- Вздор! - Бенино, наконец, пришел в себя. - Я не стал бы убивать Сервуса за все золото мира! И никого бы не стал убивать. Это не в моем вкусе.
- А что в твоем вкусе, позволь узнать? - не успокаивался Заир Шах. Просто украсть сокровище?
- Хватит!
Резкий голос Гвидо оборвал перепалку.
- Хватит... - уже тише повторил он. - Не стоит обвинять друг друга так можно далеко зайти и тогда история кончится плохо.
- Куда хуже... - проворчал Заир Шах.
- Послушай, уважаемый Гвидо, - снова подал голос тимит. - А ты-то сам как думаешь, кто его убил?
- Не знаю, - медленно покачал головой дознаватель. - Но уверен... Вернее, почти уверен, что не Лумо. И - не Бенино.
- Кто ж тогда? Может, я?
Маршалл хохотнул, но глаза его смотрели на Гвидо вопросительно.
- Может, и ты, - легко ответил тот. - Пока не знаю. Но обязательно узнаю, дайте срок.
- И велик ли срок?
- Дня два-три.
- Посмотрим...
После того, как тимит задумчиво произнес свое "посмотрим", Заир Шах встал, расправил складки нелепого одеяния и, с презрением поглядев на всех, вышел из зала. Вот ярко-синий подол его балахона проехал по одному маршу лестницы, вот повернул на второй... Лишь только затихли шаркающие шаги астролога, эганец выпучил светлые как осеннее небо глаза и трагическим шепотом сообщил:
- Это он грохнул беднягу Сервуса!
Все вздрогнули.
- С чего ты взял? - фыркнул Маршалл.
- Не хотел при нем рассказывать, но слышал его омерзительный голос той ночью.
- Слышал? Где?
- В коридоре, где ж еще... Сами знаете, какие тут у Сервуса лабиринты, так что точнее сказать не могу.
- И что он говорил?
- Не разобрал. Пищал что-то...
- Может, он пел? - предположила прекрасная Лавиния, с легкой улыбкой глядя на важного как индюк Леонардаса.
- С чего бы он стал петь ночью? - удивился эганец. - Нет, не пел.
- А что? - начал сердиться Бенино.
- Да говорю ж - пищал! Может, молился? Убил рыцаря, и молился.
- Да зачем же ему молиться в коридоре? - потерял терпение Маршалл. У него для этого комната имеется! Какой ты тупой, Леонардас, прости, конечно...
- Я не тупой, - с достоинством ответствовал эганец, подмигивая Лавинии. - Бурган Безглазый знает этого старого крючка - молился он или пел... Я не дознаватель и сие не моя забота. Хочу спать. Прощайте.
Он поднялся и пошел к лестнице. Длинные аистиные ноги его в три шага одолели ступеньки одного марша, потом ловко перескочили на второй.
- Сдается мне, наш приятель не такой кретин, как кажется, - заметил многозначительно Маршалл.
- Думаешь, прикидывается? - встревожился Бенино.
- И такое возможно. Смотри, как ловко повернул на старика.
- С чего ему поворачивать? - не согласился Гвидо. - Его пока никто не подозревал.
- Зачем он спать пошел? - Маршалл не желал отказываться от столь удобного объекта для обвинения в убийстве. - День еще, а он - спать!
- И что с того? Нет, любезный Маршалл, никаких оснований для подозрений у нас пока нет. Увы, но нет. Я думаю... О, Теренцо, могу ли я узнать, что так заинтересовало тебя за окном?
- Солнце, - за Теренцо пояснила девушка, пряча улыбку. - Сейчас оно опустится ещё на полпальца и мой супруг сможет говорить.
- Он замолчал в это время ровно луну назад? - догадался Бенино.
- Да.
И все выжидательно уставились на Теренцо. Толстяк, тяжело дыша, смотрел на огненный шар, который блистал в чистом голубом небе так бездумно, так беспечно, словно и не существовало в мире под ним никаких тревог и забот. В молчании за солнцем следили и остальные. Бенино, например, полагал, что как только оно опустится на требуемые полпальца, Теренцо откроет рот и сразу обнаружит всем тайну убийства Сервуса. Гвидо был не столь оптимистично настроен, но и он надеялся услышать от жирного канталца нечто важное, могущее помочь ему в расследовании. Пеппо... Пеппо ни о чем таком не думал. Он просто вспоминал огромного розовощекого рыцаря, победившего самого Всадника Ночи и погибшего так нелепо и странно - от дружественной руки. А Лавиния просто взирала на своего толстяка с любовью и даже благоговением. Пожалуй, такой взгляд невозможно изобразить - мельком пронеслось в круглой голове дознавателя, - но как умудрилась эта красавица влюбиться в ужасного, мерзкого, одышливого, потного и жирного кабана? Гвидо с отвращением взглянул на Теренцо и в тот же момент толстяк вдруг коротко всхрюкнул и с торжествующей улыбкой повернулся к гостям.
- Ха! Теперь я опять свободен! Я могу говорить! - заорал он хриплым от долгого молчания голосом. - Лавиния! Радуйся вместе со мной! Ха!
- Постой, любезный, - поднял руку ладошкой вперед Гвидо. - Если не возражаешь, отложи ненадолго свою радость. Нам нужно, чтобы ты ответил на такие вопросы...
- Сам знаю, - бесцеремонно перебил его Теренцо. - Я был нем, но не глух. Сервуса после вечерней трапезы я не видал, но зато кое-что слышал... - он многозначительно обвел маленькими масляными глазками присутствующих, убедился в их неподдельном внимании. - Трухлявая колода говорила с ним перед полночью.
- Трухлявая... Это Заир Шах? - догадался Гвидо.
- Ну да! Уж о чем они шептались - рассказать не могу, ибо не ведаю. Слов я не разобрал. Но бранились, точно бранились. Этот старый пенек звездочет шипел как разъяренная кобра, а Сервус отвечал коротко и гневно, будто отказывал тому в просьбе.
- Значит, Леонардас действительно слышал его голос... - задумчиво пробормотал Бенино.
- Конечно, слышал. Только, кривая оглобля, перепутал все. Не пел старикан и не молился, а чего-то требовал у рыцаря.
- Но чего?
- Почем мне знать? Сказал же, слов я не разобрал.