Датировку вулканического пепла Павел Борисович предполагал провести в лаборатории профессора Скордилиса, в Афинах, о чем была достигнута предварительная договоренность. Рокфеллеровский грант оказался лучшей рекомендацией. Особых трудностей в работе с геологическим материалом не предвиделось. Методикой калий-аргоновых измерений Климовицкий владел в совершенстве.
Ее физические принципы основываются на тех же закономерностях, что и радиоуглеродный анализ.
Калий-40 - изотоп содержащегося в земной коре щелочного металла постепенно превращается в аргон-40, период полураспада которого составляет один миллион триста тысяч лет. Этот инертный газ улетучивается из расплавленных вулканических пород, но оседает в их кристаллической решетке при затвердевании. Определить соотношение К-40 : Аr-40 ничуть не сложнее, чем
С-14 : С-12.
Беспокойство внушали не экспериментальные трудности, а, как это чаще бывает, чисто экономические. Пребывание на Святой земле обошлось Климовицкому в семь тысяч долларов. Не подвернись вовремя богатый спонсор, на Крите вообще можно было бы поставить крест: морские работы обойдутся на порядок дороже.
Инфантильный авантюризм, присущий мироощущению советского человека, обладает счастливой способностью игнорировать житейскую математику с ее неумолимой цифирью. Здесь и пресловутое "авось", и замечательный девиз: "Пусть нельзя, но если очень хочется, то можно".
А хотелось почти до умопомрачения, невзирая на то, что по самым скромным подсчетам выходил дефицит в двадцать тысяч. Напрасно Павел Борисович пытался ограничить себя в мелочах, съехав из фешенебельного отеля в приют для паломников из России. Лишние четыре сотни никак не могли спасти положения. Он успокаивал себя сумасбродными надеждами на каких-нибудь рыбаков или любителей подводного плаванья, которые по щучьему велению подвернутся в самый последний момент и из чистого энтузиазма придут на помощь.
Первоначальное опьянение открывшимися возможностями схлынуло, а с ним и надобность пускать пыль в глаза, но фантазия продолжала рисовать радужные картины. Главное место в них занимал пирс с причаленными катерами и яхтами. Перед глазами явственно возникал то скучающий миллионер, весь в белом, то небритый, до черноты загорелый грек - ловец губок, и обоим для полноты счастья не хватало только маленького приключения в Санторинской бухте.
При всей склонности к иллюзиям, Климовицкий осознавал, что глубинного бурения ему никак не осилить. О полноценных колонках грунта не стоило и мечтать. Но и смириться с тем, что работать придется с уже имеющимися образцами, он никак не желал. Надо же соблюсти хотя бы видимость личного участия в отборе материала. Заранее пытаясь обмануть возможных оппонентов, он обманывал самого себя. Прав снисходительно-умудренный Бенгур: все давно уже сделано, а пара десятков лет в ту или иную сторону ничего не изменит; на фараонах далеко не уедешь. Установить абсолютные хронологические даты еще никому не удалось.
Решение пришло неожиданно и как бы со стороны, хотя все последние дни Павел Борисович затаенно выискивал подходящую лазейку.
По телевидению передавали репортаж из Египта. Охотники за археологическими сокровищами ухитрились отколоть голову от колоссальной статуи Рамсеса Великого, установленной возле одного из асуанских храмов. Полиция древностей - единственное в мире специализированное учреждение такого рода - сумела выйти на след похитителей и вернуть искалеченный шедевр. Съемочная группа запечатлела финальные кадры возвращения фараона на первоначальное место. В торжественной процессии было что-то от древних мистерий, от последней церемонии, когда жрецы собрали из разграбленных усыпальниц оскверненные мумии и при свете факелов унесли их в тайное хранилище. Сотни людей вышли тогда на дорогу, чтобы в скорбном молчании проводить своих царей и богов.
