Этого утра мир ждал целых пять лет. Как когда-то - самого знаменательного события в истории человечества. На сегодня был назначен запуск первого межзвездного линкора класса "1". Это было лучшее судно на Земле, лучше него просто не существовало. Оставалось надеяться, что валвари тоже пока не придумали чего-нибудь более совершенного. Сверкающая громадина на взлетном поле. Линкор опирался на ажурные стальные башни, каждая из них была подобная архаичной Эйфелевой. От одного вида корабля захватывало дух... Что уж говорить об огневой мощи. Вот команда пилотов, которые поведут этот первый в своем роде памятник человеческой мысли. Сколько гордости в их лицах!.. Конечно, их имена вскоре будет знать каждый ребенок, их внесут в учебники, не одну тысячу раз повторят по телевидению. Мы все смотрели на них, на корабль, и пилоты казались богами в оранжевых комбинезонах... Им казались. Мне претило обожание в любой форме. Взревели двигатели, повалил серебристый дым, заволок панораму, но сам корпус линкора остался на виду - гора над туманом. Через несколько секунд он, сочетающий в себе функции ракеты-носителя и самого корабля, устремится к небесам... Рев нарастал, становился все громче и вот - ударила в уши звуковая волна, взбурлило пламя... Казалось абсолютно невозможным, что вот такая громадина в принципе может подняться... Разошлись опорные башни, а затем и вовсе оплыли на бетон, расплавленные огнем дюз. Настоящее чудо! Подобное зрелище может довести до сумасшествия. Мы наблюдаем за стартом через множество защитных экранов и на большом расстоянии от космодрома, а представить только, как это выглядит вблизи!.. Тревожно запищал рентгенометр-брелок в кармане. Хорошо, что между нами и кораблем защита, и та не может противостоять радиации. Рядом с космодромом выгорает все, земля превращается в пепел, она уже не земля, а прах. Огненная стрела в небе, все выше и дальше. Когда судно выйдет из атмосферы, большая его часть, носитель, отделиться и либо сгорит в атмосфере, либо так и будет кружить на орбите. Все... А в Академии сегодня экзамены. Выпускные экзамены. И я, как честно проучившийся все шесть курсов, вскоре получу удостоверение пилота класса "А". Если, конечно, не провалю экзамен...
Всеобщий, всеохватывающий мандраж - у нас, у шестого курса, сегодня один из самых ответственных экзаменов в жизни. Сегодня решается наша судьба - либо класть в нагрудный карман серебристую карточку со своей фотографией, либо идти куда-нибудь в шахты. Тактика. Этого экзамена я не боюсь - с преподавателем мы в хороших отношениях, все шесть лет я усердно показывал, что хочу учить тактику ибо это "наиважнейший из предметов". Все проходит гладко, несколько вопросов, несколько заданий на логическое мышление и - пятьдесят баллов. Теория навигации... Преподаватель - бывший пилот, правда, класса "В", однорукий старик с седыми короткими волосами. Билет, как назло, тринадцатый. Знание карт... карты мы знаем. Именно этот экзамен вызывал у меня наибольшие опасения. Но раз все нормально, значит уже можно радоваться. Остальные три круга Ада я прохожу без всяких проблем, хотя и не забираю на каждом экзамене по "полтиннику". Всегда есть, к чему прикопаться, а так как пилот, тем более такого класса, должность ответственная, поблажек нам никаких. Уже в конце дня, уставший до чертиков, я выхожу из здания Академии, сопровождаемый завистливыми взглядами тех, кто не сдал, и иду в родное общежитие. Только потом, позже приходит облегчение, я начинаю понимать, что все уже, отбарабанил... А вечером, естественно, праздничный фуршет! Есть такая старая поговорка: "Если у тебя депрессия, иди к студентам после сессии". Празднование успешного окончания наших шестилетних мук в стенах Академии затмило все прежние представления о торжествах... И все же немного грустно. Что ни говори, а наши задания - это все чепуха. Ведь мы теперь военные, пилоты наивысшей квалификации. И ждут нас задания боевые...
* * *
Академия обязывалась трудоустроить всех своих студентов, у которых хватило мозгов и терпения окончить хорошо или даже отлично. Я окончил отлично, и мне дали только один день на отдых. Через день надлежало идти в местный призывной пункт, показывать бумагу, выписанную деканом и... От одного, последнего, сеанса нейропрограммирования я все-таки отвильнул. Естественно, благодаря двусмысленным отношениям с доктором Фаммер, которую я с ее полного согласия именовал просто - Хелен. И правильно сделал. Многие, кто вроде бы нормально перенесли курс промывки мозгов, ломались именно на последнем сеансе. Что-то в нем было не так. То ли испытывали они на прочность курсантские нервы, то ли еще что... Неважно. Выходной пролетел быстро. На следующее утро я с непонятным ощущением в душе открыл дверь медотделения. Медкомиссия в подобных учреждениях обычно имеет вид диалога "здоров? - да". Хотя, возможен вариант "здоров? - нет. - здоров-здоров". Пожилой майор долго листал мою медицинскую карточку, перечитывал принесенные заключения врачей и психологов, среди которых была и справка от Хелен Фаммер. Наконец, он вздохнул и, будто нехотя, написал направление на крейсер класса "3" с гордым названием "Барс"... что за черт?! Ассистентом второго пилота! Это значит чистить обшивку кресел и мыть полы в рубке, изредка прикасаясь к приборам - когда господину стукнет в голову! Я для этого шесть лет пахал в Академии, чтобы прислуживать молокососу, который наверняка едва вышел из пилотской школы?! Я уставился на майора таким взглядом, что казалось бы уже красноречивее некуда, никаких слов не надо. И он меня понял. На его лице, укрытом сетью морщин, я прочел ответ: "Сперва делом заслужи, настоящим делом, которое пользу приносит, вот тогда и сядешь в кресло. И только скажи что-нибудь против - будешь гальюны зубной щеткой чистить..."
ЗЕМЛЯ, БОСВАШ, 10.50, ВРЕМЯ - ОБЩЕЕ СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКОЕ 10.05.2023
Вот он, мой последний день на гражданке. Да и тот прошел. С сегодняшнего дня я официально военнослужащий, младший сержант на крейсере класса "3" "Барс". Кто б мне еще объяснил, какой смысл заложен в названии. Говорят, раньше на Земле такой зверь обитал. Странно, почему тогда его нет в генетических заповедниках?.. Я вышел из дому в без десяти одиннадцать утра. Солнце, такое теплое, прямо как на курорте, было уже высоко - как никак май на дворе, лето уже началось. Солнце сияло на высоченных небоскребах с виду такое здание словно одно сплошное окно, расчерченное клетками. Темные тонированные, или просто зеркальные стекла стали чуть ли не идеальными отражателями. Посмотришь - огромное строение, сплошь сотканное из света... Спешить не хотелось, надеть форму я еще успею - мне назначено на двенадцать. Непривычно твердела в нагрудном кармане рубашки металлическая карточка-удостоверение с моей физиономией, отпечатками пальцев и даже магнитной полосочкой, на которой записана моя ДНК в оцифрованном виде. Город, гигантский город-монстр, жил своей собственной размеренной жизнью. Даже я, дитя новой эпохи, всякий раз приходил в ужас, когда думал о размерах Босваша. Мегалополис Босваш - Бостон-Вашингтон существовал уже в конце двадцатого века, но сейчас он превратился в сплошной массив строений с жилыми, офисными и промышленными районами. Утром город просыпался, иногда медленно, иногда внезапно когда выли в один голос с десяток сирен и поднимался в светлое утреннее небо черный столб. Сейчас пожары и стихийные бедствия вроде наводнений или землетрясений - единственное, что может всколыхнуть покой общественности. С преступностью давно перестали бороться, поняв бессмысленность этой грызни. Да и сами преступники, попав в рамки закона, значительно умерили свои амбиции - нарушать стало нечего, запретный плод перестал быть запретным и потерял свою сладость. Самое грозное преступление, о каком можно прочесть в газетах, - карманная кража на рынке или в электробусе. Полицейские проходят мимо таких воришек, отдавая их во власть пострадавших. Электробус, по форме похожий на вагон метро - я видел их на фотографиях - промчался мимо меня, сигналя боковыми огнями. Плевать. И даже от сознания того, что смерть прошла в миллиметре от меня, ничего не колышется внутри. Смерть найдет меня тогда, когда я буду ей нужен, но ни в коем случае не раньше. Было бы глупо - попасть под электробус и умереть на узких полосках рельс. Смерть придумает что-нибудь поизощренее. Я воткнул в уши наушники-капельки, нажал на кнопку "Play" на стареньком, но отлично работающем плэйере. Мне нравилось слушать старые кассеты и диски. Музыка двадцатого века отличалась разнообразием, какого не встретишь сейчас. Тогда люди еще были людьми, а не белыми лабораторными крысами, оскопленными и стерилизованными...
Дай мне сойти с ума, ведь с безумца и спроса нет,
Дай мне хоть раз сломать этот слишком нормальный свет...
[(c) Ария]
Человеческий поток двигался по обе стороны тротуара. С виду обычная толпа, толпа в полном смысле этого слова, а вглядись только в лица, в каждое лицо. Для писателя - бескрайняя нива, море сюжетов, море идеальных с литературной точки зрения образов, характеров, мелких и крупных событий. И ничего не надо выдумывать - вот оно все, перед глазами, бери и пиши. Прогудел над головой самолет, хотя по идее не должен был лететь над городом. Но на такое уже внимания никто не обращает. Где он, тот край города? Сутки, наверное, будешь ехать и идти и то город не перейдешь. На специальных стендах - яркие, красным по салатовому, листовки: "Голосуйте за партию лево-радикалов, выбирайте свое будущее!" Я поражаюсь, сколько десятков лет уже действуют одни и те же слоганы! Наверное, классика литературы или театра не проживет столько, сколько это самое "выбирайте свое будущее". Хотя, это, наверное, богохульство сравнивать искусство и методы агитации...
Господи, я не твой, ближних я не могу любить,
Трудно мне жить слугой, а хозяином мне не быть...
