Мурата Бадоева родные оплакивают в закрытом гробу. Террористы расстреляли его одним из первых. И все трое суток на солнцепеке он лежал во дворе школы. Бандиты не разрешали забрать множащиеся трупы.
Что будут хоронить сотни других жителей Беслана, потерявшие своих близких? Ведь от многих пленников не осталось практически ничего, кроме фрагментов обгоревших тел. В субботу, в воскресенье и по сей день в городском морге в пластиковых мешках и мешочках родным отдают части тел, по которым еще можно узнать кого-то из близких.
Только ушко с сережкой в нем осталось от пятиклассницы Мадины
Созаковой, дочки бывшего прокурора республики. Так и хоронили, не открывая гробика. Но множеству жителей Беслана не дарована даже такая страшная милость – хоть по ушку, по пальчику с дешевым колечком, по ножке в розовой туфельке узнать своего бесценного ребенка. Взрывы, пожар, горящий пластик в спортивном зале превратили тела в прах, в обгорелые человеческие остовы без лиц и примет.
Четыре "КамАЗа" с неузнаваемыми останками, собранными в спортзале после окончания операции, ушли в субботу в Ростов-на-Дону, в спецлабораторию, где будут проводиться генетические экспертизы.
Свою горстку праха, как это страшно ни звучит, должны получить все потерявшие родных, похоронить их, пусть и в закрытом гробу, но чтобы было куда ходить на могилу до конца своих дней безутешным отцам и матерям.
В субботу, в первый после трагической развязки день, тысячи людей стали собираться на площади около дома культуры, где все дни и ночи трагедии стояли в плотной толпе жители Беслана. Под палящим солнцем люди стояли здесь час, два, три… Начались срывы, женщины в истерике кричали в телекамеры десятков отечественных и иностранных тележурналистов:
– Где нам искать своих детей, скажите? Почему эти бандиты так легко прошли через все кордоны сюда? Почему столько оружия было заготовлено у них в школе?
К дому культуры, где все эти дни весит афиша: "С 30 августа показ фильма "Страсти Христовы", подъезжали автобусы, готовые везти в городской морг родственников для опознания тел. Но женщины в истерике кричали: "Их там нет, мы не поедем, они спаслись, убежали… Скажите, в каких больницах находятся наши дети?"
Страсти Господни словно сошли с экрана, вырвались из мрака тысячелетий, обрушившись со всей своей трагической безысходностью на
ХХI век, на маленький городок с преимущественно христианским населением. Шли часы, а перед ревущей толпой по-прежнему никто не появился. Люди бросились к зданию горадминистрации, что в нескольких десятках метрах отсюда, им преградили путь сотрудники ОМОНа. У них приказ: к административному зданию никого не пускать. Сидящим в кабинетах чиновникам сказать нечего.
Огородами, через заборы, продираемся к администрации. Там криком кричит заплаканная молодая женщина. Рыдая, она требует от растерянного чиновника, появившегося на крыльце здания, ответа: "Где вот эти дети?", сует она ему листок с именами. "Мне даже некому этот список передать", – рыдает она. Это Марина Цгоева, преподаватель информатики Беслановского учебно-производственного комбината. В заложниках у террористов была ее сестра Залина со своими пятерыми детьми. Их нет, ни в живых, ни в мертвых. Марина мечется по всему городу вместе с другими обезумевшими от неизвестности людьми – ни один человек не выходит к ним, никто не вступает в контакт. Конечно, боятся.
Люди на последней точке – их действия уже непредсказуемы.
– Надо вам организоваться и составлять списки пропавших без вести, – почти безучастно советует прибывающий к зданию администрации толпе какой-то чин.