И была ночь, и многим казалось, что светозарный Ра навсегда отвратил свой лик от народа, не сумевшего уберечь вечный сон сыновей Солнца.
Климовицкий пришел к скоропалительному выводу, что "тьма египетская" (его идея фикс) явилась предвестником этого печального, но закономерного финала, ибо Египет фараонов и без того побил все рекорды долгожительства. В сияющем венке великих цивилизаций один только Крит мог бы выступить достойным соперником, если бы не вулкан Санторина, положивший предел минойской талассократии.
Уходя в преисподнюю, где его ожидал железный трон верховного судии, Минос послал вещий знак собрату Осирису, затмив безоблачный горизонт траурной вуалью пепла.
Желанный повод отсрочить поездку был, таким образом, как бы ниспослан свыше. Климовицкий вновь мысленно обратился к Генриху Шлиману. Своим успехом великий интуитивист целиком и полностью обязан безоглядной вере в слово "Илиады". Но разве богодухновенное слово Библии на весах истории значит меньше?
Павел Борисович раскрыл карманный томик, отпечатанный на тончайшей бумаге тщанием Библейского общества, который сопровождал его в поездке по святым местам. Ведь и Шлиман никогда не расставался с Гомером! "И поселил Иосиф отца своего и братьев своих, и дал им владение в Земле Египетской, в лучшей части Земли, в земле Раамсес, как повелел фараон".
Раамсес, Пер-Раамсес - это Рамсес Великий, и коль скоро традиция восходит к нему, то с него и следует начинать. Так почему бы не съездить на раскопки Пер-Раамсеса? Вдруг да и выплывет путеводная веха, неожиданная подсказка?
Египетская граница рядом, а сэкономленных денег вполне хватит на маленькое путешествие. Сроки не ограничены, и Крит никуда не денется подождет.
Туристическая компания "Минотавр" охотно согласилась изменить обозначенный в авиабилете срок и даже подобрала удобный маршрут с недельной остановкой в Каире, что обошлось в совершенно смехотворную сумму доплаты.
Узнав, кто руководит раскопками, Климовицкий обратился к Бенгуру за рекомендательным письмом, но получил отказ:
- Мы поддерживаем нормальные дипломатические отношения с Египтом, но долог путь до умиротворения сердец. Не думаю, что профессор Мансур прислушается к моему мнению, скорее напротив. Не лучше ли вам заручиться поддержкой фонда Рокфеллера?
Преодолев робость и стеснение, Павел Борисович послал подробное письмо по электронной почте. Ответ пришел уже на другой день, довольно сухой, но в целом благоприятный. Неделю - и какую! - удалось выцарапать, а за семь полных дней многое может случиться. Уныние как ветром сдуло. Если Париж стоит мессы, то вечные пирамиды - и подавно.
Первую ночь в Каире Павел Борисович встретил у освещенных разноцветными лучами пирамид. Сириус-Сотис, звезда разлива, горел над вершиной гробницы Хефрена, образуя равноугольный треугольник с полной Луной и необыкновенно ярким Юпитером. Не хватало астролога, чтобы истолковать знамение. Утром он вновь посетил песчаное плато Гизе в надежде увидеть недавно отрытую статую все того же Рамсеса Великого. По неизвестной причине каменотесы забросили работу, успев вырубить только голову и верхнюю треть торса. Скульптурный портрет с узнаваемыми чертами фараона-воителя занесли пески, и он так бы и остался лежать под их тысячелетними толщами, если бы археологи совершенно случайно не наткнулись на погребения строителей-каменщиков. Их вечные дома не шли ни в какое сравнение с подземными гробницами писцов и номархов, но фрески, намалеванные на грубо отесанных стенах, выражали все ту же истовую мечту о жизни вечной. Анубис-шакал препарировал мумию, бросая сердце на чашу весов, и зеленый Осирис вершил свой суд в палатах Обеих Правд, и звездная Нут несла красное солнышко воскресения. Не рабы, но свободные мастера возводили великие пирамиды, победившие время. Каменоломни, где вырубались стотонные блоки, оказались тут же, под боком, опрокинув фантазии египтологов, искавших их по всему Нилу.