Космопорт - это гигантских объемов сооружение, включающее в себя стартовые площадки и посадочные полосы, комплекс хозяйственных строений, стартодром для военных кораблей - таким комплексным космопортом располагает любой нормальный город. Босвашский космопорт, наверное, крупнейший из существующих на Земле. Хотя, у нас и городов по-настоящему крупных не так уж много. Передо мной встал бетонный забор высотой примерно метров в семь-восемь. Только издалека можно увидеть шпиль административного здания, где размещены кассыю офис, кабинеты. Если стоять под ограждением видишь только уходящую в небо стену. Охранники на служебном входе встречают меня не очень дружелюбно ставят перед лицом дубинки и просят удалиться. Хорошо, хоть мое удостоверение и направление не показались им поддельными. Я никогда еще не видел кулис космопортов. Десятки людей в форменной одежде, бегающих туда-сюда, носящих что-то, раздающих команды, переговаривающихся по старинной привычке: в голос, через весь двор, хотя на поясе висит рация. И что самое интересное, на меня никто не обратил внимания. Что за беспечность? В ту минуту я понял, усвоил первый из многих уроков: делай то, что тебе приказал старший по званию, или то, что нужно конкретно тебе, не отвлекайся на решение посторонних проблем. Обязанность охранников обеспечивать безопасность, не пускать "левых". Раз пустили, значит, свой... В здании воздух был холодным. Может быть, мне просто так показалось, но по коже бегали пальцы мороза. А вон, в углу, белеет иней... Нужный мне кабинет я нашел быстро. Высокая дверь с металлической табличкой, единственная на этаже: "Полковник К.Мартин". Постучал, давая знать о своем приходе, и вошел. Ни за что не подумал бы, что... Полковником К.Мартин оказалась женщина, даже девушка лет двадцати пяти-тридцати. Интересно, за какие заслуги? Под крейсер обвязанным гранатами не кинешься, техника не позволяет. Может, дочка какого-нибудь генерала или что-нибудь в этом роде? Хотя, маловероятно, чины по блату не даются. Она улыбнулась, увидев мою растерянность. - Входите, Греберг, не стесняйтесь, присаживайтесь, пожалуйста. Ничего не понимаю, то ли она на службе недавно... но откуда тогда полковник? Откуда фамильярность в обращении? Я сел на кресло перед ее столом. Оказывается, "К" означает Келли. Она открыла тонкую папку, видимо, "мою", а тонкая потому, что еще не успел набраться... наград и почестей. Закончилось все тем, что после получаса малоинтересного и на диво - после расслабленного тона приветствия - официального разговора я получил бумагу, в которой указывалось, что Майкл МакФастер, то есть я, с настоящего момента - военнослужащий, что назначен на "Барс" и что любая вольность теперь будет караться по всей строгости современных законов.
Что-то было в нем от тех, полупервобытных ракет, которые первыми устремились "бороздить космические просторы". Вытянутое, утончающееся кверху сооружение целиком из металла, ни грамма керамики. Странно, как оно не сгорает в атмосфере? Наверное, только благодаря паре бутафорских кубиков, висящих в рубке над головой первого пилота. Ведь они там висят?.. Вокруг "Барса" сновало множество всякого персонала. Некоторые, возможно, входили в состав экипажа. Но вот этот, стриженный под короткий ежик, наверняка пилот или даже капитан. Он заметил меня еще издалека. И увидел бумаги, которые правая рука комкала помимо моей воли. У него овальное лицо до странности бледное, волосы острижены вышеописанным образом, на лбу - высокие залысины. И глаза у него разного цвета: один серый, другой зеленый. - Нашего полку прибыло? - он улыбнулся и протянул руку. - Пат Донн, первый пилот. А ты, значит... помощник? Пат выглядел растерянным и удивленным. - Нам сказали, что пришлют замену... Трэвису... второму... выговорил он, вернув мне бумаги. Вот сукин сын, этот майор! Они отняли у меня и должность, которую теперь неизвестно сколько ждать, и половину положенного жалования! Бюрократы поганые! Конечно, он - последняя инстанция, кому на него жаловаться, на того майора? Да и если случиться чудо и я найду ступеньку выше, будет ли от этого прок? - Выходит, не прислали, - ответил я, сдерживая порыв разметать документы в клочки, истоптать их и... нет, этого я делать, пожалуй, не стану. - Послужит ваш второй еще немного. - Ну, проходи, - Пат повернулся ко мне спиной и пошел в обход махины с задранным к небу носом. Нос этот был конусообразным и красным, как у ракет, военных ракет. Дальше он расширялся, переходил в корпус напополам самолетный, напополам тот самый, полупервобытный. Естественно, самостоятельно "Барс" не взлетит никогда, нужен носитель, а вот сесть... Бес его знает, наверное, сможет, ведь садился как-то до сих пор. С другой стороны в белом корпусе оказался открытый люк прямоугольной формы с закругленными углами. К нему от земли вела узкая лесенка. Съемная. Но подниматься мы не стали. Вместо этого Пат пошел к ажурным опорам, крикнул что-то в глубину переплетений металлических полос. Оттуда явился тип, одетый в оранжевый костюм рабочего с эмблемой на спине треугольником, обведенным двойной зеленой линией. "Собственность компании Юта Инкорпорэйтед". Вот как, они, а теперь и я, принадлежат кому-то. Никогда никому не подчинялся и не принадлежал. Работать работал, на хозяина фирмы, но на моей спине не висела табличка "СОБСТВЕННОСТЬ"! Пат поймал мой взгляд и все понял. Он, как я заметил, вообще хорошо понимает людей без слов. Телепат что ли?.. "Да, да, ты все правильно понял", - сказали его глаза. Пат представил меня. Тот, кого я принял за рабочего, оказался вторым пилотом. Я - помощник, я... прислуга? Ассистент на корабле понятие растяжимое. Второй пилот сам по себе ассистент первого, современная техника позволяет ему не слишком перетруждаться. А что должен делать я? Стирать пыль с приборных панелей? Не будет этого! Пусть я обязан, пусть делают со мной, что хотят, но я не буду делать за них грязную работу. Этот "второй" сечас проверял плотно ли прилегают подушки опор к корпусу. Это значит нужно лазать по высоченным металлическим столбам, пачкаясь в грязи и смазке. Теперь это - моя работа. Второго пилота звали Брюс Вериваэс. Он улыбнулся, пожимая мне руку и по его глазам я увидел, что до него еще не дошло. Ну же, Пат, пойми меня и сейчас, молчи, сколько сможешь... Вериваэс вернулся к своим опорам, а Пат отвел меня в сторонку. - Ты, я вижу, умный парень, - начал он. - Соображаешь быстро. Да, мы действительно - собственность и ты теперь с нами в одном котле. И жрать нас будут всех скопом. Кого-то первым, кого-то последним. Ложка у хозяев большая. Так вот, на судне нужен только один пилот. В инструкциях написано, что два, но правила сам знаешь для чего придуманы. Тем более, второй нужен только на экстренный случай. Например, если я вырублюсь, он должен заменить меня. И почти все делаю я сам. Брюс... Он, как бы это сказать помягче, немного туповат. Тупой он, Брюс, и соображает хреново. Я не рискую доверять ему что-то серьезнее таких вот проверок - работа для низкоквалифицированного персонала. Вон из сколько носится. Видишь? А засунули Брюса сюда... э-э... по блату, короче. Его все равно в армию хотели забрать - не учился, не работал, так... Вот богатенький дядюшка - откуда ни возьмись! - постарался. Короче, так! Ты пока сиди тихо и смотри, учись. А Брюса я потихоньку отодвину. Будешь ты вторым. Понял? Конечно, я понял, что ж тут непонятного.
ЗЕМЛЯ, БОСВАШ, 11.54, ВРЕМЯ - ОБЩЕЕ СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКОЕ 14.05.2023
Старт, мой первый старт в жизни, за вычетом виртуальных тренажеров. Первый настоящий старт с перегрузками и помутнением в голове - реальными, а не наведенными. И никто не копается в нервах... Надо сказать, меня охватил легкий мандраж. В Академии я постоянно трясся от бессильной злобы, когда не допускающий возражения голос приказывал лечь на койку и расслабиться. Но гнев - вот и все, что я чувствовал. Я знал, что никуда не денусь из своей пластиковой ячейки, моей временной палаты, которая имеет все шансы стать реанимацией. А сейчас - вот он, корабль, а вот и трап. Как оказалось, нормальное положение "Барса" все же горизонтальное и садится он подобно самолету. А сейчас наш "котенок" казался ничтожным и удивительно изящным по сравнению с огромным и грубым носителем. Звериная мощь этих двигателей вынесет нас на орбиту, потом носитель развалится на куски, а "Барс", сделав пару кругов вокруг Земли, чтобы окончательно скорректировать маршрут и выйти на необходимые координаты. Наш путь лежит к Фаусту, немалых размеров планете, что вращается вокруг, естественно, Мефистофеля. Мефистофель - "белая звезда", то есть стоит она на ступеньку выше нашего "желтого" Солнца. На Фаусте неоднократно бывали наши зонды, меряли температуру, давление, брали образцы атмосферы - состоит она из абсолютно чуждых нам газов, но мыши в ней не сдохли, значит, не сдохнем и мы. Вот он, закрытый, но обширный аквариум с белыми крысами, а рядом баллон с