– Прошу – запишите их фамилии, может быть, вы услышите о них от кого-нибудь, хоть что-нибудь, – с надеждой бросается ко мне
Марина Цгоева, когда я открываю свой блокнот. Она давится слезами, перечисляя имена малолетних племянников: Джульетта, 90-го года рождения, учится в 8-м классе, высокая, стройная, с черной косой, большими глазами, очень красивая. Виктор, 91-го года рождения, 7-й класс, стройный парень, с большими глазами, у него такой вот маленький шрамик под подбородком, на руке часы, их я подарила ему в честь 1 сентября, он так им радовался. Алан, 93-го года рождения, пятиклассник, очень похож на Виктора. Аслан, 96-го рождения, первоклассник, худенький, маленький мальчик, с маленьким шрамом под глазом, волосы светлее, чем у его братьев. Многие журналисты записывают подобные приметы в свои блокноты. Но несчастных родителей, желающих попасть в эти блокноты, столько, что не хватит никаких журналистов, ни своих, ни отечественных. Во второй половине субботнего дня у дома культуры ставят два столика и начинают записывать данные о без вести пропавших. К вечеру в этом списке уже около 300 имен. С раннего утра в воскресенье записи продолжаются. С
12 часов воскресного дня по городу начинают двигаться первые похоронные процессии. Тысячи машин непрерывным потоком, создавая огромные пробки, движутся к кладбищу. По периметру кладбища стоит милицейская охрана. Вся дорога до кладбища усеяна красными розами и красными гвоздиками. Старое кладбище никогда бы не вместило столько новых могил, и потому прямо за ним на глазах растет новое. Могила за могилой, ряд за рядом.
Накануне эти могилы выкапывали экскаваторы. В воскресенье более 60 могил. Завтра, послезавтра сюда будут идти и идти эти похоронные процессии.
Людмила Бельдюгина, Беслан
Детали.
До Беслана никогда оперативным штабом не руководил глава региона, в котором случился теракт. А здесь решения принимали кто угодно, только не федеральные службы безопасности. Что-то решал
Дзасохов, что-то председатель парламента республики Мамсуров, глава местного ФСБ Андреев и даже президент Южной Осетии Кокойты, который специально приехал сюда из Цхинвали. Когда в 2000 году под Сочи несколько местных бандитов захватили заложников, на место выехали и руководили штабов два очень высокопоставленных офицера спецслужб – начальник департамента по борьбе с терроризмом ФСБ в статусе замдиректора и замминистра МВД. Оперативным штабом на Дубровке тоже руководили два зама из ФСБ и МВД. Но ничего неизвестно о том, чтобы в Беслан выезжал начальник департамента ФСБ по борьбе с терроризмом
Жданьков. Что тут делали Патрушев с Нургалиевым, тоже никому неизвестно. Кроме того, подтягивать войска к Беслану начали только после штурма, когда испугались волнений среди местного населения. По всем законам проведения таких операций на месте должен был быть создан периметр безопасности вокруг захваченного объекта, за который не могут проникать местные жители. Это необходимое условие, иначе неизбежна утечка информации. Этот периметр создавали в Сочи и на
"Норд-Осте", а в Беслане он превратился в фикцию. Здесь оцепление держали бойцы местного ОМОНа и ополчения. Они не только не мешали проходу гражданских за оцепление, но даже специально проводили журналистов на позиции. Правда, у них на это были причины. За день до штурма бойцы ополчения провели нас на свой пост в зоне прямой видимости школы. Они возмущались враньем о числе заложников и боялись повторения "Норд-Оста", поэтому они просили нас снимать тела убитых заложников, выброшенных из окон. Но из-за того, что местное ополчение стояло на всех подступах к школе, штурм превратился в городской бой. Бойцам спецназа приходилось бежать к школе между местными ополченцами, которые рванулись в спортзал выносить детей.