Павел Борисович и сам не заметил, когда скрылись из глаз галдящие толпы туристов, позирующих у подножья сфинкса, непременные верблюды с хитрованами погонщиками, юркие гиды и попрошайки. Стражи вечности по-прежнему высились в своем строгом величии, ничего не потеряв в отдалении. Одиночество и тишина, наполненная солнечным звоном, лишь прибавили им таинственной ауры.
Петляя по закоулкам города мертвых, Климовицкий подбирал черепки и камни, покрытые "загаром пустыни". Древние мастабы[41] перемежались усыпальницами визирей, верховных жрецов, хранителей казны, полководцев. Они сопровождали фараона при жизни и не покинули его в бесконечных странствиях по "Подземному Нилу", в безвременье "полей камыша".
Вокруг взломанных, беспощадно разграбленных склепов пустыня была обезображена шурфами и рвами бесчисленных раскопок. Казалось бы, все давным-давно разворовано, растаскано по музеям, частным коллекциям и банковским сейфам, но что ни год, то очередная археологическая сенсация: то еще одна маленькая пирамида, то ладья загробного плавания фараона, то сам незаконченный фараон - в камне.
Климовицкий счел нежданную, как бы специально подгаданную к его приезду, встречу с Рамсесом счастливым знаком. Лик пол короной Обеих Земель и с бородкой в футляре поражал покоем всезнания. Отверстые очи царя слепо прозревали пространства иных миров, а на губах, изящно очерченных, каменела многозначительная улыбка.
Здесь, у последней ямы, где взрытый грунт усыпан мусором и осколками, словно пролегла граница запредельных просторов, и взбаламученное море песка обретало плавное успокоение и вековечную пустоту, простирающуюся до самого западного горизонта, куда уплывают на ладье мертвецов души праведников.
Пробыв на плато до полудня, Климовицкий поехал в археологический музей. В виде исключения, его, как специалиста, допустили в хранилище мумий. Под давлением фундаменталистов администрация была вынуждена убрать останки фараонов из открытой экспозиции.
Накрытое белым холстом тело Тутанхамона покоилось в стеклянном ящике, наполненном инертным газом. Из-под белого покрывала были видны только голова и ступни царя, казавшиеся выточенными из эбенового дерева. Бросался в глаза деформированный череп с далеко выступающей затылочной частью. Высохшему праху уже не могли причинить вред ни жадные руки гробокопателей, ни солнечные лучи, ни воздух, ни влага, но невидимый двойник Ка и астральная птица Ба с лицом усопшего сына Солнца не вольны были обитать в прозрачном саркофаге, лишенном магических знаков, и улетели к звездам.
Вспомнив свой разговор с Ариелем Бенгуром, Павел Борисович подумал, что в ту самую минуту, когда из пробитой Картером дыры вырвался запечатанный воздух, Тутанхамон умер окончательно и бесповоротно. Судьба дважды претерпевшего смерть юноши-фараона вызывала невольную жалость.
"Посмертная судьба", - с тайной улыбкой поправил себя Климовицкий.
Хронологическая точность оставляла желать лучшего, но Тутанхамон, хотя бы как аутсайдер, еще стоял в списке претендентов на сомнительный титул царя-притеснителя[42]. Радиоуглеродный анализ останков мог бы пролить дополнительный свет, но едва ли удастся заполучить клочок высохшей кожи.
На всякий случай Павел Борисович обратился с наводящим вопросом к куратору отдела. Отпрыск британского офицера и египетской певицы, Ричард Гордон закончил Гарвард, прошел стажировку в Сорбонне, затем год проработал в Смитсоновском институте и уже высококлассным специалистом вернулся на родину.
