— Слушай! Это по меньшей мере странно. Почему ты сам не возьмешь то, что тебе нужно? Он что, в моем мире?
— И да и нет. Но дело не в этом. Я не могу его взять сам. Его должны мне вручить. Таково пророчество. Иначе сила меча не будет подвластна мне, и змеи уничтожат нас.
— От твоего пророчества у меня будет несварение желудка! Послушай, я не встречал еще воина сильнее тебя. Возьми своих воинов и проруби себе дорогу к Мечу, а там пусть один из них вручит его тебе. Я уверен, ты сможешь...
— Нет! Если бы все было так просто. Но ты не знаешь всего. Пророчество гласит, — его речь приобрела некую напевность, словно Кулл по памяти повторял древнее предание, — что Меч Огня может взять тот, кто держал Меч Воздуха и убил им бога, тот, кто вышел из моего народа, и тот, кто стал великим королем. Но этот кто-то — не я. У нашего народа никогда не было королей, да и богов я не убивал.
— Этот кто-то...
— Конечно, ты, Конан. Гонар искал тебя, собрал во дворце уйму колдунов и заклинателей. Они все время завывают, как стая весенних котов. Когда эти шаманы наконец достучались до вашего мира, Гонар сказал, что мы с тобой должны сразиться, и, только если окажемся равны, я смогу рассказать тебе все. Он предупредил, что бой должен быть настоящим, иначе все погибнет. Поэтому я действительно старался убить тебя...
— Кровь и пот! Это был лучший поединок в моей жизни. — Киммериец насупился. — Если бы я знал, что он ненастоящий... Честное слово, худшего и представить нельзя. Я счастлив, что нам удалось скрестить мечи...
— Они тоже рады. Аля них бой — это жизнь. Взгляни... I
Конан посмотрел на оружие. Клинки лежали рядом, и лучи солнца, пробивающиеся сквозь пальмовые листья, играли на их полированных лезвиях. Ни одной зазубрины. Казалось, будто оружие стало только острее.
Кулл усмехнулся и покачал головой:
— Да, еще одно, Конан. Мечи часто принимают обличье людей, ведь это необычное оружие. Несмотря на то что Силы могут быть мужские, как Огонь и Воздух, и женские, как Земля и Вода, мечи всегда принимают облик женщины. Поэтому ищи Огненную Деву. Она приведет тебя к цели, если, конечно, ты согласишься помочь мне...
Конан для себя уже решил согласиться. Великолепное приключение! Неужели можно такое упустить? Рутина дворцовой жизни угнетала его. За три года он так и не смог привыкнуть ко всем ненужным условностям, которые назывались придворным этикетом, ибо, даже став королем, Конан так и остался авантюристом и искателем приключений.
Поэтому Кулл услышал только:
— Где будем искать?
— Я позову тебя, когда придет время. Меч Огня находится в горах на северо-востоке моего мира.
— Каким будет сигнал?
— Окровавленное Копье — знак беды моего народа, — ответил Кулл.
— Ну и ну... — Конан удивленно хмыкнул. — До чего же живучи обычаи...
И проснулся.
* * *
Приближенные шарахнулись в стороны, когда король одним движением сел в кровати. Лейна с воплем радости бросилась ему на грудь и разрыдалась. Король приобнял ее одной рукой и обвел присутствующих свирепым взглядом. Из горла его вырвался негодующий рык:
— Какого Нергала, Паллантид? Что за сборище вы устроили в моей спальне? Неужели, Митра свидетель, я не могу и ночью спокойно отдохнуть? Убирайтесь вон!!!
Гвардейцы и приближенные ринулись к дверям, на которые указывал меч, все еще зажатый в руке короля. Паллантид, выходя последним, оглянулся и пожал плечами: клинок снова сиял чистотой.
— Нет, не зря я вызвал Пелиаса, — проворчал он себе под нос.
