— Твои Рыбословши отрицают равенство полов, — сказала она.
Ее голос, полный вопрошающего недоверия, лучше говорил о чувствах, чем скорченная поза у него на спине. Лито остановился на пересечении двух плетеных дюн и подождал, пока из него не выйдет весь произведенный внутренней топкой кислород.
— Все теперь совсем по-другому, — сказал он. — Но к мужчинам и к женщинам предъявляются разные эволюционные требования. У Свободных, однако, была взаимозависимость. Они взращивали равенство здесь, где вопросы выживания были прямым требованием момента.
— Почему Ты привез меня сюда? — спросила она.
— Погляди назад, — сказал он.
Он почувствовал, как она оборачивается. Она проговорила:
— Что, по-твоему, я должна увидеть?
— Оставили мы какие-нибудь следы? Можешь ли ты сказать, откуда мы сюда добрались?
— Дует легкий ветерок.
— Он замел наши следы?
— По-моему, да…
— Пустыня нас сделала тем, чем мы были и тем, что мы есть, сказал он.
— Это настоящий музей всех наших традиций. Ни одна из этих традиций по-настоящему не утеряна.
Лито увидел небольшую песчаную бурю, Гхибли, движущуюся от южного края горизонта. Он обратил внимание на узкие ленты пыли и песка, гонимые ей перед собой. Наверняка и Сиона это увидела.
— Почему Ты не скажешь, зачем Ты меня сюда привез? — спросила она. Страх явно звучал в ее голосе.
— Но я тебе уже сказал.
— Ты не сказал!
— Как далеко мы забрались, Сиона?
Она прикинула.
— Тридцать километров, двадцать?
— Еще дальше, — сказал он. — В моей родной стихии я могу двигаться очень быстро.
— Разве ты не чувствуешь, как ветер дует тебе в лицо? — угрюмо ответила она. — Почему Ты спрашиваешь о расстоянии МЕНЯ?
— Слезь и встань там, где я смогу тебя видеть.
— Зачем?
«Славно», — подумал он. — «Она считает, будто я брошу ее здесь и умчусь быстрей, чем она сможет за мной следовать».
— Слезь, и я объясню, — сказал он.
Она соскользнула с его спины и обошла вокруг него, туда, где могла смотреть ему в лицо.
— Время протекает стремительно, когда твои чувства полны, сказал он.
— Мы двигались приблизительно четыре часа. Одолели около шестидесяти километров.
— Почему это важно?
— В суму твоего костюма, Монео положил сушеную еду, — сказал он. — Поешь немного, а я тебе объясню.
Она нашла в суме сушеный кубик протамора и сжевала его, не отрывая взгляда от Лито. Это была настоящая еда старых Свободных, даже со слабой добавкой меланжа.
— Ты ощутила наше прошлое, — сказал он. — Теперь ты должна обрести особо чуткое ощущение нашего будущего, Золотой Тропы.
Она сглотнула.
— Я не верю в Твою Золотую Тропу.
— Если тебе предстоит жить, ты мне поверишь.
— Так вот в чем Твое испытание? Или поверь в Великого Бога Лито, или умри?
— Ты нисколько не обязана верить в меня. Я хочу, чтобы у тебя была вера в саму себя.
— Тогда почему же это важно, как далеко мы забрались?
— Тогда ты поймешь, как далеко тебе еще предстоит идти.
Она поднесла руку к щеке.
— Я не…
— Как раз там, где ты стоишь, — проговорил он, — ты находишься в безошибочной середине бесконечности. Погляди вокруг себя на то, что значит бесконечность.
Она поглядела налево и направо на непотревоженную пустыню.
— Нам нужно выбраться пешком из этой пустыни, — сказал он. — Только вдвоем.
— Ты не пойдешь пешком, — усмехнулась она.
— Фигуральное выражение. Но ТЫ пойдешь. Заверяю тебя в этом.
Она оглянулась туда, откуда они пришли.
— Значит, вот почему ты спрашивал меня о следах.