Горбунов хватает мою кружку, выпивает залпом.
— Нормально, Анатолич…
— Ага. Давай на бак. Будем становиться ближе к берегу. Ветер усиливается.
— Понял…
Капитан поворачивается ко мне.
— Андрей, спустись, к стармеху, поспи у него на диване. Чтоб к восьми был как огурец.
— Хорошо, Анатолич. Как скажите…
В каюте стармеха людно. На столе пыхтит электрический чайник, в тарелке масло и вареная картошка. Водки нет. Это хорошо. Фэбэр протягивает мне чашку с чифиром.
— Глотни, радист. На тебе лица нет…
— Можно подумать, ты выглядишь как хризантема…
Дед водит пальцем по вахтенному журналу. Запавшие красные глаза и глубокие морщины на сером лице. Он, как и я, пятые сутки на ногах.
Я глотаю обжигающую горькую жидкость.
— Ветер усиливается… Сейчас будем сниматься…
Все смотрят на меня. Дед поднимает усталые глаза.
— И куда?
— Вперед. Под самую Малую Землю.
— На реверса, значить… — Стармех оглядывает мотористов. Останавливает взгляд на Саше Ляске.
— Когда заступаешь, Санек?
— Ну если Боков не проспится, значит к восьми…
Дед задумчиво чешет пальцами грязную седую щетину.
— Ну дык… От Воронова толку нет… Еби его душу… Станешь на реверс, Санек. Бурдыкину скажешь, чтоб заступил вместо тебя с четырех.
Из коридора доносится шлепанье босых ног. В тусклом свете аварийного освещения появляется Ворона. На втором механике грязный короткий тельник, под которым вяло покачивается в такт неуверенным шагам бледная сморщенная мошонка. Штанов на Вороне нет. Он скалит неровные желтые зубы и держит руки за спиной.
— Скотина… — шипит дед и отворачивается.
Ворона становится у входа в каюту. От него смердит падалью.
— Левчук, сука… Ты пидор гнойный, вот кто ты! Пиздец пришел тебе, сука…
Ворона ухмыляется, и вдруг, в его руках появляется автомат.
Я замираю. Я смотрю на короткий курносый ствол АКСУ, и по моему телу пробегает крупная дрожь.
Ворона, неумело держа оружие под магазин, потными пальцами пытается передернуть затвор. Из его глотки вырываются булькающие звуки.
Мы все умрем. Бездарно и дико. От руки свихнувшегося алкоголика, после штормов и мучений, мы умрем здесь, на борту обшарпанного судна… Мы станем пищей для морских демонов.
Фэбэр бьет ногой в тяжелом ботинке и попадает Вороне в руку. Ствол автомата задирается вверх. Я прыгаю, обрушив весь свой вес на смердящее тело, пытаясь вырвать оружие из цепких рук. Ворона хрипит и извивается. Сверху, на нас падают остальные, каждый пытается дотянутся до автомата. Ворона визжит, кусается и плюется, и каждая секунда борьбы приближает ту самую, роковую очередь.
— У-у-ууууууууууууууу!!!
Под мое колено попадает что-то мягкое, я давлю изо всех сил, Ворона заходится в крике и внезапно замолкает.
— Яйца… яйца раздавил суке…
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Отстегиваю магазин и ставлю автомат на предохранитель. Ребята топчут механика тяжелыми морскими башмаками. Из полумрака выныривает мичман Пятибрат. Он смотрит на меня круглыми сумасшедшими глазами, губы его мелко дрожат.
— Упер, падла… Прямо из-под носа упер…
Я протягиваю ему автомат и рожок.
— Возьмите… У вас были все шансы узнать.
— Что? Что узнать?
Но говорить мне больше не хочется.
Ворону заперли в душевой, где он истекал кровью, шипел и матерился сквозь обломки зубов, а утром, когда проспавшийся старпом зашел посмотреть на буйного, его уже не было. Был лишь открытый иллюминатор, весь в потеках темной крови.
Так все просто и обыденно. Сигарета в моих пальцах сгорела до фильтра. Белые крупинки обсыпали куцый воротник и холод проник под одежду и уже вовсю хозяйничает там. Мне пора возвращаться в свой безумный мир, такой простой и обыденный. И воспоминания, застрявшие, словно жесткое мясо в зубах, возвращаются вместе со мной.
Теперь я точно знаю, чем питаются морские демоны.