Он купался, разговаривал или играл с Антонеллой, работал вместе с членами Совета. На первый взгляд эта работа казалась не слишком тяжелой, но постепенно Корсон осознал всю ответственность, лежащую на Сиде, Сельме и второй женщине по имени Ана. Случалось, они исчезали то на несколько часов, то на многие дни. Много раз он видел их такими усталыми, что они не могли даже слова сказать. Иногда из небытия появлялись какие-то незнакомцы, просили совета или приносили сообщения. Почти каждый день хотя бы один из членов Совета на долгие часы устанавливал контакт с Эргисталом. Чаще всего это делали женщины. Может, они опередили Сида в овладении временем? А может, существа с Эргистала предпочитали иметь дело именно с этими собеседницами? Некоторые из этих сеансов были просто ужасны. Однажды Корсон проснулся от воя: это Ана извивалась на песке, явно в припадке эпилепсии. Прежде чем он успел что-либо сделать, Сид и Сельма легли по обе стороны Аны и тоже вошли в контакт. Стоны и судороги Аны прекратились через несколько минут. На следующий день Корсон не отважился спросить, что это было.
Поскольку у него было время для размышлений, он думал, какова была история тех шести тысяч лет, которые он перепрыгнул. Однако, полученные ответы не слишком его удовлетворяли. Шесть тысяч лет — это огромный отрезок времени, его почти невозможно представить. Столько не прошло даже с момента первого выхода человека в космос до рождения Корсона. Наука пережила поистине гигантский прогресс, а жизненное пространство человека увеличилось на целую энциклопедию новых планет. Может, первооткрыватели установили контакт со старыми расами из легенд, в миллионы раз более развитыми, чем люди? Ответ на этот вопрос был, скорее всего, отрицательным. Корсон сомневался, что человечество смогло бы перенести этот шок. Если такие развитые виды воздействовали на эволюцию человечества, то это не были наивные формы агрессии или “мирного обмена”. Воздействие могло происходить во всех местах реки времени. Что больше всего удивляло Корсона, так это “провинциальный” характер ответов Сида, Сельмы и Аны. Они знали немного историю Урии и десятка ближайших звезд, однако ничего не могли сказать об истории в масштабах всей Галактики. Даже само понятие галактической истории было им чуждо. Сначала Корсон думал, что эти понятия слишком грандиозны, и один человеческий разум не может их охватить. Потом он понял, что иным было их понятие истории. Они понимали ее как наложение ситуаций и кризисов, ни один из которых не был неизбежен, а ход истории повиновался определенным законам. Каталог всех возможных кризисов интересовал их в такой же степени, в какой каталог технических решений интересовал инженера времен Корсона, или атлас возможных вирусных изменений клетки — врача, а таблица затмений — астронома. Имелись принципы, описывающие большую часть конкретных ситуаций. Появление ситуаций, не объясняемых наличными принципами, раньше или позже приводило к созданию новой системы принципов. Единственной признаваемой ими историей была История следующих друг за другом наук об истории. Никто из них не специализировался в этой области, а разнородность человеческих и чужих миров в данный момент — если это выражение еще имело смысл — составляла почти полную гамму возможных ситуаций. Галактическая цивилизация была островной цивилизацией. Каждый остров имел свою собственную историю, свои собственные правила общественной жизни, а интерференции были относительно малочисленны. Корсон понял, что война была связующим звеном тех планет, которые назывались Солнечной Державой, и тех, что образовывали Империю Урии, а также — всех более поздних конфедераций.
Однако оставалась проблема Урии. Корсон хотел знать, была ли Урия ключевой, стратегической планетой, которая благодаря этому привлекла внимание богов Эргистала. Для Сида проблема эта была лишена смысла, Ана считала, что уриане призваны сыграть особую роль во Вселенной по причине их власти над временем, а по мнению Сельмы все планеты были одинаково важны, а власть над временем давалась достаточно развитым видам богами Эргистала в тот момент, который они считали самым подходящим. После всего этого Корсон понял, что не продвинулся вперед ни на шаг.