чужой атмосферой. Нам положено дышать ею пятнадцать минут в земные сутки, для привыкания. А мыши дышат круглосуточно. На "вкус" воздух Фауста кисловат, будто затхлостью какой-то отдает. А так - ничего, вполне нормальная атмосфера, немного в голову бьет, но это с непривычки. Когда кислорода много тоже "ведет"... Через минуту полдень. Пора. Пат поднимается по трапу первым, Брюс по привычке идет за ним следом, но Пат отталкивает своего "второго" и пропускает меня. Зря он так, потихоньку надо было... Но Брюс, вроде, и ухом не ведет. Он что, и вправду такой кретин? Приходит новый человек и первый пилот уже ставит его на трап вперед тебя, что тебе думать?.. Оказывается, ничего. Рубка "Барса" невелика. Можно даже сказать, тесна. В ней с трудом умещаются два кресла и приборная панель, оставляя немного места для передвижения - большую часть рубки занимает громоздкая установка "трансфер". Вот - один из памятников прогрессу! Электроника, способная исказить пространство! То есть, пространство уже искажено в достаточной мере, нужно только воспользоваться этим. Черные дыры - феномен, открытый в двадцатом веке, теперь мы используем его для прыжков через миллионы световых лет. Мы научились обгонять время, мы смогли вырваться из оковов материального. И это одно из величайших достижений. Не нужно придумывать ничего нового, все уже придумано до нас. Люк звякнул, закрываясь. Я улегся в кресло позади двух пилотских. Интересно, для кого оно было предназначено, если и двоих на судне хватает с головой? Секунды стали тяжелы и велики, они медленно подкатывались к краю, так же медленно срывались и летели вниз и, наконец, разбивались в дребезги с гулким стуком, без звона. Одна, вторая, третья... Взревели двигатели. Задрожал корпус, крупно задрожал. Сердце трепыхнулось в груди. Только... только... только не страх, сейчас не время... Панический страх - то, что иногда настигало меня, и то, чего я боюсь больше всего в жизни. Бояться страха... Подумать только, я боюсь страха! И тут грудь сдавило невидимой чугунной плитой. Каждый вдох давался тяжело, с потом, с хрипом, со слезами из выкаченных глаз. - Спокойно, Майк, - просипел впереди Пат, - не паникуй, дыши нормально... Рев двигателей сменился гулом в ушах. И пришло то самое неповторимое ощущение, которое некоторым кажется мукой, а некоторым доставляет наслаждение. Давящая тяжесть исчезла, но перед глазами заиграла настоящая радуга. Хотя, куда там той радуге - миллионы цветов складывали замысловатую картину. Абстракционизм вселенских масштабов. Мне кажется, я перестал дышать. Просто перестал. И сердце сначала гулко бухало в голове, а потом и вовсе умолкло. Но продолжалось это недолго. Черная стрела пронзила массу цвета, разлилась по телу болью, я стал приходить в себя. Глаза болели, уши болели, все болело от перегрузок. Это с непривычки, первый раз все-таки по-настоящему... Надо мной возникло лицо Пата. Только сейчас я заметил, что оно покрыто светлой щетиной двухдневной давности. - Ты в порядке? - спросил он. Я прикрыл веки в ответ - да, в порядке. Только в голове муть. - Все, мы вне атмосферы? - спросил я, поднимаясь с кресла, оттолкнулся руками и медленно поднялся над обитой мягким пластиком чашей. Невесомость. Как я ее сразу не ощутил. А ощущение потрясающее. Словно ты целиком из воздуха. Так, пожалуй, можно стать калекой, ведь никаких усилий не прикладываешь, чтобы двинуться. Пат с Брюсом натягивали поверх одежды комбинезоны из толстой черной ткани. Пат протянул и мне такой. - На, - сказал, - одень, без этого тут нельзя. А, в Академии нам рассказывали о таких и даже показали один, правда, довольно старый, уже списанный. Они не из обычной ткани, даже такое простое движение как сгибание и разгибание руки требует некоторых усилий. Чтобы мышцы не атрофировались. Корпус здорово тряхнуло - отделился носитель. Он в свою очередь развалится на несколько частей, покружит немного на орбите, приближаясь к Земле, и, наконец, рухнет в голубую бездну. Бездну холодного огня. В то же мгновение щелкнули и открылись заслонки на иллюминаторах, остались только светофильтры. Огромный шар, окутанный прозрачной дымкой, - Земля. Удивительно похожа на карты в атласах. И такая близкая... Вот она, высунь руку из иллюминатора и дотронешься до треугольной Африки. И как не пытайся, невозможно осознать громадность материков и океанов - отсюда они кажутся крошечными, не больше подошвы ботинка. Второй пилот засуетился у приборной паннели, сжимая в руке растрепанную пачку таблиц с длинными рядами цифр. "Барс", как и любое нормальное судно, не имел ручного управления. Только несколько маломощных двигателей было у него, чтобы лавировать при посадке, но это все. Листки проявили острый нрав - вырвались из руки, разлетелись по всей рубке. Я поймал один - цифры разделены на группы по четыре: номера ворот, координаты. Интересно, способен ли человек запомнить все это?.. До Фауста около пятнадцати прыжков. Хотя, смотря через какие ворота - некоторые могут перебросить всего на пару световых лет, а некоторые на целую сотню. Ворота тщательно подбирались путем перебора всей базы данных, собранной за десять лет исследования космического пространства. Земля медленно плыла за иллюминаторами... Листок повис прямо у меня перед носом. Пат, рванувшись вперед, схватил его, будто хищник добычу. И остановился - увидел Землю в иллюминатор. Взялся рукой за стену, чтобы установиться напротив окошка. - Красиво, правда? - сказал он, глядя туда. Изредка на зыбкой границе атмосферы вспыхивали огоньки. То метеоры врезались в атмосферу, будто камень, брошенный с большой высоты, в воду. Врезались и сразу же сгорали. Некоторым везло немного больше, они пролетали несколько десятков метров, возможно, километр. - Да... Но были там и черные, дымчатые пятна - следы человека. Через такие вот пятна Солнце льется на землю, ничем не сдерживаемое, и выжигает все... Или вовсе не пробивается к поверхности, лучи теряются в загаженной атмосфере, а внизу - черно. Вечный покров низких туч, из которых сыплется едкий дождь. Он разъедает почву еще и лучше солнечной радиации. Такие места называются пустошами. Я видел одну такую, на пленке, в хронике. Сначала показали вертолет, с которого велась съемка, - черная стальная птица в небе. Это небо никогда не даст приюта живым, щебечущим стаям. Под небом долина, кое-где холмистая, но повсюду усыпанная пеплом. Ветер гуляет здесь, не стесненный ничем, поднимает тучи мелкой пыли. Пат, должно быть, думал о том же, ведь темное пятно проплывало прямо под нами. Он нахмурился, отвернулся, присоединился ко "второму". "Барс" шел плавно, не включая двигателей, на одной инерции. Спешить нам некуда, прыжок займет только мгновение, которое даже невозможно назвать отрезком времени. Я прилепился к иллюминатору, прижался носом к стеклу, поверх которого была еще и пластина светофильтра, стал смотреть на звезды. Миллионы их сияли с с той стороны окошка. Чудовищно далекие, такие далекие, что пространство пропускает только свет. Свет... Свет могуч, он сильнее всего, сильнее тьмы, потому что тьма уступает ему дорогу. Становится жутко, когда подумаешь, сколько же пришлось пройти белому лучику, чтобы добраться до Земли и засиять на ее ночном небе. Чтобы отразиться в наших озерах и морях, играть на волнах. Непостижимо... - Готово, - сказал сзади Брюс, сказал тихо, будто про себя, и тут же повторил в голос, - готово! Я повернулся к ним лицом. Пат смотрел на экран бортового компьютера. Расчеты еще не были завершены, но ряд цифр и букв, определяющий курс, которому нам необходимо следовать, уже был рожден принтером, отпечатан на пяти листках бумаги - в пяти экземплярах. - Ну что ж, - Пат прижал листки магнитом к специальной подставке; они были нужны единственно для отчета. - Тогда не будем терять времени. Майк, в кресло! Легко сказать. Подплыть к пластиковой чаше удалось только с четвертой попытки и еще несколько минут ушло на утверждение в кресле, на пристегивание себя эластичными, но очень прочными ремнями. Щелкнули заслонки на иллюминаторах. Видеть изнанку Мироздания нам не положено... По корпусу "Барса" прошла мелкая дрожь. Прошла крупной волной, будто лихорадка. Мне отчего-то вдруг стало душно, горло сдавил холод. Это тоже с непривычки. И вдруг холод ударил в самое сердце. Я идиот! Полнейший и неисправимый! Ведь именно на последнем сеансе нейропрограммирования нас, людей, будущих пилотов... нам делали своеобразные прививки, в мозги закладывалась "программа", которая призвана управлять организмом во время прыжка! Черт, меня ведь сейчас скрутит в жгут, выжмет все кишки!!! О боги, нет... я еще слишком молод... Мне захотело заорать, вырваться из мягких ремней, я забился в кресле, хрипя и брызгая слюной. Я видел черную пасть даже сквозь металлические заслонки. Вот, сейчас, сейчас по горлу хлынет кровь, хлынет из носа, из глаз, из ушей, из порванных вен... Затрещат кости, а потом - лопнет от натуги позвоночник, меня выгнет в обратную сторону... Не-ет!!!
