«У него есть слова, тот лексикон, за который можно спрятаться или выразить себя. Слова для него есть и будут лишь звуками обыденной необходимости. Монео никогда и на миг не приоткроется трансцендентальный потенциал используемых слов, но он хорошо понимает их привычное, земное значение.»
— Так как насчет моего вопроса? — настойчиво повторил Монео.
Лито прищурился, глядя на него и думая: «В отличии от Монео я нахожу слова наиболее полезными тогда, когда они дают возможность хоть мельком увидеть привлекательное и неоткрытое. Но польза слов так мала в понимании цивилизации, до сих пор беспрекословно верящей в механистическое мироздание абсолютных причин и следствий, с ее склонностью сводить все к единичному корню-причине и одному простейшему зачатку-следствию.»
— До чего же прилипчивы к человеческим делам заблуждения икшианцев и Тлейлакса, как банный лист — сказал Лито.
— Владыка, меня глубоко тревожит, когда Ты не обращаешь внимания.
— Но я обращаю внимание, Монео.
— Не на меня.
— И на тебя тоже.
— Твое внимание блуждает, Владыка. Ты не должен скрывать этого от меня. Я бы предал самого себя прежде, чем предал бы Тебя.
— По-твоему, я витаю в облаках?
— В каких облаках, Владыка? — Монео прежде никогда не слышал этого выражения, но теперь…
Лито объяснил ему значение выражения, подумав при этом, до чего же оно древнее.
— Ты предаешься праздным мыслям, — обвинил Монео.
— У меня есть время для праздных мыслей. Это одна из самых интересных вещей моего существовании, множества-одного.
— Но, Владыка, есть вещи, которые требуют нашего…
— Ты удивился бы, узнав, что вырастает из праздных мыслей, Монео. Я никогда не против того, чтобы провести целый день размышляя о том, о чем человек не стал бы задумываться ни на одну минуту. А почему бы и нет? Когда срок моей жизни приблизительно четыре тысячи лет, что такое одним днем больше или меньше? Сколько времени насчитывает одна человеческая жизнь? Миллион минут? А я уже прожил почти столько же дней.
Монео застыл в молчании, чувствуя как он уменьшился при этом сравнении. Он почувствовал, как его собственный жизненный срок ужался до размеров песчинки в глазах Лито.
«Слова… слова… слова…», — подумал Монео.
— Слова часто бесполезны, когда дело касается ощущений, сказал Лито.
Монео задержал дыхание почти до предела. Владыка способен читать мысли!
— На протяжении всей истории, — сказал Лито, — слова больше всего использовались для того, чтобы обойти стороной трансцендентальность какого-нибудь события, отведя этому событию место в общепринятых хрониках, объясняя это событие таким образом, чтобы даже потом мы смогли бы воспользоваться словами и сказать: «Вот то, что это событие значило.»
Монео почувствовал себя сокрушенным словами, его ужасал их невысказанный смысл, к которому они могли его подтолкнуть.
— И вот так события теряются в истории, — сказал Лито. После долгого молчания, Монео рискнул проговорить:
— Ты не ответил на мой вопрос, Владыка. О свадьбе.
«До чего же усталый у него голос», — подумал Лито. — «Голос потерпевшего полное поражение.»
Лито живо проговорил:
— Больше, чем сейчас, я никогда не нуждался в твоих услугах. Свадьба должна быть организована чрезвычайно тщательно, с точностью, на которую способен только ты.
— Где, Владыка?
«В его голосе появилось чуть больше жизни.»
— В деревне Табор, в Сарьере.
— Когда?
— Дату предоставляю назначить Тебе. Огласи ее, когда у Тебя все будет готово.
— А что насчет самой церемонии?
— Я буду руководить ею сам.
— Тогда Тебе будут нужны помощники, Владыка? Или какие-то вещи?
— Ритуальные атрибуты?
— Может быть какая-нибудь особенная вещь, которую я не…
— Нам не много понадобится для нашего маленького представления.
— Владыка! Умоляю Тебя! Пожалуйста…
— Ты будешь стоять рядом с невестой и выдашь ее замуж, сказал Лито. — Мы воспользуемся старым ритуалом Свободных.
— Но тогда нам понадобятся водяные кольца, — сказал Монео.
— Я воспользуюсь водяными кольцами Гани.
— И кто будет присутствовать, Владыка?
— Только гвардия Рыбословш и аристократия.
Монео пылающим взором поглядел в лицо Лито.
— Что… что имеет в виду мой Владыка, говоря об аристократии?
— Ты, твоя семья, вся наша обычная свита, придворные из Твердыни.
— Моя семь… — Монео взглотнул. — Ты включишь Сиону?
— Если она выживет при испытании.