У него то и дело возникали сомнения. Глядя на живущих рядом, Корсон порой задумывался, не сошел ли он с ума. У него не было иных доказательств их власти над временем, кроме частого отсутствия. Они могли обманывать его, сознательно или нет. Но они знали о нем слишком много, знали о его прошлом, об Эргистале. А еще могли перехватывать гипронов, в этом Корсон не сомневался. С его точки зрения в свободные минуты они не выказывали никаких признаков отчуждения. Вели себя как нормальные люди, даже более уравновешенно, чем те, кого Корсон знал во время войны. Это тоже удивляло его. Люди, принадлежащие к обществу, которое старше твоего на шесть тысяч лет, должны чем-то отличаться. Потом он вспомнил Туре, вырванного из легендарных времен Земли, из стародавнего мира, где люди только что вышли за пределы своей планеты. И тогда он тоже не заметил разницы. А Туре удивительно хорошо приспособился к жизни на Эргистале, который будет создан через миллион или даже миллиард лет после его рождения. Корсон подумал, что миллиард даже более вероятен. Тут Корсон вдруг сделал вывод, что его союзники были разными. Они составляли единство, тогда как его общество знало только единицу и группу для решения задач. Особенно тесная связь объединяла Сида и Сельму, но не так, чтобы Ана была исключена, скорее, наоборот. Все трое старались щадить Корсона. Жизнь на пляже казалась идиллией, но в то же время до некоторой степени исключала интимность.
Интересно, что Антонелла, казалось, оставалась в стороне. Она играла роль гостя еще в большей степени, чем Корсон. Вся троица не исключала ее из группы и даже поддерживала с ней теплые отношения, однако она выпадала из их стиля: у нее не было ни пикантной стихийности Сельмы, ни слегка беззаботной чувственности Аны. Она казалась маленькой девочкой, кружившей вокруг Корсона, как пчела вокруг куска хлеба с вареньем. Она была с ним реже, чем две остальные женщины, но, нужно отдать ей должное, не проявляла из-за этого ревности. Почти неуловимую, но реальную дистанцию между ней и остальной тройкой Корсон приписывал меньшему жизненному опыту, более ограниченному образованию и факту ее прибытия из другой эпохи. Из какой — он никогда не спрашивал. Ответ был бы ему непонятен из-за отсутствия точки отсчета. Каждый раз, когда он выспрашивал, что она делала прежде, ответом были лишь общие фразы. Казалось, у нее нет воспоминаний, о которых стоит говорить. Корсону было интересно, почему в будущем, встретив его второй раз, она ничего ему не скажет о Сиде, Сельме и Ане, об этом спокойном отпуске на пляже. Ответить было трудно. Может, она боялась темпорального столкновения или просто не имела причин говорить об этом. В то время Сид, Сельма и Ана были для нее только именами.
Но сейчас это были настоящие друзья. Корсон не помнил, чтобы в прошлом испытывал к людям такую симпатию. Особенно он любил вечера, когда все собирались и обменивались мнениями. Тогда ему казалось, что все трудности позади, и они обсуждают давно минувшие дела.
— Не забудь отправить то сообщение, Сельма.
— Можешь считать, что уже отправила, — говорила Сельма.
— И подпиши его моим именем: Жорж Корсон. Этот старый лис Веран знал его, прежде чем меня ему представили. И скажи ему, что на Урии он найдет оружие, рекрутов и гипронов.
— Судя по твоему беспокойству, Корсон, можно подумать, что речь идет о любовном послании.
— Последний раз я видел его на краю большого океана Эргистала, там, где море уступает место пространству. Надеюсь, этого адреса хватит. Сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, что Веран был в опале. Полагаю, он просто бежал.
— Мы отправим ему на Эргистал сообщение до востребования.
