– Это хорошо. А то на твой стук людишки набегут – и мне не поздоровится.
– Я ж не совсем без понятия…
Молчаливая веревка досталась Мирчо еще год назад, по случаю. Соседка добро покойного мужа продавала – отчего не взять? В хозяйстве всегда пригодится. А в лесу – тем более.
Дровосек побрел между стволов. Кресты, кресты, кресты… А вот и клен с колокольцем – медным, объемным, но тонкостенным. По нижнему краю выбиты руны, внутри – короткий язычок. Кажется, что деревянный, но кто знает?
– Эй, парень!
Мирчо вздрогнул и едва не сел на снег. Колоколец едва заметно вибрировал. Голос раздавался от дерева.
– Чего тебе? – хрипло спросил дровосек.
– Поговорить хочу. Тебя как зовут?
– Мирчо.
Сказал – и понял, что совсем зря отозвался. А уж свое имя называть – вообще глупость.
– А, так ты – Мирчо Мраков, дровосек?
Казалось, колоколец, приросший к дереву, гудит на весь лес.
– Тише! – попросил Мирчо.
– Неужели ты, Мирчо, стал браконьером? – продолжал вещать клен.
Дровосек выхватил из кармана веревку, поспешно начал разматывать ее вокруг дерева. Когда круг замкнулся, шум леса сразу стих. Теперь тем, кто остался снаружи, не было слышно, что происходит внутри, а тем, кто внутри – ничего не слышно снаружи.
– Неужели ты собрался рубить меня прямо сейчас, Мирчо? – осторожно прогудел колоколец. – Даже не спросишь, кто я и откуда?
– Лучше скажи, откуда сам меня знаешь? – спросил дровосек.
– Так ведь я стражником был в городе. Пошлину на воротах собирал.
– А как тебя звали?
– Не помню, – то ли дерево и правда не помнило имя стражника – такое случалось сплошь и рядом, – то ли лукавило. – А ты всех стражников знал?
– Нет, конечно. Сунешь кому-то монету – и идешь дальше. Все вы одинаковые, до денег жадные – зачем имя спрашивать?
– Нехорошо так говорить о государевых людях… Ну да ладно – речь сейчас о тебе. Ты, выходит, лес теперь против закона рубишь? – продолжал цепляться к Мирчо клен. – Взыщут с тебя за это, суровым стал закон.
– Ты-то откуда знаешь?
– К нам приходят люди. Рассказывают. А я всегда законами интересовался. Тем более законы о лесном браконьерстве теперь меня напрямую касаются. Правда, с другой стороны.
– В каком смысле?
– Как потерпевшего. Не привык я быть потерпевшим.
Мирчо вздохнул и вытащил топор, попробовал пальцем острие. Зазубрина, другая… Надо бы поправить инструмент. Дерево сказало: «Приходят люди». Значит, само оно человеком себя не считает. А дерево – оно и есть дерево. Дрова.
– Может, ты пообещаешь, что никому меня не выдашь, если я тебя не срублю? – предложил дровосек.
Дерево ответило не сразу. Колоколец загудел на низкой ноте – как если бы человек тянул «э-э-э…».
– Как стражник, не могу дать такого обещания.
– Какой же ты стражник, если даже имени своего не помнишь? Но и с каждым стражником у нас в городе можно договориться.
– Деньги мне как-то ни к чему, – прогудело дерево.
– А новый колоколец? Серебряный?
– Украдут.
– Что ж тебе нужно? Хочешь, я тебя летом поливать буду?
– А вдруг обманешь? До лета далеко. Да и дожди часто идут. Лишняя сырость мне ни к чему. Грибы начнут расти.
– Тачку навоза привезу и у корней зарою.
– Вот этого точно не надо!
Сила, наверное, уже наполовину срубил дуб, а Мирчо тратил время на разговоры с будущими досками…
– Чем тебе навоз не по нраву? – спросил дровосек. – Удобрение.
– Я ж не капуста какая-нибудь. Благородный клен. Мне с людьми интересно поговорить, а от навоза запах не тот. Обходить меня будут люди стороной. Зарастет все. А потом придет негодяй вроде тебя и срубит под корень.
– Негодяй вроде меня? – возмутился Мирчо. – Ладно, я смотрю, договариваться ты не желаешь. Мне так даже проще.
– Лучше бы тебе не рубить меня. Грех, – объявило дерево.
– Нет. Ты само напросилось.
Мирчо отложил в сторону мешок с заговоренными катками, скинул на снег полушубок. Мороз пробирал, но несколько ударов – и ему станет жарко. А небо уже светлеет. Пора!
Не успел дровосек поднять топор, как клен закричал:
– Раз уж ты решился на грязное дело, ударь там, где я попрошу! Переруби сразу главную жилу – не хочу мучиться.
– Хорошо. Только скажи мне напоследок: ты дерево или стражник?
– Стражник, конечно, – без тени сомнения загудел колоколец.