Так как штурм начался для всех неожиданно, многие спецназовцы были без бронежилетов. В результате сейчас поговаривают об очень серьезных потерях среди бойцов "Вымпела" и "Альфы". Как результат всего этого бардака – основные ранения у заложников осколочного характера. Первые полчаса оперативный штаб был в такой растерянности, что не мог организовать даже доставку раненых в больницы, их развозили местные на своих машинах. Кроме того, до сих пор неясно, скольким террористам удалось бежать. Патрулирование города было налажено из рук вон плохо, а между Владикавказом и
Бесланом не было ни одного блокпоста, а посты на границах республики не были усилены. Сегодня в Беслане начинается похороны. Сейчас группа людей переходит из дома в дом, чтобы поддержать тех, кто потерял своих близких. Нашему знакомому врачу Марату придется обойти сегодня 50 домов, здесь почти все родственники. Сейчас он идет в дом к семье Кантемировых. В августе к Ларисе Кантемировой, учительнице английского школы N1, приехала 5-летняя племянница Алана из
Петербурга. Они обе попали в заложницы. Девочку спасли, а учительница погибла.
Что вообще президент хотел сказать своим программным заявлением?
Террористы, устроившие резню в Беслане, не вызывают ни сочувствия, ни понимания. Прав Владимир Путин, что против России ведется полномасштабная террористическая война и что все мы под угрозой. Президент признал, наши правоохранительные органы, судебная система разложились и коррумпированы, не обеспечивают нам защиты. И с ним нельзя не согласиться, особенно если вспомнить, например, дело
ЮКОСа. Но в то же время вчерашнее обращение к народу приводит в изумление. Путин заявил, в частности, что некие зарубежные враги помогают террористам. Цитата: полагаю, что Россия, как одна из крупнейших ядерных держав, еще представляет для них угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить, и терроризм – это, конечно, только инструмент для достижения таких целей.
Если верить на слово, выходит, это Запад, США, ЕС, НАТО используют террористов в России как свой инструмент. И похоже, по
Путину, именно Запад организовал в конечном итоге бойню в Беслане, ведь "Аль Каида", Бен Ладен, прочие международные террористы наш ядерный потенциал не считают угрозой. Ракетно-ядерное оружие создавалось против Запада. Наши военные сегодня горды тем, что
Россия – единственная страна в мире, которая может реально уничтожить США. В ответ империалисты, похоже, решили использовать
Басаева и компанию.
Что вообще президент хотел сказать своим программным заявлением? Может, Путин имел в виду японцев или китайцев? Японские, китайские, датские шпионы готовят теракты против России, и мы должны сплотиться вокруг своего вождя, который то ли не знает, что говорит, то ли страдает манией преследования, то ли пытается вызвать дополнительную паранойю и ксенофобию в населении, как, скажем, в сталинское время, когда в любой внутренней неприятности обвиняли темные внешние силы и их внутренних приспешников.
В столь же неясных, но грозных выражениях президент обещает укрепить силовым путем единство страны и создать некую эффективную антикризисную систему управления в стране и на Северном Кавказе.
Зная Путина, это должно, по-видимому, означать новые репрессии против виновных и непричастных, усиление произвола спецслужб и милицейских, сворачивание остатков гражданских свобод, ликвидацию последних подлинно независимых СМИ под предлогом борьбы с терроризмом. Понятно, что подобные меры не только не ослабят, а еще усилят террор, поскольку репрессии создают больше недовольных, больше потенциальных террористов, чем уничтожают действующих боевиков. Даже если наши силовики достигнут когда-либо уровня профессионализма и моральной устойчивости израильских спецслужб, а население будет проявлять израильскую бдительность. В Израиле считают, что они успешно предотвращают до 90% терактов, но оставшихся вполне хватает.
Только политический диалог и, в конечном итоге, политический компромисс в сочетании с силовым подавлением непримиримых может окончить террористическую войну. Пока же террористы пользуются массовой поддержкой среди чечено-ингушского населения, и эта базовая поддержка растет. И они пока непобедимы. Восклицать об угрозе международного терроризма бессмысленно, когда корни наши, отечественные, когда и у исполнителей, и у руководителей сплошь кавказские фамилии и несчетные поколения местных предков. Всесильные арабские наемники – пропагандистская выдумка, без местной поддержки у арабов в России нет никаких шансов.