Трудно живому думать о смерти. Он, человек, не представляет себе, как можно умереть - просто исчезнуть. И поэтому панически боится вечного холода, в котором еще бог знает что будет... А может, и не будет ничего. В первые секунды я был совершенно спокоен и уверен, что сплю и вижу сон. Мне часто снились такие абстрактные сны. Но потом что-то подстегнуло память и я вспомнил... Клянусь, я бы порвал эти чертовы ремни, если бы не научный прогресс, будь он проклят. Я бы разорвал их одной грудью, судорожно вдохнув воздух. К моим губам поднесли чашку с водой - я ощутил прикосновение гладкого пластика и холод влаги. Пат... Стоп! Ведь невесомость же... Почему тогда вода в кружке остается, а не летает по всей рубке? Я открыл глаза и увидел, что Пат стоит рядом с креслом, "второй", Брюс, ковыряется с заевшей заслонкой. И не порхает в воздухе авторучка Пата, и шелковый лоскут висит, где положено. Пат освободил меня от ремней, увидев, что я уже пришел в себя. Вода показалась необыкновенно вкусной. - Что такое? - я поставил кружку на пол. - Куда делась невесомость? Вместо ответа Пат показал на иллюминатор. Там была и звездная чернота, но... была и каменистая поверхность. Пустыня. Она простиралась далеко, но все же не оканчивалась горизонтом, как на Земле. - Мы на планете? Пат отрицательно покачал головой. - Нет, на астероиде. Гигантский астероид. Он встал на нашем пути. "Барс" только-только вынырнул из дыры, как... Пришлось сесть, иначе врезались бы. Тяготение здесь есть, но очень слабое. Видишь? Пат подпрыгнул на месте, вспорхнул до потолка и медленно опустился на пол. - Кстати, ты плохо перенес прыжок. Как ты? Как я... Я чертовски рад тому, что остался в живых, хотя и не понимаю почему. То пространство, через которое происходит прыжок, его так и называют Простанство, должно было смять меня подобно пивной банке. Такие у него законы - все живое и неживое, что не снабжено специальными средствами, выходит из Пространства искореженным, а порой и разорванным на кусочки. Только куски всегда слеплены вместе. А на сеансах нейропрограммирования в наше сознание вживляют нечто. Все, естественно, засекречено, ибо у каждой нации свои методы. Иногда более продвинутые, как у нас, иногда... Я не знаю, как это все происходит, но с таким клеймом внутри пилот свободно проходит через Пространство. Любое судно, передвижение на котором в принципе подразумевает прыжки, оснащено "трансфером", устройством, подобным нашему "двадцать пятому кадру", как называют пилоты нейропрограммирование, вспоминая давние опыты с рассудком. Я встал с кресла, прошелся по рубке, разминая мышцы. Гравитация и впрямь была слабой, ходить приходилось осторожно, чтобы не удариться головой о потолок. "Второй" старательно оттирал масляные пятна от приборной панели. Почему же он такой молчаливый? Его голос, слабый и немного сиплый, я слышал только однажды: при знакомстве. Может, он и не такой тупой, как говорил Пат. Брюс не обращал на меня внимания, так что заводить разговор я не решился. Вместо этого сел в кресло - в ногах чувствовалась слабость. В кресло второго пилота. И вот тогда Брюс посмотрел на меня. Его взгляд был полон детской обиды - какая у детей обида, они готовы проклясть весь мир, все разрушить и сжечь, не задумываясь о последствиях. Прядь волос упала Брюсу на глаз, но он не смахнул ее в сторону, а продолжал смотреть на меня в упор. Губы его задрожали, лицо посерело. Кажется, еще секунда и он зарыдает. И я встал и ушел в дальний конец рубки. Догадка горела во мне, испуская смрадный чад. Брюс - умственно отсталый. Нет, не дебил, конечно, не из тех, что пускают слюни, запустив палец в нос. Возможно, это даже не отсталость в развитии, а последствие крупного потрясения, нервного срыва... Да чего угодно. В мире много такого, что может превратить человека не то, что в чудака, - в тупого скота, который даже оправиться самостоятельно не может, а пищу в него нужно вливать с помощью трубки. Значит, богатенький дядюшка? - Пат! Он повернулся. - Что? - Рассказывай. Рассказывай все - о Брюсе. Иначе не посмотрю, не струшу - вынесу тебе мозги и вернусь на Землю, а Патрика Доннована объявлю преступником. Меня оправдают, а Брюса отправят в госпиталь, где ему и место! Пат сел прямо на пол под иллюминатором. - Значит, тебя неплохо информировали. Даже имя мое настоящее сказали. Ты из Внутренних? Из Внутренней Разведки? - Нет, ничего такого. А имя твое было написано с обратной стороны вон той фотографии, - я показал на карточку, приклеенную к панели. Пат густо покраснел. Наверное, ему было, что скрывать. - А что еще было написано там? - спросил он, опустив голову. Я пригляделся к фотографии. Вот, это Пат, здесь ему лет восемнадцать. А этот мальчишка рядом с ним... Брюс! Они - братья?.. - Да, Майк, Брюс - мой брат. Он не дебил, как ты, должно быть, подумал. Он был нормальным парнем, но в пятнадцать лет дом наш загорелся. Он был там один. Брюса вытащили только через пять дней. Он надышался угарного газа, золы, он был чертовски испуган и голоден. Он выжил только чудом. После этого Брюс перестал разговаривать. Только через год мы впервые услышали его речь. Ты, Майк, не знаешь, как живут люди в госпиталях... для душевнобольных. Брюса хотели отправить в такой. И я забрал его к себе. Он не получает никакого жалования, но кто станет искать его в тысячах световых лет от Земли? Пат поднял голову, я увидел, что его глаза красны и полны слез. - Пожалуйста, Майк, молчи! Умоляю тебя, молчи... Пат зарыдал уже в голос. Видимо, та трагедия оставила глубокий шрам в его душе. Я ведь ничего о нем не знаю. Что стало с их матерью, отцом? Может, в ту ночь, когда горящий дом обрушился на их сына, они постарели на несколько десятков лет, а может... Пат и сам старше Брюса только на три-четыре года, но в его волосах отчетливо блестит седина. И я оставил Пата, подошел к его брату, "второму"... Нет, я никогда не стану так называть его. К Брюсу. Я подошел, наклонился и сказал ему: - Я не займу твоего кресла.
КРЕЙСЕР КЛАССА "3" "БАРС", ВРЕМЯ БОРТОВОЕ.
Время второго прыжка. Незачем тратить время на лавирование и маневры, лучше побыстрее пройти все ворота и предстать перед огненным ликом Мефистофеля. Черные дыры есть везде. Они дрейфуют около звезд, ожидая последнего часа светил, чтобы втянуть в свое чрево остатки жизни, что еще теплится во взорвавшемся газе. Они скрываются в необозримых черных просторах, поджидая добычу. Но человек все же оказался умнее. Две дыры не есть два входа в тоннель. Каждая является уникальностью, парадоксом, которые по всем правилам не может существовать в нормальном, рациональном мире. Хотя, кто их знает, эти правила... Ворота, дыра, своего рода портал, хотя их и нельзя назвать входом. Скорее, ворота это преобразователь. Они выводят попадающий в них объект на некий иной уровень существования. Это и позволяет громадному судну нестись со скоростью света - оно и само становится светом, для которого нет преград, кроме камня да металла. Встретится лед - свет растопит его, встретится туман - пройдет насквозь. То есть, входя в ворота, судно не исчезает из "нашей" Вселенной, но, как ни абсурдно это звучит, для нас оно существовать перестает. Оно свет, но свет невидимый и в сотни раз более быстрый. Главное - вовремя вынырнуть, чтобы не вылететь... Одни боги знают, куда можно вылететь. Я с огромной неохотой лег в кресло. Если и этот прыжок будет таким, как первый... Пожалуй, такого удара астероид еще не видел. Двигатели рванули крейсер, что называется, с места в карьер. Наверное, целая лавина пламени обрушилась на камень, что веками видел только холод, абсолютный холод, и лед. Может быть, астероид был и не каменным вовсе, может, он был сплошным куском льда с вмерзшими частичками пыли и мелких камней. Перегрузки были недолгими и незначительными: ничего не стоило оторваться от поверхности глыбы, которая едва держала на себе судно. Через несколько минут "Барс" уже разворачивал свой нос в сторону следующей дыры. Захлопнулись заслонки. Секунды... Я сам вжался в кресло так, будто уже чувствовал боль перехода. Но боли не было. Я ждал, ждал с каким-то сладостным упоением, но она не приходила. Адреналин тек по венам вместо крови, голова кружилась от такой дозы естественного наркотика. Все внутри у меня тряслось от напряжения. Я готов был завопить во все горло, только бы прекратилась эта пытка... Все поплыло, понеслось в сплошном круговороте. Рубка, панель, закрытые иллюминаторы, грузовой отсек в задней части, вооружение сейчас все это растворилось и смешалось. Боль!!! Переход длился только одно мгновение, какое занимает вспышка света. Потом... Оборвалось внезапно, время встало на свое место, сплошная масса, которая, должно быть, кипела снаружи, разделилась на звезды, планеты и абсолютную тьму. Глубокий вдох. Две-три секунды. Свет вспыхивает вновь. Нет, это выдержать невозможно. Почему же это причиняет такую боль?.. Я задыхаюсь, желудок скручивается в тугой жгут, воздух просто не лезет в легкие. Хоть заталкивай его туда руками! Все... И снова... И снова... И снова... Свет горит, свет гаснет, я проваливаюсь то в темноту, то в огонь. Один вдох в вечность. Один взгляд сквозь пустоту. Я вижу в ней пламя. Я горю в этом пламени. Оно медленно, наслаждаясь, пожирает меня... Когда серия прыжков завершилась, я чувствовал себя тряпкой, выжатым лимоном. Нужное сравнение можно подобрать самостоятельно. Но во мне не осталось ни грамма энергии, что держит в нас жизнь. Я мог умереть прямо в кресле, стянутый эластичными ремнями. И уже почувствовал, что жизнь уходит из меня, но сильные руки отбросили в сторону ремни, тряхнули меня, пальцы разлепили веки. Но никакие руки не могли удержать сознание в изможденном пытками теле.
* * *
Свет в рубке, само собой, никогда не выключался, так что день и ночь для нас смешались в одно целое, цифры, что прыгали на часах, ничего уже не значили. Когда я проснулся, на часах было восемь вечера, то есть 8:00pm. Да, самое время просыпаться... Надо сказать, чувствовал я себя отлично. Наверное, серия прыжков оказалась мощным катализатором, который соединил и заставил реагировать многолетнюю усталость, накопившуюся за годы обучения в Академии, хроническое недосыпание и прочие неприятности вместе с сеансами нейропрограммирования. Можно только представить себе, какая смесь получилась из таких компонентов. Брюс спал пристегнутый ремнями к креслу второго пилота, Пат сидел, обхватив ногами скобу, вваренную в пол, и вырезал что-то из куска дерева. Заслонки на иллюминаторах были открыты. Там, снаружи, висел громадный серый шар, почти гладкий. Фауст. А Мефистофель горел по другую сторону планеты. Такой звезды я еще не видел. Не зря ее наградили одним из имен Дявола! Даже сквозь толстые стены и стекло иллюминаторов я чувствовал жар, исходящий от нее. Свет Мефистофеля, жгучий, белый, мог пронизать все, что угодно. - Пат, - позвал я. Он оторвался от своей работы, подплыл ко мне и расстегнул ремни. Я снова мог почувствовать чарующую легкость в теле. - Это он, да? - я указал на иллюминатор; Пат кивнул. - Тогда почему мы медлим? - Интересно ты рассуждаешь. Кто-то спит сутками, а кто-то в это время работает, дежурит и вообще. Ты спал два дня и две ночи по земному времени. Мы тоже хотим немного отдохнуть. Ничего, Брюс проснется и тогда сядем. Я еще раз взглянул на Фауста. Почему Пат не говорил о цели?.. Зачем мы пришли сюда, в кусочек Вселенной, безнадежно отдаленный от родной Земли? Зачем нам такая честь? - Пат. - Да? - Что в твоей "синей папке"? Это ведь не прогулка на ночь, да? - Конечно. Образцы почвы, горных пород, местной флоры и фауны. Ведь это