О латышских моряках появились заметки в ларошельских газетах. Капитан в свою очередь поместил в газетах объявление о том, что не отвечает за долги своих людей.
Теперь только Волдис и Блав выходили на работу. Механики оказались без помощников. Некому было подать ключи, поднести нужный инструмент. У цилиндров сияли крышки, но некому было залезть внутрь. В машинном отделении под верхними иллюминаторами соорудили леса, чтобы покрасить потолок и стены, но красить было некому.
Тогда капитан заявил, что каждый кочегар должен по меньшей мере два дня в неделю отработать на пароходе, иначе он не получит денег. Бросили жребий, кому когда выходить на работу, заключали между собой договоры, откупались. Блаву обещали литр вина в день, если он отработает за кого-нибудь.
Вначале Волдис не понимал, почему механики и капитан смотрят сквозь пальцы на распущенность кочегаров. Андерсон объяснил ему причины такой снисходительности:
— Видишь ли, в море мы работаем как бы аккордно. Там мы трудимся, как лошади, сверх человеческих сил. Мы это делаем без всякого понукания. В порту же наши аккордные обязанности кончаются, и, по существу, мы имеем право совсем не работать, пока суда стоят у стенки. Мы выполняем, что нам полагается, в море, а если что делаем на берегу, то это наша любезность. Если же нас заставить сейчас работать насильно, тогда в море мы не очень будем следить за манометром, пойдем на неполном пару. Это очень хорошо понимают чиф с капитаном.
Возможно, так оно и было. Возможно, капитан понимал, что необходимо предоставить людям немного свободы, чтобы в следующем рейсе они опять добровольно отдавали всю свою энергию и мускульную силу.
Радист тоже целыми днями слонялся с кочегарами.
Пароход разгружали кранами, так называемыми «крабами». «Краба» опускали в люк, рабочие направляли его к угольной куче, и он вгрызался в уголь. Канаты стягивали челюсти «краба», и он поднимался наверх, наполненный до краев. Подъемный кран поворачивался к набережной, подъезжал грузовик, и «краб» быстро наполнял его.
Волдис обратил внимание на то, что здесь, так же как в Риге, форманы и винчманы кричали на рабочих. Те так же безропотно молчали. Тот же рабский труд, унизительная собачья доля… Рабочему нигде не жилось хорошо. В каждой стране было по-своему плохо…
Украденный Зейфертом уличный фонарь при посредничестве бичкомера продали за тридцать франков. Деньги дружно пропили.
«Эрику» разгрузили за три дня, и в последний вечер на борту появился лоцман. Пароход был готов к отправке в Бордо за грузом, но не мог выйти в море без радиста. Алкснис как раз в этот день поехал в Ла-Рошель, чтобы выкупить свое пальто, заложенное им в каком-то кабачке.
Капитан походил на тигра, готового к прыжку. Рулевой уже стоял у руля. Пароходная сирена запела раз, другой, третий. Алкснис не появлялся. Прилив уже давно освободил кораблю путь к морю.
Прошел час, другой. Еще один час — и корабль в этот день не сможет выйти из порта. Ярость капитана не имела границ. Матросы старались не встречаться с ним.
Наконец появился Алкснис — он приехал в автомобиле, как барии, спокойно вышел из машины, расплатился с шофером, посмотрел на часы, потом закурил сигарету и не спеша поднялся на палубу. Как ни странно, Алкснис совсем не был пьян.
Прежде всего он занялся антенной. Кое-кто из кочегаров без приглашения помогли ему натянуть и укрепить ее, а потом, оставаясь на почтительном расстоянии, стали наблюдать, как он встретится с капитаном.
Получилась довольно драматическая сцена. Алкснис приготовился ко всему. На лице его было написано скорее любопытство, чем беспокойство, когда он подошел к капитану и приветствовал его.
Капитан остановился, по-военному стремительно повернулся к Алкснису и долго пристально смотрел на него, не произноси ни слова. Покачав головой, он с уничтожающим видом выхватил из кармана запечатанное письмо.
— Читайте адрес, — крикнул он.
Алкснис склонился и прищурил глаза.
— Покажите ближе, я не могу разглядеть, — сказал он.
— Не удивительно, что вы не можете разглядеть. Вы многого не видите, даже своего позора! Так слушайте, что здесь написано: «Рига. Главное управление почты и телеграфа». Понятно? Здесь сообщено о вас все. Вы больше не будете радистом, я об этом позабочусь. Как приедете в Ригу — расчет.
— Собственно говоря, именно этого я и ожидал от вас, — спокойно ответил Алкснис.
