Пастор подумал. "Он спросил: "Чего ты ищешь?""
"А что ответил Иосиф?"
"Он сказал: "Я ищу братьев моих"".
"Ну, так вот, - сказал я, - это и мой ответ на ваш вопрос".
Глава 18
В Россию с любовью
Ханс с огромным вниманием слушал мои воспоминания, иногда задавая вопросы. Когда я закончил свой рассказ, он вознес к Господу одну из своих прямолинейных и исполненных верой молитв, в которой просил привести нас опять к Иванову, поскольку контакт был уже налажен.
"Думаю, пора сделать перерыв, Анди, - добавил он, - я хочу выпить чашку кофе".
"Я тоже".
Впереди за живой изгородью мы увидели полянку и заехали туда, не заметив, что там уже стоял один автомобиль, а его пассажиры наслаждались пикником.
Мы остановились и вышли из машины. Мне показалось, что русские повели себя совершенно недружелюбно. Они смотрели на нас и говорили что-то недовольным тоном. Мужчина раздраженным жестом вылил полчашки чая в траву, а две женщины стали собирать в корзину тарелки, фрукты и недоеденный хлеб.
Мы все еще недоумевали, что бы это могло значить, когда вдруг услышали скрип тормозов на противоположной стороне дороги. Хлопнули дверцы автомашины. Буквально через мгновения перед нами выросли два милиционера в форме. Они стояли на полянке, подбоченившись, быстро оглядывая обе группы. Затем один офицер пошел к нам, а другой - к русской машине.
"Как поживаете?" - сказал Ханс, радуясь возможности поговорить по-русски.
Офицер не ответил, и Ханс погрустнел. "Он просто не хочет со мной разговаривать", - пожаловался Ханс, демонстративно отвернувшись от него с чашкой кофе. Однако, хорошо зная Ханса, я был уверен, что он страстно молится. Этому милиционеру нельзя даже заглянуть в нашу машину. Мы еще молились, когда вдруг офицер резко повернулся и присоединился к своему товарищу у другой машины. Там разгорелся жаркий спор, люди пожимали плечами, а потом стали разгружать свой автомобиль.
Мы наблюдали в течение двадцати минут, как эти бедные русские вытаскивали все, что у них было, и раскладывали на земле. Затем милиционеры осмотрели мотор, салон, не поленились даже заглянуть под машину. Мы понимали, что стали причиной этих неприятностей, но не знали, что делать. Поэтому просто размешивали свой кофе до тех пор, пока он совсем не остыл.
Через полчаса, увидев, что милиционеры даже не собираются смотреть в нашу сторону, мы решили потихонечку убраться оттуда. Поэтому мы выпили остывший и ставший невкусным кофе, убрали маленькую печку, производя как можно больше шума и хлопая дверями. Но офицеры не обращали на нас ни малейшего внимания. Мы медленно проехали через изгородь и вернулись на шоссе, где стояла милицейская машина.
"В чем дело?" - спросил Ханс, когда мы выехали на дорогу.
"Не знаю. Скорее всего, они решили, что мы контрабандисты и обмениваемся с этими людьми товаром. Ханс, нужно помолиться за эту семью, чтобы из-за нашей неосмотрительности они не попали в беду. И нужно быстрее избавиться от нашего груза".
Московские проспекты показались очень широкими, по ним могли в один ряд проехать до десяти автомобилей. На дорогах было больше машин, чем раньше. Мы проехали мимо огромного ГУМа, через Красную площадь, мимо Мавзолея и наконец приехали в то место, где нам предстояло жить. Мы тут же разбили палатку и приготовились вытащить хотя бы несколько Библий.
"Не поднимай головы, - сказал Ханс, - на нас смотрят".
Не оборачиваясь, я накрыл приготовленные книги картой Москвы. Затем, как бы случайно, оглянулся и увидел человека. На нем была надета зеленая выцветшая форма, и он пристально смотрел на нас, стоя в нескольких шагах от машины. Я вытащил кофеварку, и мы с Хансом стали готовить кофе. Наблюдатель ушел сразу же, как только мы перестали вытаскивать Библии.
"Как ты думаешь, зачем он приходил?" - спросил я Ханса.
"Он мне не нравится. Нужно быстрее раздать все наши Библии".
Мы взяли одну книгу, закрыли машину и ушли из лагеря. Был четверг, и я знал, что в этот день в баптистской церкви проходит служба. Мы поехали туда.
На вечернем молитвенном собрании присутствовало примерно тысяча двести человек! Богослужение было почти таким же, как два года назад, но ни на возвышении, ни в зале я не увидел Иванова.