возможность, понимаешь? Здесь есть растения, но есть ли животные - неизвестно. - И для этого нужен крейсер? Военное судно? - Д-да... - Пат смешался. - Знаешь, если уж тут найдутся звери, то почему бы... в общем, если мы встретим "собратьев по разуму", то они ведь могут повести себя агрессивно, да? Ну, вот. - Агрессивно? Короче, если мы встретим сопротивление - жечь все? - Ну зачем же так радикально. Нет, но мы имеем право защищаться. Впрочем, ты, наверное, прав, пора уже завязывать с нашим путешествием. Примерно полчаса ушло на приготовления. Потом "Барс" двинулся по заново расчитанному курсу - спиралью, постепенно приближаясь к планете. Это давало больше времени для расчетов траектории движения крейсера в атмосфере. Скоро, скоро мы сядем... И тут меня словно водой обдало. А как мы взлетим? Ведь крейсер предназначен только для посадки, для взлета нужен носитель. Пат быстро что-то писал на листе бумаги, иногда поглядывая на монитор, где медленно ползла полоска процентов. Фауст сначала вертелся в иллюминаторах, а потом вырос настолько, что занял практически все поле зрения. Сплошная серая масса с красными и черными пятнышками. Что же делать? Я чувствовал подвох, что-то в этом всем было не так. Поведение Пата вполне естественное, но вот... В кармане я нащупал твердую рукоятку десинтора. Действует быстро и эффективно, почти без видимых и слышимых проявлений. Секунда... еще одна... и все. Я уверен, что сработаю быстро, что смогу вернуть "Барс" на Землю. "Ты, Майк, не знаешь, как живут люди в госпиталях... для душевнобольных". Брюс. Только это остановило мою, уже устремившуюся к карману, руку. Остановило на несколько секунд, которых хватило полоске на экране монитора, чтобы доползти до финиша. И рукоятка десинтора легла в мою ладонь. Оружие уставилось стволом в спину Пата. Палец дрожал на кнопке. Я боялся, что десинтор может выскользнуть из ладони. Но нет, я сжимал его так, будто от карманного оружия зависит участь целого мира. Может, убить их обоих? Черт, к чему все это! Святые небеса, как я могу?.. Убить человека, даже двоих из-за малейшего подозрения. Я быстро спрятал десинтор обратно в карман. И успел - Пат повернулся, завершив работу с компьютером. Посмотрел на меня удивленно: наверное, мое лицо было покрыто потом; я чувствовал, как он струится по лбу, почти затекая в глаза. - Нормально, нормально, - заверил я его. - Это с непривычки, все будет в порядке. "Барс" ввинтился в атмосферу Фауста. Почти такая же плотная, как и земная, она добела раскалила корпус крейсера. В рубке стало жарко, чуть слышно потрескивали заслонки на иллюминаторых. Если к ним сейчас прикоснуться голой рукой, кожа задымится и вся останется на металле. Траектория расчитана со всеми подробностями, учтены погодные условия, карты поверхности. Все должно пройти нормально... Так, скорость падает. Наверное, включились тормозные двигатели. И дополнительные: "Барс" лавирует, выбирая наиболее пригодное для посадки место. Человек не сможет управлять такой махиной при всем желании. Тряхнуло. Вылезли шасси. Тряхнуло еще раз, уже сильнее. Все, "Барс" коснулся поверхности и теперь мчит по сравнительно ровному участку. Страшно подумать, что будет, если мы врежемся во что-нибудь! Все судно, весь огромный крейсер сплющит в одну лепешку, исходящую дымом и горящим пластиком. Наверное, сзади раскрылись тормозные парашюты. Когда "Барс" остановился, в рубке повисла мертвая тишина. Я понял, как привык к постоянному шуму техники, к щелканию заслонок, к говору Пата и Брюса. И теперь все это исчезло в одночасье. Пат облегченно вздохнул: - Cели, слава богу. Теперь наденьте-ка маски. На всякий случай. Я натянул на голову подобие противогаза, клапаны, через которые дыхательная смесь поступала в рубку, были перекрыты. Пат сам встал у люка и взялся за ворот. Щелкнули замки, которые управлялись электронно. Открыто. Теперь только повернуть... И он повернул. Раз, второй, третий. Зашипел воздух в открывшейся щели. Внутрь ворвался поток чужого воздуха, другого, холодного. Да, там, снаружи, было чертовски холодно. Пришлось надеть теплые вещи поверх комбинезонов. Пат набрался смелости открыть люк, но первым на поверхность Фауста ступил я. Почва была твердой, присыпанной серой пылью. Это зола. Вот почему он из космоса кажется серым - вся планета усыпана золой. Катастрофа. Вот, что такое катастрофа планетарного масштаба. Я даже представить себе не мог такой пожар. Ну, теперь еще один ответственный шаг. Вдохнув как можно глубже, я рванул маску и отбросил ее подальше, чтобы не было соблазна одеть обратно. Глаза резанул холодный ветер. Белое раскаленное солнце стояло в зените, но на поверхности царил мороз. Я откуда-то знал, что здесь всегда так, здесь никогда не бывает тепло и все после... после... чудовищного взрыва! Да! Все началось со взрыва, который расколол воздух, поджег его и разметал осколки. Небо затмилось клубами дыма, ядовитого, смертельного дыма, а сама планета сдвинулась с места. Совсем чуть-чуть, но "чуть-чуть" для человека равно миле для планеты. Этого хватило. Дым рассеялся, но небо осталось черным и безжизненным, на нем рядом с безжалостным солнцем горели звезды. Пепел укрыл планету. Теперь уже навсегда. Много лет прошло, прежде чем восстановилась атмосфера и небо приобрело прежний, чуть зеленоватый оттенок. Все это было в моей памяти. Но откуда??? Чужой воздух рванулся в легкие. Нейропрограммирование, "двадцать пятый кадр", мозгомойка. Это все закачали в меня насильственно, без согласия, без сопротивления. Если бы я вздумал противиться, электроника сварила бы мои мозги в собственном соку и преподнесла их на обед начальству. Я дышу. Я жив.
ФАУСТ, ЧЕТВЕРТАЯ ПЛАНЕТА СИСТЕМЫ "ДИВИНА"
Мы идем уже третий час. И не чувствуем усталости. Может быть, это Фауст так действует на нас, но мне кажется, я мог бы идти сутки без передышки. Очень непривычно смотреть на светло-салатовое небо, даже воздух здесь не прозрачный, как на Земле, а чуть зеленоватый. Нужно непременно взять его на анализ: того, что привезли с собой зонды едва хватило на опыты на крысах. В грузовом отсеке "Барса" находился миниатюрный вездеход. Он предназначен не для передвижения человека, а для взятия проб, фотографирования и прочих обычных процедур. "Шмель", так называлась эта машина, полз рядом. Но пока брать было нечего: все вокруг усыпанная золой равнина. Куда ни посмотри, кругом только гладкая, как тарелка, поверхность. Неужели здесь нет гор? Брюс остался на корабле. Пат настоял на этом, говорил, что не следует бросать "Барса" без присмотра. Хотя, от кого его охранять я не понял. Что-то не очень похоже, что здесь может что-то жить. Где растения, которые вроде бы были на фотографиях? Даже самых примитивных я не вижу, не то что травы или деревьев. Мысли опять вернулись к катаклизму, который разрушил здесь... жизнь, если она, конечно, была. В воображении встал гигантский сияющий гриб взрыва, ничего более огромного здесь не видели. Ударная волна сносит все на своем пути, даже горы, все равняет по веревочке. Рушится камень, падают облаками пыли строения. Существа... Все вопит от ужаса, стараясь растянуть последнее мгновение своей жизни. Планета содрогнулась и поплыла в сторону. Очень медленно, но это движение завершило общее разрушение. Трещины раскололи планету чуть ли не напополам. Потом вновь сошлись, когда выплеснулась вековая энергия огня, что позволяет сердцу планеты биться. А потом - все замерло, застыло на долгие тысячелетия. Остается надеяться, что с Землей такого никогда не случится. Мефистофель клонится к горизонту, а вместе с ним идет по небу волна сплошной черноты. Словно небосвод переворачивается, переходит на другую половину планеты, а здесь остается пустота. Холод становится жестче. Наверное, пора возвращаться на корабль, иначе мы и замерзнем здесь, в пустыне. Наверное, ночью температура опускается градусов до тридцати мороза. Но Пат упорно идет вслед за вездеходом. Он что-то высматривает в дали слезящимися от холода и напряжения глазами. - Пат, может, пора нам обратно? Он тряхнул головой. - Нет. И что, каждый раз идти заново? Так мы увидим... Ничего мы не увидим. Заночуем здесь. - Ты что, Пат, сдурел? - меня вдруг словно веревкой потянуло обратно, в теплую рубку. А еще лучше - на Землю. - Мы же замерзнем! Гляди, у тебя уже щеки побелели. Ведь... - Нет! - и он уходит вперед. Что мне делать? Следовать за ним, у него компас, карта. Я только потеряюсь в этой чертовой пустыне. Говорят, в степи легче заблудиться, чем в лесу - нет ориентиров. Так и здесь. Ты можешь часами наматывать круги и упасть от изнеможения. Кости твои найдут лет эдак через десять. Сумерки все гуще. Скоро ночь и еще неизвестно, что происходит здесь ночью. Какие твари укрываются под землей, прячутся от яркого света, чтобы ночью выйти на охоту - охотиться друг на друга. Я посмотрел на небо. Оно усыпано звездами. Есть ли среди них наше Солнце? Может, вон та тусклая звездочка? Вот, судьба занесла. Будто играет кто мною, двигает, как фишку, по игровому полю. Один ход, второй - красная клетка, зеленая клетка. Игрок радуется или огорчается, но для него это игра, а для меня - жизнь... У Фауста, наверное, нет луны. Ничто не восходит ночью на небосклон. А жаль. Интересно было бы посмотреть на чужую луну. Огромная она или крохотная, ярко ли светит или подобна далекой звезде, тусклый кружочек. В нахлынувшей темноте я с трудом различал силуэт Пата впереди и если бы не жужжание вездехода, обязательно отстал бы. И откуда в нем столько упорства? Знать бы еще, что он тут ищет. - Майк, - Пат остановился. - Давай, пожалуй, передохнем. А то ведь сколько уже прошли. Разумная мысль. Пат остановил вездеход, зажег фонарь - связка прозрачных трубок, наполненных жидкостью. Их нужно надломить или открыть и они начинают светиться синим. Мы набили желудки безвкусными концентратами, посидели немного, глядя в темноту и вновь отправились в путь. Два идиота и машина. Под ногами хрустела пыль вперемешку с пеплом. Идти в полной темноте, ориентируясь только на звук ползущего впереди вездехода, более сумасбродной затеи не придумаешь. Неужели машина, раз она такая умная и правильная, сама определяет, какие фрагменты почвы нужно взять, неужели ей требуется сопровождение? Пат нес фонарь, но света от него было мало. Я видел только голубое пятно, плывущее впереди, да звук его шагов. Вдруг обычный хруст заглушил звук... металлический звук, полузвякающий-полувизжащий. Фонарь дернулся в руке Пата. Все затихло, по фонарю я понял, что Пат остановился. Что-то случилось. Я бегом догнал своего спутника. Тот трясся будто от холода. - Назад, Майк, отойди назад... - шептал он и сам пятился, размахивая перед собой фонарем. Я выхватил из кармана десинтор и коробок спичек. Зажег сразу три. О, Господи!.. Прямо перед нами зияла огромная трещина в земле. Настоящее ущелье. Но не очень глубокое, примерно в два человеческих роста. Но внизу... Внизу яма была полна змеевидных тел. Их там, наверное, были тысячи. Все ущелье кишело ими. И еще я увидел наш вездеход - помятый, искореженный, он то исчезал под покровом змей, то выныривал на поверхность. Они рвали его на куски, рвали прочнейший металл, какой не разорвет даже взрыв! Мне стало плохо. Все внутри затряслось от ужаса и отвращения. Тошнота выворачивала внутренности наизнанку. Но потом стало легче. Я поднял глаза на Пата. Он стоял белее мела и все глядел туда, где змеи дожевывали остатки вездехода. Пат будто окаменел, глаза его расширились, стали абсолютно круглыми. Ведь он шел первым. Еще один шаг - и змеи жевали бы его вместе с машиной. Кишащая масса довольно чавкнула, поглотив последний кусок.