- Разумеется, мы проводим необходимый комплекс исследований: рентгенография, гистология и так далее. Законы шариата не позволяют выставлять труп на всеобщее обозрение, - Гордон затаил лукавую усмешку, - и с этим приходится считаться. Мы хоть и светское государство, но правительство испытывает растущее давление фундаменталистских кругов. На научной работе это пока не сказывается. А что вас, собственно, интересует?
Климовицкий коротко поделился своими заботами.
- Ах, так! Любопытно... Может быть, пройдем ко мне в кабинет?
В узкой клетушке, отделенной от хранилища застекленной перегородкой, большую часть площади занимали рабочий стол с микроскопом и картотека, между которыми каким-то чудом удалось втиснуть компьютерный терминал и стойку с хирургическим инструментом. На стеллаже, под самым потолком, сиротливо, как безбилетник на верхней полке общего вагона, приютилась разбинтованная мумия: провалившийся нос, коричневые, словно у завзятого курильщика, зубы.
"Оставь надежду, всяк сюда входящий", - всплыла в памяти строфа Данте. Анатомия смерти беспощадно изничтожала надежду на жизнь после жизни. Фараонские ухищрения теряли здесь всякий мистический ореол. Скарабеи с заклинаниями и свитки "Книги мертвых" способны были вызвать лишь печальную усмешку, ибо, как гениально прочувствовал Донн: "Не спрашивай, по ком звонит колокол".
Испещренные иероглифами бинты, откуда были извлечены загробные обереги, свисали с железных прищепок, как флаги капитуляции. Заскорузлые пятна высохших благовоний местами разъели иератическую[43] скоропись. Канопы с внутренностями, стоявшие вперемежку с химической и аптечной посудой, довершали общее безрадостное впечатление.
Сквозь спущенные жалюзи пробивалось беспощадное солнце, наполняя комнату сумрачным полусветом. Вспыхивали и угасали мельтешащие в неугомонном броуновском движении пылинки.
- Присаживайтесь, - Гордон выдвинул единственный стул, устроившись на винтовом табурете. - Какой, говорите, у вас получился год? - Он оторвал от стены желтый самоприклеивающийся листочек и, прежде чем Климовицкий назвал, отрезал: - Едва ли это Тутанхамон... Установление абсолютных хронологических дат царствования всех, без исключения, египетских фараонов - задача исключительно сложная.
- Совершенно с вами согласен. Но если провести сравнение по единой методике, временной люфт значительно сузится.
- Вот, смотрите, - Гордон перебросил через стол желтый листок, на котором от руки были записаны имена фараонов. - С учетом люфта, как вы говорите, ваша цифра укладывается во времена восемнадцатой-девятнадцатой династии. Начнем с восемнадцатой... От Моисея до Исхода - тринадцать царей. Нам подходят Аменхотеп Третий, Четвертый, Семенхкара, Тутанхамон, Эйе и Хоремхеб, хотя шансы почти нулевые.
- Почему?
- Долго объяснять. Одни правили слишком короткий период, другие не подходят по ряду позиций. Тот же Эхнатон - Аменхотеп Четвертый - оставил богатую эпиграфику, но никаких намеков на библейские темы в ней не найти... Пойдем дальше: девятнадцатая династия - восемь владык. Более-менее устраивают только четверо: Рамсес Первый, Сети Первый, Рамсес Второй, Мернепта.
- Согласно Библии, в фокус попадают оба последних. Полагают, что царем, при котором родился и вырос Моисей, был Рамсес Великий, Сезострис, как его называли греки, а его наследником, ожесточившим свое сердце, Мернепта... В подтверждение могу сослаться на древнееврейский масоретский оригинал Библии, - непринужденно добавил Павел Борисович, хотя до встречи с Бенгуром понятия не имел о масоретском списке.
- Я знаком с такой гипотезой, но она не согласуется с вашей цифрой. Расхождение от сорока до шестидесяти лет[44].
- На чем основан такой широкий разброс?