Однажды он объяснил Сельме войсковую систему почтовых секторов, которой пользовались в его время, и склады посылок до востребования, ждущие эскадру год, два или десять, а иногда и всю остальную часть вечности. Это были автоматические корабли, они самостоятельно шли в назначенную точку, где и оставались на время, необходимое для приемки корреспонденции. Сельма сочла эту систему абсурдной и комичной одновременно. Она почти разозлилась, и Корсону пришло в голову, что ожидание сообщения было для нее понятием совершенно неприемлемым. Каждый день она получала вести из эпохи, в которой сама давно уже не существовала.
Потом Корсон обратился к Сиду:
— Ты уверен, что дезорганизации лагеря Верана будет достаточно? Что граждане Урии справятся с солдатами и гипронами?
— Совершенно уверен, — ответил Сид. — Кроме того, ни у кого из солдат Верана нет офицерского звания выше капитана. Как только он будет нейтрализован, остальные прекратят сопротивление.
— Может, все вместе, но не в одиночку. Они умеют сражаться до конца, каким бы он ни был.
— Вряд ли они захотят, учитывая то, что ты им предложишь. Кроме того, ты недооцениваешь жителей Урии. Конечно, это не ветераны, но, думаю, Веран проиграл бы и без твоего плана. Погибло бы много людей, чего мы и хотим избежать, но в конце концов Веран был бы побежден. Но это наше дело.
Мысль об этом наполнила Корсона страхом. Он знал, что люди Верана будут дезориентированы исчезновением боевой дисциплины, к которой привыкли. Однако у них было грозное оружие, и они умели им пользоваться.
— Я хотел бы на это посмотреть, — сказал Корсон.
— Нет, у тебя будет другая миссия, а там тебя могут убить или ранить. Это привело бы к серьезной пертурбации.
Сид с самого начала настаивал, чтобы Корсон держался в стороне от возможного поля битвы. Корсон согласился, ничего не понимая. Он не мог привыкнуть к мысли, что эта битва уже произошла и, в некотором смысле, уже выиграна.
Однажды вечером Сид не стал приводить свои обычные аргументы, а просто сказал:
— Надеюсь, ты уже закончил подготовку, дружище. Время идет. Завтра ты должен отправляться.
Корсон задумчиво кивнул головой.
В тот же вечер он увел Антонеллу в конец пляжа. Она вела себя пассивно, а у Корсона сохранились другие воспоминания. Она не была ни испугана, ни страстна, просто уступила ему, хотя триста лет назад на этом же пляже показала пылкий темперамент. В одном он был уверен: она не была девушкой. Впрочем, для него это не имело значения. Прижав ее к себе, Корсон заснул.
Наутро он надел упряжь на гипрона. Редко удавалось заняться им, но животное почти не требовало опеки. Корсон много думал, что хорошо бы было научиться вступать в контакт с Эргисталом, однако так и не собрался заняться этим. Он спросит Антонеллу, если будет нужно. Ему становилось плохо при одном воспоминании о голосе, который он слышал под пурпурными небесами.
Сид был на пляже один. Он подошел к Корсону, когда тот уже готовился сесть в седло.
— Удачи, дружище, — сказал он.
Корсон заколебался. Он не собирался произносить речь, но и не хотел исчезать молча. Утром, когда он проснулся, Антонеллы не было. Может, она хотела избавить его от прощальной сцены?
— Спасибо, — сказал он. — Желаю вам жить до конца вечности.
Он облизнул губы. Столько нужно сказать, столько спросить! Но время шло. Наконец, он выбрал главное:
— В тот вечер, когда я появился здесь, ты сказал, что вам нужны размышления. Только для того, чтобы править веками?
— Нет, — сказал Сид. — Путешествие во времени — наименее важный аспект этой проблемы. Мы пробуем привыкнуть к концепции другой жизни, которую называем сверхжизнью. Это… как бы тебе сказать… жить одновременно многими возможностями, может, даже всеми. Существовать одновременно на многих линиях вероятности. Быть сразу многими, оставаясь одним. Подумай, что случится, если каждое существо введет свои модификации в историю. Эти модификации начнут воздействовать друг на друга, пойдет интерференция, то выгодная, то нет. Ни один человек не может в одиночку достичь сверхжизни, Корсон! Каждый является возможностью другого. Но чтобы пойти на риск и воздействовать на свою и его судьбу, нужно этого другого очень хорошо знать. К этому мы и готовимся — Сельма, Ана и я. Перед нами дальняя дорога.