* * *
Ночь оказалась необычно короткой, почти вдвое короче земной. Яркий Мефистофель не спеша поднялся над горизонтом, разогнал морозную мглу. Весь остаток ночи мы просидели у ямы, слушая шуршащий звук, которые издавали змеи. Иногда я бросал туда камешки - змеи моментально проглатывали их или размалывали и потом глотали. Что же это за твари такие? Чем они питаются? Не почвой же. Едят друг друга? Жуть... Утро сбросило с сердца тяжелую глыбу страха. При свете даже змеи казались не такими отвратительными. В воздухе и впрямь висела сизая дымка. Ну конечно, ведь мороз ночью был под сорок, если верить карманному термометру. Сорок по Цельсию... Фауст - холодная планета. У него уже нет раскаленного ядра, остается надеяться только на те капельки тепла, что дает солнце. За ночь суставы свело от холода, пришлось приложить кое-какие усилия, чтобы встать и разогнуться, заставить остывшую кровь вновь устремиться по сосудам. Пату явно было хуже, чем мне. Может, его комбинезон был тоньше, может, он просто хуже переносил холод. Лицо его было белым, таким белоснежно-сияющим, что я даже испугался. Волосы покрыты изморозью, иней висел на ресницах и щетине. Но он встал, расправил плечи и сделал неуверенный шаг. Ему словно приходилось заново учиться ходить, такими гротескными были движения: Пат взмахивал руками, теряя равновесие, приседал, расставлял руки, словно хотел ухватиться за воздух. Наконец, мы достаточно разогрелись, чтобы нормально двигаться. Идти было легко: в пепле четко отпечатались наши следы и две полосы от шин вездехода. К тому же, далеко-далеко, окутанный туманом, виднелся нос "Барса". Пат все время держался за голову, тер лоб и глаза. - С тобой все нормально? - спросил я, потому что уже начал волноваться. - Нет... - его голос сорвался, растянулся стоном; Пат упал на колени, прижимая лоб к ногами. - Уходите... домой... возвращайтесь на Землю... Я не могу! Я не могу вернуться! Так, это уже серьезно. Человек может сойти с ума от страха, Пат... Нет, не думать об этом! У них слабая психика - это семейное. У них у всех слабая психика. Я тряхнул Пата за плечи, поднял его лицо - из глаз струились слезы, тут же замерзая. Щеки Пата сплошь были покрыты корочкой льда. - Прекрати, Пат! - я тряс его изо всех сил, но он не желал приходить в себя, голова безвольно тряслась на плечах, он весь обмяк. Слышишь! Вставай! Я боялся, что глаза Пата замерзнут и тогда он навсегда ослепнет. Мне самому приходилось сжимать веки, оставляя только узенькую щелочку. А глаза Пата были широко раскрыты и полны слез. И уже блестели на белках острые кристаллики. Тогда я поднял Пата, перекинул через плечо и бегом бросился к кораблю. Бежать было далеко, странная атмосфера Фауста искажала расстояния, так что понять, сколько еще осталось, было совершенно невозможно. Пат бился, размахивал руками, колотил мне по спине коленками. - Брось меня! Брось! - кричал он. - Мне нелья туда! Наконец, мне надоело это да и спина, должно быть, у меня уже вся в синяках. Я поставил его. И ужаснулся, заглянув в его глаза. Абсолютно безумный взгляд: глаза бегают, что-то ищут, но они лишены выражения. - Они меня зовут туда, - Пат указал рукой мне за спину. Туда, откуда мы пришли. Все, потрясение сказалось на его рассудке не самым лучшим образом. - Извини, Пат, но я не пущу тебя. Я вложил в этот удар всю силу, какая только у меня была. И в добавок бросил вперед свое тело. Вывернул кулак, выбил две фаланги на среднем и безымянном пальцах, но Пат упал на землю с рассеченной бровью. До сотрясения не дойдет, но это угомонит его на несколько часов. Вчером мы уже сидели в рубке. Вернее, сидел только Пат, Брюс кружил вокруг него, пытаясь помочь чем только можно, я просто мерял рубку шагами. Похоже, Пат немного пришел в себя и теперь мог говорить связно. - Эти твари, что сожрали вездеход, - разумные, - говорил он. Это казалось абсурдом. Как такое мерзкое и низкое существо может обладать разумом? Или это и есть контакт, которого ждали годами? Не нужны нам такие братья! Порождения чуждой нам природы оказались нашими естественными врагами. Хотя, как мне кажется, они были врагами всего, что способно жить. - Они так охотятся, - продолжал Пат, - они превосходные телепаты. Боже, они владели мною! Они хотели, чтобы я прыгнул в их яму, потому что уже пять дней им не попадалась дичь. Они голодны. - Пять дней? Значит, у них есть соседи на Фаусте? - Конечно, - кивнул Пат, - Фауст населен так же густо, как и земля людьми. Большинство животных живет в толще коры. Под землей, короче говоря. Там вырыты целые пещеры, лабиринты с залами, тоннелями. Из всей здешней "живности" разумом не обладает только один вид: пауки. Пауки тоже живут в подземных тоннелях, но живут обособленно. Они не проявляют агрессии и потому служат пищей для всех плотоядных. - И все это ты узнал... от них? - по-моему, Пат просто бредит. - Вначале я сопротивлялся им, я задавал вопросы и у них не было другого выхода, кроме как отвечать. Но в конце концов я устал, а их было много и они сильны. Боже, я действительно готов был броситься в ту яму... Майк! - Пат схватил меня за руки. - Мы обязательно должны спуститься туда, мы должны, понимаешь! Мы сфотографируем их, этим снимкам не будет цены! Ведь это... это другая, иная жизнь! - Пат, ты что, идиот? Ты понимаешь, что это верная смерть? При чем тут мы? Мы вернемся и пусть хоть слушают наши рассказы, хоть моют нам мозги - память все равно останется. И пускай они лезут к черту в пасть, пускай пригоняют сюда целые армады и разносят планету по кусочкам, если им захочется посмотреть, что у нее внутри. Мы тут при чем? - А ты разве не хочешь войти в историю? - Больно надо... - А ты помнишь запуск того линкора? Самого первого. Ты ведь завидовал пилотам, ох как завидовал, и попробуй скажи, что это не так. Ты хочешь. Это нормально - стремиться к известности. Но ты боишься, вот в чем твоя проблема! - Со своими проблемами я разберусь сам. Без твоей помощи. - Нет, Майк, ты боишься, боишься, я вижу, что боишься... В голосе Пата появились нотки издевки. Он повторял "боишься", глядя мне в лицо, хотел, чтобы я сказал "нет!". Проверял на слабо. А слабо залезть в пещеру, где полно кровожадных уродов? И тогда я убедился, что Патрик Доннован - сильный телепат и понял, что теперь мне нужно его опасаться. Да, он играл на моих чувствах, на том, что было в самой глубине, но до сих пор кровоточило, стоит только задеть. В раннем детстве со мной произошло кое-что. После этого я дал себе клятву никогда не бояться, потому что сам страх вызывал у меня тошноту. А сейчас я действительно боялся - за свою жизнь, еще только начатую, за то, чего я никогда, может быть, не увижу... - Замолчи, Пат! - Боишься, боишься... - Послушай, Патрик, да, ты выбрал верный путь, но пройти его до конца тебе не удастся. Подумай о себе и о Брюсе. Ведь он твой брат, да? А у него есть документы? Прописка, Пат, паспорт? Есть? Наверняка нет. Так что, лучше тебе помолчать. Он моментально заткнулся. Вот она, главная ошибка, которую так часто совершают люди - никогда ни с кем не откровенничай. Или все сказанное может использоваться против вас в суде. Так зачастую и происходит. Патрик сам дал мне в руки идеальное оружие против себя. Я без труда мог вернуться на Землю, доставив его в полубессознательном состоянии или просто связанным, и сдать полиции его брата. А самого Пата отправили бы общественные работы. Пожизненно. На эти несколько минут мы стали врагами. Но потом взгляд Доннована потух. Он понял, что беззащитен против меня. И даже в данный момент. Я офицер, я окончил Академию, которая выпускает лучших на Земле пилотов. Неужели же у меня нет пистолета в кармане или хотя бы ножа за сапогом! Конечно есть. Он опустил голову. - Пойдем, Майк, - Патрик уже просил, - пойдем со мной. - Чтобы прыгнуть в яму со змеями? - Нет. Я всю жизнь хотел стать первым. Всю жизнь я стремился к чему-то, что сделало бы меня знаменитым. Я хотел написать книгу, писал ее семь лет! Я написал замечательную книгу о настоящих людях. Но... не сбылась мечта. И вот теперь мне представился такой шанс... Это знак свыше, Майк, такого больше не будет. И если я упущу его - все, моя жизнь окончится, потеряет смысл. Пойдем...