И еще, трудно сплачиваться вокруг власти, которая нам беспрерывно врет. О том, сколько заложников взяли в Беслане, о том, что террористы отказываются вести переговоры и не выдвигают требований, когда это именно Кремль с самого начала решительно отказывался от переговоров, от любых попыток путем постепенных уступок освободить заложников. Путин отказался подписать указ о выводе войск из Чечни, от пустой, если подумать, бумажки, за которую детей могли отпустить. Президент не желал терять лицо, считая именно это твердостью. С самого начала, как на Дубровке в 2002, готовился безжалостный кровавый штурм. С кем тут сплачиваться, когда террориста от силовика не отличишь? Все в камуфляже, все в масках и все убивают.
Павел Фельгенгауэр
Сотни убитых – это сотни детей. Религиозный человек, наверное, спросил бы – Господи, за что ты нас караешь?
Я не буду говорить о человеческом аспекте этого, потому что чтобы говорить об этом, надо быть или проповедником, или родственником тех, кто погиб. Я могу сказать только одно, что это сотни убитых, это сотни детей, религиозный человек, наверное, спросил бы – господи, за что ты нас караешь? Другой религиозный человек, наверное, мог бы сказать, что он перестал в бога верить.
Но, во всяком случае, это не моя компетенция об этом говорить, мое дело говорить о политике. О ней буду говорить. Что касается политики. Цели этих убийц, по-моему, понятны. Их могло быть две.
Первая, самая очевидная, это спровоцировать новый виток войны между ингушами и осетинами, т.е. поджечь Кавказ очень крупно. И вполне возможно, что эта цель будет достигнута, потому что нужны огромные и исключительные усилия власти, чтобы удержать осетин от мести. А вторая цель могла быть такой, чтобы в этих переговорах участвовал
Масхадов. Масхадов бы разрулил ситуацию, т.е. заложников бы отпустили, после чего Масхадов, безусловно, на белом коне возвращается в Чечню и становится ее очевидным лидером и, по-видимому, президентом. Это означает превращение Чечни окончательно во вторую Палестину или второй Афганистан, т.е. в узаконенный лагерь международных террористов, центральный пункт для их подготовки по всему миру, причем лагерь защищенный миротворческими ризами Масхадова.
Вот такие два плана, которые могли, видимо, по ходу дела меняться. Размах этих планов, их хорошая продуманность, а я думаю, что все-таки планы были именно такие, свидетельствует о том, что это никакая не месть, все это жалкая болтовня. Это, конечно, крупная геополитическая операция, задуманная сильными и умными людьми, по-видимому, из "Аль Каиды". Т.е. России, без дураков, объявили настоящую войну. Это уже не самодеятельность, не какие-то полоумные шахидки. Это крупная военно-политическая операция, означающая начало настоящей войны.
Теперь положение России в этой войне, стратегическое и тактическое. Стратегически, я считаю, Путин действовал правильно, потому что переговоры с Масхадовым и возвращение Масхадова – это абсолютная катастрофа для России, это появление в сердце России враждебного террористического государства, это переход России в состояние Израиля. Так что в этом плане Путин действовал правильно.
Ужасный у него был выбор, чудовищный, но действовал, еще раз говорю, с государственной точки зрения, не с человеческой, а с государственной, правильно. Что касается тактики, эта операция показала реальное состояние дел в российском государстве. Реальное состояние дел, с моей точки зрения, следующее – государства у нас никакого просто нет по факту. Туда были свезены все лучшие силы ФСБ, все их фантастические спецназы, вся эта публика, которую нам показывают по телевизору, все это рембо, которые умеют головами гвозди забивать, пальцами доски ломать и т.д. Каков итог их деятельности, мы его видим.
Вопрос – если бы их там вообще не было, никого, никаких этих