— Вы станете такими же, как те, с Эргистала, — сказал Корсон. Сид покачал головой.
— Они будут другими, Корсон. Они не будут ни людьми, ни птицами, ни ящерами, ни потомками существующих видов. Они будут всем этим одновременно, точнее, были всем этим. Корсон, мы ничего не знаем об Эргистале. Мы знаем только то, что можем увидеть. Не потому, что нам позволяют увидеть только это, а потому, что больше мы не в состоянии разглядеть. Мы раскрашиваем Эргистал в свои цвета. Они там владеют чем-то, чего мы боимся.
— Смертью? — спросил Корсон.
— О, нет, — ответил Сид. — Смерть не пугает тех, кто увидел сверхжизнь. Не страшно умереть один раз, когда остается бесконечность параллельных существований. Но есть нечто такое, что мы называем сверхсмертью. Она заключается в перенесении существования на плоскость теоретической возможности, на исключении со всех линий вероятности. Нужно контролировать все креоды Вселенной, чтобы избежать этого. Нужно перемешать свои собственные возможности с возможностями целого континуума.
— Ага, — сказал Корсон, — так вот почему они боятся того, что находится Извне, вот почему окружают свой мир защитной стеной войн.
— Возможно, — ответил Сид. — Я никогда там не был. Но мои слова не должны тебя пугать. Возвращайся сюда, как только закончишь.
— Вернусь, — сказал Корсон. — Надеюсь снова увидеть вас.
Сид двусмысленно улыбнулся.
— Корсон, дружище, не очень на это надейся. Но возвращайся скорее. Твое место в Совете Урии. Удачи.
— Прощай! — крикнул Корсон.
И мысленно пришпорил гипрона.
Чтобы запастись двумя космическими скафандрами, он сделал первый прыжок. Лучше было провести бегство на два счета. Он решил действовать за минуту до времени бегства. Это позволило ему определить линию обороны и вызвать суматоху, нужную для проведения второй фазы.
Забраться в одну из палаток интендантства не составило большого труда. Как он и ожидал, ночь не ослабила бдительности в лагере Верана. Едва он забрал два скафандра и вернулся к своему гипрону, как зазвучал сигнал тревоги. Палатка, которую он ограбил, находилась почти на другой стороне сектора, в котором стояла палатка с Антонеллой и вторым Корсоном. Первым порывом охраны будет осмотр места происшествия, и у них не останется времени вернуться.
Он прыгнул на несколько дней в прошлое, выбрал уединенное место и внимательно осмотрел скафандры. Можно было приступать ко второй фазе. Корсон синхронизировался в нужном месте и поставил гипрона в загородке, предназначенной для животных. В суматохе никто не обратил на него внимания. Одет он был по уставу и вполне мог, например, возвращаться с патрулирования. Корсон включил глушитель света и побежал по тропинкам лагеря так быстро, как только позволяло зыбкое изображение окружающего, открытое ультразвуковым локатором. Он прикинул, что должно пройти секунд десять, прежде чем охрана вспомнит о своих приборах. Впрочем, это им мало поможет, ведь они не знают, откуда началась атака. Радиус действия локаторов был ограничен, а интерференция значительно ухудшала картину. Офицеры потратили бы по крайней мере минуту, чтобы заставить своих людей выключить лишние аппараты. Этого вполне хватало, если только Анто-нелла, используя дар ясновидения, убедит Корсона в необходимости сотрудничества. А он уже знал, что это ей удалось.
Все прошло так, как он и предвидел. Он постарался затемнить свой шлем, чтобы тот Корсон его не узнал, и объяснялся только знаками. Ни к чему было вводить в разум того Корсона дополнительные усложняющие сведения.