* * *
Пат поставил на карте жирный красный крест на том месте, где по его словам находился ближайший, а так - один из многочисленных входов в подземный город. Он так его и называл - город. Мне бы его уверенность. Но чем черт не шутит. Кроме моего десинтора, с которым я последний раз расставался на первом году учебы в Академии, я взял один из "Шершней". Мое любимое оружие, заслужившее любовь прежде всего компактностью и отсутствием дешевых эффектов, как то пули, разносящие цель вклочья. К чему это? Достаточно дать толчок, обычная разрывная пуля, а потом маленькую, но очень жаркую искорку, и то, что может взорваться, взлетит на воздух само. ...Пат взглянул в очередной раз на карту и остановился как вкопанный. - Здесь, - изрек он, сложил широкий лист грубой бумаги и засунул его в карман. Из того же кармана показалось оружие - "Шершень". Значит, в его голове еще остались осколки здравого рассудка. Только это пижонство - идти, как в фильме, с пистолетом на перевес. Грош цена тому стрелку, что не может в долю секунды выхватить оружие откуда бы то ни было. А на человека с пистолетом в руках, естественно, внимание обращают в первую очередь. Впрочем, пусть, он будет приманкой, а я буду действовать. Только вот где вход? Под ногами... Нет, вот выглядывается из-под слоя золы железное кольцо. Пат ухватился за него обеими руками, но это было излишним. Люк открылся легко и даже без скрипа. Я заглянул в глубокий колодец, Пат с недоверием покосился на лестницу из скоб, вбитых в стену. Камень гнилой, металл ржавый... Но Пат полез вниз первым. Зажег там синий фонарь. Я прикрыл за собой люк. Подземелье - ожившая картина средних веков. Длинный, утопающий в пыльной дымке коридор, выложенный камнем. Правда, освещается не факелами, а "вольтовыми лампами". Они уже давно вышли из употребления на Земле... Но это они, без всяких сомнений: стеклянный шар, внутри выгибается электрическая дуга, и свет от них резкий, неприятный. Откуда они здесь?.. Коридор разветвлялся, расходился в стороны, разделялся на множество других коридоров. Где-то в глубине этого лабиринта пульсировал низкий, очень мощный гул на грани инфразвука. Думаю, я чокнулся бы проживи в таком гуле хотя бы неделю. Я чувствовал, как звук бьется в каждой моей косточке, заставляя их содрогаться... Пахло озоном и гарью. Это от ламп - воздух был наполнен как запахом электричества, так и самой материей этого до сих пор не изученного феномена. Волосы на голове стали жесткими, неподатливыми, встопорщились. Я боялся за свой десинтор - все-таки это очень хороший шанс выжить в случае чего, но принцип его работы... Десинторы горят во время грозы, а здесь, вокруг меня, сотни молний были заключены в банки. Рядом шумно выдохнул Пат. Видно, что он боится гораздо больше моего. Но им движет упорство, а этот двигатель имеет полное право называться вечным. Хотя, кто знает, что закачали ему в мозги на Земле. Я вздрогнул, когда представил себе борьбу подсознательной программы с набором естественных инстинктов и желаний. Так и становятся сумасшедшими, по вине мозгомойщиков, которые не учли чего-то там. Мы двинулись вперед. Иногда стены отражали звук шагов и тогда сердце замирало, совсем останавливалось, чтобы потом пуститься в бешеную пляску. Мы долго петляли по коридорам, уже осмелев и набравшись наглости не замирать и не прижиматься к стенке при каждом шорохе. И даже низкий гул, от которого дрожали мозги в голове, отошел в сторону. Воистину, к чему угодно привыкнет человек! И вот, наконец, в другом конце коридора в бело-голубом сиянии мы увидели силуэт. О, Господи, ведь это человек! И голова, и руки-ноги все человеческое! Он тоже остановился, увидев нас. Постояв минуту на месте, я двинулся вперед. Зашагал уверенно, чтобы показать ему, кем бы он ни был: "Мы пришли без зла в душе, мы не хотим неприятностей, только несколько фотографий. И, если можно, ваш автограф..." Он был одет в серое. Нечто среднее между мантией и накидкой, все очень поношенное, истертое. Да, это человек. Но шок уже прошел. У меня выработался иммунитет к потрясениям. Теперь все необычное я воспринимал как должное. По крайней мере, выглядел он как человек. - Пат, убери пистолет, - сказал я через плечо. Он стоял и смотрел на нас двоих, подходящих все ближе. Вполне человеческое лицо. Я поднял руки в примирительном жесте. - Мы не хотим неприятностей, - начал я. - Nouveau? - интонация была явно вопросительной, но язык... Язык знакомый, но я его не знаю. Язык земной. - Что, простите? - переспросил Пат. - Язык, на котором он говорит, земной, - сказал я, полуобернувшись. Вы не говорите по-английски? Он сморщил лоб, помолчал немного, походил от стены к стене. Потом остановился.
- Да... но... мало... трудно... черт! плохо, вот. - Вы с Земли? - снова спросил Пат. Он кивнул. - Да. A propos, вы тоже? Dieu sait, что за совпадения! Вы только вторые с Земли! А я вот, поглядите, книгу пишу, так сказать. "Feuilles d'automne" назвается! Воспоминания о доме, так сказать... Слышите, обязательно прочтите! И он расхохотался, уходя в темноту коридора. - Псих, - заключил Пат, провожая его взглядом. - Псих, - согласился я. - И почему-то мне кажется, что здесь все такие. Посмотри. За пеленой электрического света виднелся вход в зал. Там, судя по звуку, было много... людей? Мы пошли вперед, чувствуя, что сердце все-таки не на месте. Да, это были люди. Всех национальностей и цветов кожи. Все они были собраны в одной комнате, каждый занимался своим делом. Жуткое зрелище - они все сумасшедшие! Я вошел и тут же подпрыгнул от неожиданности: пожилой седовласый толстяк в костюме образца девятнадцатого века стоял чуть в стороне и постукивал меня тростью по спине, приговаривая: - Recht gut, mein lieber junge. Я отшатнулся, налетев на девушку с всклокоченными рыжими волосами. Она остановилась в нерешительности, теребя руками затертую тряпку. Она смотрела куда-то сквозь меня, губы ее шевелились, произнося слова на английском. Совершенно бессвязные слова. А ведь Пат учил меня... Нужно просто представить себе, что... что мысли человека... что ты видишь их, нужно придать им форму и взять, только очень осторожно... О, великое Небо! В голову мне хлынул поток образов - настолько ужасных, что можно лишиться рассудка от одного их вида. Люди казались этой девушке уродами с пухлыми белыми лицами, люди, как она их видела, были гротескными фигурами, облитыми прозрачным воском. А среди людей бродили полузвери-полуптицы, собаки с пучком змей вместо головы, гигантские сороконожки. Я задохнулся, выбросил из себя всю эту гадость, но еще несколько минут цеплялся руками за стену, сдерживая тошноту. Девушка стиснула пальцами свою тряпку и отправилась в обход по залу. Все лица, шепчущие, кричащие рты, безумные глаза слились в одну харю, жирную, потную, с огромным слюнявым ртом и водянистыми глазами. Она выкрикивала что-то прямо мне в лицо, бросала в меня словами будто комками грязи. Смеялась. Хохотала. А под конец такая же огромная рука сбила меня с ног, накрыла ладонью. Я очутился в темноте, духота сдавила легкие. Я рвался, бил ногами и руками, но ладонь все опускалась, пока не прижала тщедушного человечишку к полу. И раздавила, как муху.
* * *
Я не терял сознания, просто провалился в подобие сна. Смертельная слабость разлилась по телу, так что двигаться я не мог, но все видел сквозь прикрытые веки и слышал. Пат тащил меня по коридору, подальше от зала. Свет "вольтовых" ламп бил в глаза, после чего черный камень расцветал радужными пятнами. Все время внутри бурлило желание поскорее очутиться дома. Дома, на Земле, где нет подземных лабиринтов, наполненных идиотами. Где не витают в воздухе чужие галлюцинации или хотя бы не лезут в твою голову. Пат волочил меня по полу, взяв за плечи. Ему приходилось идти спиной вперед. Представляю, какое неудобство он при этом испытывал. Наверное, мыцы спины постоянно напрягались в ожидании удара. Наконец, он бросил меня у стены и сел рядом. Я попытался позвать его, но губы почти не подчинялись мне. - Па-ат... - простонал я. - У... у-х... давай... уйдем... - Да я бы с радостью, если бы тебя тащит не надо было. Снимки я сделал. Хотелось бы больше, но, если что, хватит и этих. Сам факт существования этого, - Пат обвел рукой каменные своды, - на чужой планете за десяток световых лет от Земли стоит миллионы. Ничего, Майк, вернемся - получим столько, что тебе никогда больше не придется работать. - Не выйдет. Я почувствовал, как вздрогнул и откинулся к стене Пат. Его рука мелькнула у меня перед лицом, а спустя секунду в ней уже блестел "Шершень". Даже моя слабость испарилась перед лицом возможной опасности. Я и не заметил, как вскочил и выхватил из кармана десинтор. Заодно и испытаю его на работоспособность. По одному из коридоров, что соединялись с нашим, шел человек. Мужчина, что можно понять по одеянию и голосу. Он шел спокойно, непринужденно, будто встретил на улице пару прохожих. - Стой! - крикнул Пат, щелкая предохранителем. Вот идиот! С предохранителя нужно снимать сразу, потом может быть поздно! Мой палец завис над кнопкой. Я в любой момент готов был превратить незнакомца в кучку пепла. - Пожалуйста, если вы просите, - он остановился, поднял руки и улыбнулся. - Так лучше? На вид ему было лет сорок пять-пятьдесят. Лицо вполне нормальное, осмысленный взгляд. В общем, на психа не похож. - Оружие на пол, - я качнул стволом десинтора. - Помилуйте, какое оружие? Нет у меня его. Мне что-то не очень верилось. - Пат, держи его, - сказал я, а сам подошел и, глядя прямо в лицо, обшарил его карманы. И впрямь чисто. Да и не было в нем агрессивности. Что ж, нужно учесть ситуацию. А теперь - попробуем наладить отношения, встретили мы его не очень дружелюбно. Я засунул десинтор за пояс, чем вызвал удивленный возглас Пата. Конечно, любой выпад в мою сторону будет стоить ему обоих рук, но Пату-то об этом откуда знать? - Вы, наверное, новенькие? - спросил незнакомец, опустив руки. Слово-то какое - новенькие... Как в школе. - Не знаю, что вы называете "новенькими", - ответил я, отходя назад. - Вы тоже с Земли? - Естественно. А кого вы здесь видели не земного происхождения? - Какого же черта... - Я объясню, - незнакомец сел прямо на пол. - Меня зовут Аркадий Ковинов. Русский, как вы могли догадаться. Почему, по-вашему, наше солнце назвали Мефистофелем? Оно подобно дьяволу завлекает сюда человеческие души. Фауст - парадокс. На самом деле его и не существует вовсе. Понимаете? Вы ведь не знаете точно, куда приводит ваш корабль серия прыжков через Пространство? Вот, а пути в Пространстве могут и изгибаться, и закручиваться - что угодно. Мне показалась странным его охота разговаривать с нами и объяснять все это. Почему вот так, спонтанно, увидел кого-то - и пустился в научную теорию... - Да, - продолжал незнакомец, - Фауст есть на картах, вам известны его координаты, но попытайся вы запустить сюда корабль или зонд без прыжков через дыры - ничего не выйдет. А я знаю, кто вы. Все-таки массовое сумасшествие не обошло его, как показалось сначала. На то, чтобы поменять направление разговора на противоположное, у него уходила секунда. - Да? - странно, откуда он может меня знать? - И кто же я? - Вы - Майкл МакФастер, ваше судно называется "Барс", крейсер класса "3". Я прав? Я услышал, как крякнул сзади Пат. Ковинов довольно улыбался. - А вы... - он показал пальцем на Пата. - Молчать! Доннован шагнул вперед и сунул ствол ему прямо под нос. - Молчать, я сказал, - повторил он. - Слушай ты, псих, катись-ка отсюда! Лицо Ковинова стало желтым, будто воск. С него моментально слетело все дружелюбие. Я понял, что он собирается сделать по тому холодному блеску, что колыхался у него в глазах. Пат совершил ошибку. Но я успел. Я подскочил раньше, чем рука Пата, в которой он держал пистолет, затрещала бы и выгнулась в другую сторону. Этот Ковинов, оказывается, неплохой боец. Таким приемам обучают десантников: молниеносная атака и почти всегда смертельный исход. Сломанная рука была бы только началом заранее продуманной комбинации, в результате которой Пат валялся бы на полу, захлебываясь собственной кровью. Резким толчком я отбросил Пата в сторону, так что Ковинов не смог дотянуться до него. Это и спасло первого пилота. Ковинов глубоко вдохнул, его лицо приобрело нормальный цвет. Психотренинг, вот что это такое. Они уродуют свой разум с тем расчетом, что в критическую минуту можно отключить все эмоции, оставить только способность к расчету и желание убивать. Идти против такого человека верная смерть. - Капитан, вы забываетесь! - крикнул он. - Поднять руку на старшего по чину - это трибунал! - Что вы несете? - я в изумлении отступил. - Какой капитан? Ковинов бросил на меня сожалеющий взгляд. - На полу, у ваших ног, лежит капитан Дмитрий Аматеев. Сотрудник внешней разведки Европейского союза, бывший лейтенант ВВС Росии. Меня отбросило вбок. Уже лежа на каменном полу, я увидел, что Пат заносит руку для удара. Это смертельный удар, попади он в цель. После такого удара уже не встают. И события стали мелькать чуть ли не со световой скоростью. Ковинов рванул на себе одежду, смотал в жгут - и через мгновение уже был позади Пата, набрасывал жгут ему на шею. Пат судорожно вскинул руки, лицо его побагровело, но сопротивление длилось всего несколько секунд. Потом противно хрустнула шея, Доннован осел на пол. Из его носа показалась темно-красная змейка.