Глава вторая
Там, где к западному крылу дворцового комплекса столицы Аквилонии вплотную примыкали казармы гвардии, во внутреннем дворике находилась небольшая учебная площадка. В прежние времена, еще при жизни Нумедидеса, на ней проводили бои гладиаторов, предназначенные исключительно для глаз короля. Поэтому площадку построили на два человеческих роста ниже уровня земли, а ее стенки облицевали камнем. Со смертью прежнего повелителя гладиаторские бои прекратились. Теперь посыпанную мраморной крошкой поверхность бывшей арены утаптывали сапогами воины личной гвардии Конана, сходившиеся на ней в тренировочных поединках.
Учебный день уже начался, но на арене сегодня было тихо, несмотря на то что не менее десятка пар воинов уже находились здесь. Они ждали, потому что на арене уже шел поединок, но воины не роптали: нечасто выпадает удача посмотреть на такой бой. И дело не в том, что в нем участвует король. Конан здесь появлялся едва ли не каждый день, сбегая от церемоний и приемов, чтобы позвенеть оружием с бравыми вояками: он любил сам обучать свою гвардию. Необычным казался противник короля, ведь до последнего времени, кроме Конана, в Тарантии не видали других киммерийцев...
Кербалла нельзя было спутать с Конаном, несмотря на то что у него были такие же синие глаза и черные волосы, как у большинства Канахов — киммерийского клана, из которого происходил король. Если черты лица Конана отличались правильностью и только многочисленные шрамы придавали ему свирепый вид, то лицо Кербалла, казалось, было вырублено несколькими ударами секиры из куска дерева. Он походил на одного из тех идолов, которых в Нордхейме вожди поят человеческой кровью. Кербалл не уступал Конану шириной плеч, но обладал менее развитой мускулатурой и оттого казался немного выше ростом.
Воины замерли, наблюдая друг за другом. Конан стоял в классической позиции Дракона: спина ровная, вес перенесен на отставленную назад ногу, правая рука, сжатая в кулак, отведена назад на уровне плеча, словно он натягивал тетиву невидимого лука, ребро ладони выставленной вперед левой руки направлено в сторону противника.
Кербалл поначалу, низко пригнувшись, уперся левой рукой в колено выставленной вперед ноги, правую отставил в сторону. В следующее мгновение побратим короля мягко «перетек» в другую позу: став при этом похожим на кота, который подстерегает добычу. Мягко ступая, он двинулся по кругу, обходя своего противника. Конан, не менял позиции, но поворачивался, не выпуская его из поля зрения.
Гвардейцы, до этого шумно обсуждавшие шансы Кербалла, притихли. Вот он — безоружный поединок киммерийцев! Каждый слышал, что, по их обычаям, боевое оружие обнажают только против врага с намерением убить его. Воин из другого клана тоже считается врагом, но внутри своего никто не имеет права выяснять отношения с оружием в руках...
В тени навеса на балюстраде, окружавшей арену, стоял высокий седовласый человек, закутанный в шерстяной плащ. Его сильные, жилистые руки с длинными пальцами крепко сжимали перила. Это был Алкемид — философ и историк-хронист. Он напряженно ожидал начала боя, чувствуя, как пробуждаются в нем воспоминания. Два хищника в человеческом облике, замершие перед битвой там, внизу, напомнили ему...
В то время он, как и большинство молодых дворян Аквилонии, пытался сделать военную карьеру. Не собираясь связывать всю свою жизнь с воинским ремеслом, Ллкемид все же не прочь был развить в себе качества, присущие бойцу, а кроме того, ему нравился образцовый порядок, царивший в элитных частях армии. Получив назначение командиром пятидесяти копьеносцев в недавно созданный форт Венариум, Алкемид обрадовался: ходили слухи, что обстановка на киммерийском порубежье напряженная, а значит, он мог попробовать свои силы и даже отличиться в бою. Киммерийцы казались ему похожими на пиктов, только живущих в горах, а пикты, он знал, никогда не выдерживали прямого столкновения с регулярной армией. В те времена аквилонцы еще не считали их стоящими противниками...