Когда собрание закончилось, мы с Хансом вышли в вестибюль и стали прогуливаться среди прихожан. Мы искали человека, которому можно было бы передать наш драгоценный груз. Я подошел к главному входу, вглядываясь в лица людей, и просил Бога дать мне возможность, как Он делал это раньше, узнать человека, которому можно было бы довериться.
Очень скоро я увидел его. Худой, лысеющий мужчина старше сорока лет стоял у стены, глядя в толпу. У меня было настолько сильное желание заговорить с ним, что я чуть не забыл про Ханса. Но христианское братство всегда помогает подтвердить водительство одного человека откровением другого. Я подождал, пока грузный Ханс подойдет ко мне поближе.
"Я нашел того, кто нам нужен!" - сообщил он мне прежде, чем я успел ему что-нибудь сказать. Из сотен людей, находившихся в
вестибюле, он выбрал того же, кого и я. Почувствовав радость и облегчение, мы подошли к этому человеку.
"Как вы поживаете?" - спросил Ханс.
"А как вы поживаете?" - ответил мужчина, сразу насторожившись.
По мере того как Ханс рассказывал, кто мы такие и откуда, лицо человека становилось все более недоумевающим. Но когда Ханс дошел до слова "голландец", тот стал смеяться. Он объяснил, что сам был немцем, иммигрантом во втором поколении. Он жил в Сибири, и в его семье дома говорили по-немецки.
Тут же завязался разговор. Мы с Хансом слушали его и просто не верили своим ушам. Этот человек приехал из маленькой церкви в Сибири в двух тысячах миль от Москвы. У них было сто пятьдесят прихожан и ни одной Библии. Однажды во сне ему было сказано поехать в Москву, где он найдет Библию для своей церкви. Сначала он не хотел ехать, потому что знал, как и все, что в Москве тоже нет Библий.
На этом его история заканчивалась.
Мы с Хансом посмотрели друг на друга, и я кивнул ему, чтобы он поделился с нашим сибирским другом радостной новостью.
"Вы сказали, что проехали две тысячи миль с востока, чтобы найти Библию, а мы проехали две тысячи миль с запада, чтобы привезти Библии для церквей России. И вот мы встретились, сразу узнав друг друга".
С этими словами Ханс дал ему большую русскую Библию, которую мы принесли с собой. У сибиряка не было слов. Он держал Библию на вытянутых руках и смотрел то на нее, то на нас. Вдруг его прорвало, и хлынул поток благодарностей и объятий, так что вокруг нас собралась толпа. Меня это смутило, я не хотел привлекать к нам внимания. Шепотом я рассказал этому человеку остальные новости, объяснив, что у нас есть еще Библии, и если завтра мы встретимся с ним в десять часов, то он получит еще несколько Библий для своей церкви.
Вдруг сибиряк стал подозрительным. "Это бесплатно?"
"Конечно, - ответили мы, - это просто одна рука Тела Христова восполняет нужды другой".
На следующее утро в девять часов Ханс стоял на страже, а я вытаскивал Библии из наших тайников в машине. Я почти закончил свою работу, когда Ханс стал насвистывать национальный гимн Голландии, и я понял, что снова появился наш друг в зеленой форме. С глубоким вздохом я опять принялся готовить кофе.
"Кофе готов!" - крикнул я Хансу.
Он подошел и взял чашку с ледяным кофе из моих рук. "Он вернулся?" спросил я.
"Такой же любопытный, как и вчера. Он что-то подозревает. Сколько ты достал?"
"Четыре".
"Ну, что ж, хватит. Клади в сумку и пойдем". Иметь при себе личную Библию не было преступлением, но обвинение в торговле Библиями предполагало серьезные последствия. Тем более контрабандными Библиями. Поэтому мы положили в сумку только четыре книги и отправились на автобусную остановку. Ровно в десять часов мы вошли в церковь и сели на скамейке рядом с дверью. В 10.30 мы начали беспокоиться, чувствуя, что привлекаем к себе внимание. Затем, без пятнадцати одиннадцать, мы услышали голос: "Здравствуй, брат".
Я резко обернулся назад. Но это был не мужчина из Сибири. Рядом со мной стоял Иванов, пастор, которого я встретил в свой предыдущий приезд в Россию.
"Вы кого-нибудь ждете?" - спросил Иванов.
"Одного человека. Мы с ним виделись вчера вечером".
Иванов помолчал. Затем сказал: "Я так и думал. Этого-то я и боялся. Ваш сибирский друг не сможет прийти".