* * *
Мы шли по коридорам вдвоем: я и человек, назвавшийся Аркадием Ковиновым. Позади осталось тело того, кого я считал товарищем. Он умер быстро и... он умер хорошей смертью. Так мечтали умереть все древние воины. Если в этой дыре есть люди, кто сумел сохранить в себе рассудок, его найдут и, может быть, даже похоронят. Если нет, что ж, так и будет лежать посреди коридора тело капитана Дмитрия Аматеева. Многое из того, что рассказал мне Ковинов, глубоко задело меня. Познакомившись с такими вот аномалиями Вселенной, как планета Фауст вместе со своими соседями и жаркой звездой, правительственные органы сочли планету идеальным местом для "отвергнутых обществом". Для преступников и умалишенных. Их отправляли сюда тайком, в отдельных капсулах, снабженных минимальным запасом кислорода. Раз в месяц на Фауст посылали танкер, груженный пищей. На нем прилетали двое, выгружали концентраты, сваливали их в одну кучу в самом большом зале и уходили. Но по ошибке или вследствие недостаточного расчета рядом с сумасшедшими оказались все те, кого следовало бы приговорить к смертной казни. Маньяки, террористы - среди них были люди грамотные, хорошо образованные, даже интеллигентные. Элита преступного мира в ней нет "отбросов". Они нашли остатки цивилизации, некогда существовавшей на Фаусте, цивилизации развитой, которая сама себя и уничтожила. И они же видели, что не пройдет и половины века, как восстановится экобаланс на планете, что снова взойдут семена, зашумят леса, заволнуются моря. Танкер возник в небе, как всегда, подобно яркой звезде. У пилотов была дурная привычка: выныривать из Пространства почти у самой границы атмосферы, то есть в разреженных ее слоях. Уже через несколько часов пилоты лежали в промерзшей насквозь земле, а их место заняли двое... Фауст скрывал в себе много больше, чем я даже мог себе представить. Были и подземные бункеры, отлично укрпленные и оснащенные, и хранилища для оружия, при чем полные. И ангары для межзвездных судов, которые ухитрялись угонять с земли отдельные личности из местной управляющей кучки. И сейчас они все направлялись к Земле. Отвергнутые хотели мести. Это не было самоубийством, Фауст вполне может служить пристанищем для человека, а там, глядишь, и на Землю можно будет вернуться. Они работали долго и упорно, они придумали, как обойти защиту, спутники. Удар будет сокрушительным и неожиданным. Мне стало плохо, когда я услышал это из уст Ковинова. Ведь там мой дом! Мне плевать на остальных, но там, черт подери, мои друзья и родные! Они и видеть никогда не видели всех этих "отвергнутых", как они любят себя называть! Но - поздно. Что сделает один наш "Барс", который, к тому же, третьего класса?.. Скрипнул люк. - Познакомьтесь, - сказал Ковинов, - вот настоящий Патрик Доннован. "Брюс" улыбнулся и протянул мне руку. Совершенно иной человек сейчас стоял передо мной - не замкнувшийся в себе больной аутизмом, а нормальный человек с живым взглядом. - Мне очень жаль, что пришлось вас обманывать, - сказал он. У меня давно были подозрения насчет душевного здоровья Аматеева. Я внимательно посмотрел ему в лицо. - Скажите, а у вас есть родные на Земле? - спросил я. - Вы убежали от судьбы! Интересно, сколько еще таких разлетелось по ближайшим планетам? - Не говорите глупостей, Макфастер! - отрезал он. - Мы здесь для того, чтобы предотвратить то, что уже, к сожалению, началось. Не наша в том вина, не мы отправляли сюда преступников вместо того, чтобы расстрелять их. Планы не сошлись. Как все просто - не сошлись планы. Ну подумаешь, гос-споди, в этот раз не вышло - получится в следующий... Как мне все это осточертело! Почему человек так бессилен? Почему я не могу топнуть ногой и разнести этот проклятый мир? Почему?! Я здесь, а где-то в глубинах пространства и времени чадит, окутан огнем, мой дом! И я не... А-а-а!!! Как мне хочется вырвать себе сердце и бросить в грязные рожи тем ублюдкам, что довели до этого! Нате, жрите, скоты! Подавитесь! Я упал в кресло первого пилота. Мне плевать, сможет ли эта колымага взлететь или нет. Не сможет - хрен с ней, со мной, со всеми нами. Пусть бьется в дребезги, я первый прыгну в огонь! Завелись двигатели. Там, немного справа, есть ущелье. Разгонюсь и... Будь что будет. Ущелье очень широкое, может, удастся взлететь, как взлетают планеры. Раз уж есть во Вселенной планеты подобные этой, так почему же не может взлететь с места какой-то вшивый кораблик, которому грош цена? В мире вершаться дела гораздо более непонятные. Серая пустыня несется под колеса. Такой корабль - уже сам по себе парадокс. Это ж надо было догадаться - построить крейсер по типу старого "Бурана", который вообще почти самолет. Я закрыл глаза и рванул на себя штурвал. Минимум ручного управления, который все же предусмотрели строители "Барса"... И те долгие секунды, что отползал назад край пропасти, я ждал рывка вниз, а затем - пустоты. Но судьба сжалилась надо мной. И свершилось чудо!
Перегрузки были дикие. Меня вдавливало в кресло так, что казалось - еще немного и глаза вылезут из орбит. А когда, наконец, ушла тяжесть, тело взорвалось другой болью. Крейсер нырнул в черную дыру.
* * *
От шока я очнулся не сразу. Несколько минут прошло, прежде чем я вновь обрел способность ориентироваться в пространстве. Открылись заслонки, я взглянул на Землю. Огромный шар прямо под нами. Как всегда окутан голубой дымкой... Но под ней догорают сполохи взрывов. Гигантских взрывов, раз их видно из космоса. И плывет черная муть над материками. Громадина крейсера ворвалась в атмосферу, засияла, будто болид. Чиркнули колеса из сверхпрочного пластика по посадочной полосе Чикагского космопорта. Я с трудом открыл люк, толкнул его. На бетон полосы осыпались куски нагара. Посреди того, что раньше было космопортом, будто черный палец, возвышалась башня метеостанции. Я взбежал на самый верх, вышел на смотровую площадку. Они поработали на славу. Кое-где еще колыхалось пламя пожара. По бортовому времени мне понадобилось примерно четыре часа на то, чтобы проделать путь от Фауста до Земли. Здесь прошла почти неделя. Все, все выгорело, все было черно и безжизненно. Земля сочилась едким дымом, догорая. В небе плыли густые клубы гари... И мы, трое, наверное, единственные люди, что взирают на этот ад. Я знаю, как все было. До последнего момента стояли, уснув, военные корабли. До последней секунды не отдавались команды. И вот ударил с черных небес огонь. Кара божья! Люди мечутся в ужасе. А сверху льются потоки напалма, огонь растекается по земле, жгет дома, тонут в пламени человеческие фигуры. И так - везде. "Они" долго готовились. "Они" накрыли пылающим покрывалом всю Землю... Я механически спустился с башни, вышел из космопорта. Зона насаждений, что окружала комплекс, была вширь два километра. Я шел, спотыкаясь о черные пеньки, когда мой взгляд упал на опаленный цветок, чудом сохранившийся после пожара. Он лежал в золе и был обречен на гибель. Ствол его уже потемнел, а желтая головка упала в пепел. Желтые некогда лепестки сохранили свой цвет только у самого пестика. Я поднял его и положил на ладонь. Покойся с миром на долгие столетия. In pace requiescat!..
ЭПИЛОГ
Ведьма и Свон улыбнулись друг другу. Им обоим понравилась игра. Да, это поистине было произведение искусства - тот мир, что они создали. И главное - игра перестала быть стандартным противостоянием белого и черного. А исход... ну, так уж вышло. Игра она на то и игра. Они в последний раз посмотрели вглубь Сферы и с сожалением взмахнули руками. Все исчезло, Сфера очистилась для следующей партии. И они ушли. - Партия окончена! - прогремел голос. - Начинается новая игра. Игроки...
КОНЕЦ
сентябрь - ноябрь 1999