Его хладнокровие окончательно привело в ярость капитана.
— Вы неисправимый… субъект! — буркнул он сквозь зубы и опять зашагал по мостику.
— Можно идти? — спросил Алкснис, помолчав немного.
Капитан повернулся к нему спиной. Алкснис зажег потухшую сигарету и спустился по трапу вниз.
Пароход вышел в море. Погода была тихая. Внизу, сбросив рубашки, позвякивали лопатами кочегары. Они опять превратились из веселых забулдыг в серьезных рабочих — пристально следили за красноватым огнем, выламывали шлак, и у них даже не было времени утереть пот.
Первые, кто встречает моряков в любом порту, это торговцы: мясники, булочники, бакалейщики, продавцы различных корабельных товаров, прачки, сапожники, портные. В порту Бордо «Эрику» ожидала толпа оборотистых людей. Все они стремились попасть на борт первыми и вручить поскорее карточки своих торговых фирм. Наряду с бесчисленными карточками шипшандлеров многие моряки получили пригласительные билеты небольшого формата, на которых была оттиснута эмблема — красная мельница, адрес заведения и фамилия владелицы.
Но первый день прибытия в порт Бордо ознаменовался не только пригласительными билетами красной мельницы: вспыхнул очередной, уже давно назревавший продовольственный бунт. По пути из Ла-Паллиса в Бордо пароход один день простоял на якоре в Жиронде, напротив городка Пойак в ожидании разрешения на вход в Бордо. Было достаточно времени на то, чтобы по заслугам оценить питание, и все согласились, что дальше так не может продолжаться.
Артельщиком по-прежнему был судовой плотник. Он дважды в день кормил команду рыбой, благо она была здесь дешевая. Зван не раз ворчал на плотника:
— Ты что, думаешь превратить нас в рыб? Или во Франции больше ничего нельзя достать?
Плотник не обращал внимания на надвигавшуюся бурю и продолжал подавать на обед и ужин жареную и вареную рыбу.
Начальство питалось отдельно, артельщиком у них был второй штурман. Они тоже не видели ничего, кроме рыбы, но зато в конце каждого месяца им выплачивали денежную экономию. Зван нечаянно подслушал разговор штурманов и узнал, что у начальства за последний месяц денежная экономия на питании составила около двадцати латов на человека.
— Так дело не пойдет, — заговорил он во время обеда, давясь осточертевшей рыбой. — У офицеров восемь человек, и получается экономия, а у нас шестнадцать — и ничего не остается. Да хоть бы уж кормил прилично. Селедка, треска, кашица, маргарин — разве это еда?
— Топор нас обкрадывает! — крикнул Андерсон.
— Пусть он подавится своей треской! — взорвался вдруг Зоммер, выходя из-за стола. — Я хочу жрать!
— Кто пойдет со мной? — спросил Зван. — Пойдем к плотнику. Пусть покажет счета и выплатит экономию.
Все вскочили из-за стола и во главе со Званом направились к каюте плотника. Тот вышел на палубу с лоснящимися от жира губами.
— А верно, хорошая погода? — спросил благодушно он.
— Какая есть, такая и есть, — прервал его Зван. — Ты лучше скажи, какой у нас остаток продовольственных денег за этот месяц?
— Что? Остаток? — расхохотался плотник, — Ты бредишь, что ли? Остаток! Какой у тебя здесь получится остаток? Того и гляди недостача будет. Все дорого, как в аптеке! Знаете вы, почем здесь мясо? А хлеб? Даже последняя мелочь? — Он стал серьезным, почти сердитым. — Тут голова идет кругом, когда начинаешь соображать, что можно купить и чего нельзя.
— Ничего, Топорик! — усмехнулся Зван. — Мы тебя вылечим от головной боли. Ты тут нас не дурачь. Мы все умеем считать. Это и брюхом сообразишь, что за девять франков в день можно иначе питаться.
— Ну, может быть, вы умные… — плотник обидчиво пожал плечами. — А я для этого слишком глуп.
— Посмотрим, Топорик! — воскликнул Андерсон. — Пусть попробует кто-нибудь другой.
— Пусть, пусть! Мне уж надоело слушать эти проповеди. Вам и сам дьявол не угодит.
После этого в кубрике кочегаров состоялось совещание, на которое явились и матросы.
— Кого выберем артельщиком? — спросил Андерсон. — Я, со своей стороны, предлагаю Звана.
— Я плохо знаю языки… — пробовал тог отговориться.
— А что тебе нужно знать? Покажи пальцем, если не знаешь, как называется. Писать-считать умеешь. Попробуй.