— А что же случилось, — спросил он, — с этим твоим обществом, как бишь его, ОПЖОПЖЖ?
— Общество по предотвращению жестокостей к обществу по предотвращению жестокостей к животным? Оно в прошлом.
— А как же те социологические трактаты, которые ты писал…
— «Трущобы: позитивный взгляд»? — Тальберт отмахнулся. — Остались без последствий.
— А сохранилась ли твоя политическая партия, проантиэстеблишментарианцы?
— Исчезла без следа. Развалена реакцией изнутри.
— А что насчет внедрения биметаллической системы?
Тальберт печально улыбнулся.
— В прошлом, дражайший дядюшка. Я тогда прочитал слишком много викторианских романов.
— Кстати, о романах, как поживает твоя литературная критика? «Точка с запятой в творчестве Джейн Остин»? «Горацио Элджер[1]: непонятый сатирик»? Не говоря уже о «Была ли королева Елизавета Шекспиром»?
— «Был ли Шекспир королевой Елизаветой», — поправил его Тальберт. — Нет, дядя, все это ерунда. Мимолетные увлечения и не более того…
— Полагаю, то же самое справедливо сказать и про труд «Обувной рожок: pro et contra»?[2] И еще о тех твоих научных статьях: «Теория относительности на переэкзаменовке» и «Достаточно ли нам эволюции?»
— Мертвы и преданы забвению, — терпеливо пояснил Тальберт. — Те проекты нуждались только в моем кратковременном участии. А теперь я приступаю к более важным исследованиям.
— К выяснению того, кто сочиняет непристойные анекдоты, — уточнил дядя Лиман.
Тальберт кивнул.
— Именно так, — подтвердил он.
Когда дворецкий поставил поднос с завтраком на постель Тальберта, тот спросил:
— Рэдфилд, вы знаете какие-нибудь анекдоты?
Рэдфилд поглядел бесстрастно — небрежная природа позабыла придать живости его лицу.
— Анекдоты, сэр? — переспросил он.
— Ну, вы понимаете, — сказал Альберт. — Шутки.
Рэдфилд замер у постели, словно покойник, гроб которого поставили на попа, а потом унесли.
— Да, сэр, — сказал он добрых тридцать секунд спустя, — однажды в детстве я слышал одну…
— Так-так, — оживился Тальберт.
— Кажется, звучала эта шутка следующим образом, — сказал Рэдфилд. — Когда… э… Когда ваши руки становятся местоимениями?..
— Нет-нет, — перебил Тальберт, качая головой. — Я имею в виду соленые анекдоты.
Брови Рэдфилда удивленно взлетели. Слова бились в горле, словно рыбины, пытаясь вырваться наружу.
— Так вы не знаете ни одного? — разочарованно уточнил Тальберт.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Рэдфилд. — Могу ли я высказать предложение? Насколько мне известно, наш шофер гораздо больше осведомлен по части…
— Вы знаете соленые анекдоты, Харрисон? — спросил Тальберт через переговорное устройство, пока его «роллсройс» катил по Бин-роуд к шоссе номер двадцать семь.
Харрисон на секунду лишился дара речи. Он обернулся на Тальберта. Затем ухмылка тронула его порочный рот.
— Да, сэр, — начал он, — слышали анекдот о парне, который ел луковицу на стриптизе?
Тальберт щелкнул ручкой с четырьмя разноцветными стержнями.
Тальберт стоял в лифте, который поднимался на десятый этаж «Голт-билдинг».
Часовая поездка до Нью-Йорка оказалась в высшей степени плодотворной. И не только потому, что ему удалось записать семь самых непристойных шуток, какие он когдалибо слышал за всю свою жизнь, но он также взял с Харрисона обещание, что тот сводит его в заведения, где можно услышать подобные анекдоты.
Охота началась. МАКС АКС[3] ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО
Так было написано на непрозрачном стекле двери. Тальберт повернул ручку и вошел.
После того как прелестная секретарша сообщила о его визите, она провела его в скудно обставленный кабинет.
На стенах висели лицензия, автомат и фотографии в рамках: фабрика «Сигрэм»[4], бойня в День святого Валентина[5] во всех красках и некий Герберт Дж. Филбрик, который вел тройную жизнь.
Мистер Акс пожал Тальберту руку.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Прежде всего, — отвечал Тальберт, — знаете ли вы непристойные анекдоты?
Придя в себя, мистер Акс рассказал Тальберту анекдот про обезьянку и слона.