Его воспоминания прервал начавшийся на арене бой. Конан сделал легкое движение, как будто собираясь прыгнуть вперед, противник подался чуть назад, но Конан тоже отступил, выманивая его на себя. Кербалл едва успел сделать один шаг за ним, как Конан прыгнул. Алкемиду на мгновение показалось, что тело короля покрывает полосатая шкура тигра. Перевернувшись в воздухе, Конан ударил обеими ногами, целясь в грудь противника. Кербалл, еще не восстановивший равновесия, каким-то чудом успел, извернувшись, упасть и тем самым избежать удара...
Алкемида пробрала дрожь: движение Кербалла снова вернуло его в тот жуткий день, когда он вступил в свой единственный бой с киммерийцами.
* * *
Отряд гандерландской пехоты численностью в полторы тысячи человек, в который входили копьеносцы Алкемида, выступил из Венариума на рассвете.
Основания могучих башен форта тонули в морозной дымке. Серое утро вступило в предгорья. Иней блестел на стальных шлемах воинов. Было холодно...
Разведчики сообщили о большой банде киммерийцев, спустившихся с гор, но никто не верил, что их на самом деле много. Опытные офицеры утверждали, что их не могло быть больше пятисот человек, и то только в том случае, если пара дружественных кланов объединится для набега. Все знали: киммерийцы никогда не объединяются по-настоящему. Временный союз или перемирие возможны, но за ними непременно снова начинаются распри. Аквилонцы верили в это, ведь никогда еще не было по-другому.
На гребне горного отрога, вдоль которого по дороге двигалось аквилонское войско, появились первые черноволосые воины, и командир отряда решил, что это разведчики киммерийцев. И только когда весь гребень уже ощетинился копьями варваров, он понял: настоящие разведчики где-то гораздо ближе. Проклиная себя за то, что не выслал фланговое охранение, он приказал готовиться к бою.
Проревели трубы. Колонна гандеров зашевелилась: лучшая в хайборийском мире пехота строилась в боевой порядок. Щит к щиту, выставив перед собой длинные копья, светловолосые воины ожидали нападения врага. Их тяжелое вооружение и умение сражаться сомкнутым строем давало гандерам огромное преимущество перед пренебрегавшими защитой киммерийцами...
Отряд Алкемида оказался в самой середине фаланги. Молодой офицер смотрел на снующих по гребню отрога варваров, ему казалось, что их не меньше двух тысяч, но это его не слишком тревожило: беспорядочной толпе ни за что не победить полторы тысячи гандеров. Алкемид усмехнулся...
И тут началось! Киммерийцы издали совершенно неправдоподобный, ни на что не похожий вой, словно заголосили горы, выкликая угрозу небесам. От этого Алкемид почувствовал физическую боль, будто живот ему вспороли тупым и ржавым ножом. Шеренги гандеров дрогнули, а сверху на них хлынула темная лавина. Косматые воины в шерстяных килтах неслись прямо на копья гандеров. Казалось, они не собираются останавливаться и пробегут прямо по шлемам аквилонской пехоты. Большинство киммерийцев были вооружены копьями, которые они сжимали в левой руке, и мечом — в правой, некоторые предпочли меч и секиру, и лишь единицы несли небольшие щиты.
В стремительно несущемся с горы потоке людей было что-то неправильное, противоестественное. И Алкемид вдруг понял: они бежали совсем бесшумно, словно гандеров атаковала армия теней. Едва боевой клич затих, киммерийцы не издали больше ни звука.
Алкемид стиснул зубы. «Держись, держись!» Его место в первом ряду — привилегия командира. «Держись!» Свист флейт, дающих сигнал готовности, показался отвратительным визгом. Что-то коснулось правого плеча. Древко. Задние ряды направили копья вперед. «Митра! Почему с нами нет боссонцев?» В следующий миг враги были уже здесь.
Бежавший впереди всех рослый юноша, вооруженный всего двумя кинжалами, вдруг высоко подпрыгнул, переворачиваясь в воздухе, перелетел копья и всей своей тяжестью обрушился на щит стоявшего слева от Алкемида воина. Гандер пошатнулся, опуская щит, и варвар тут же вонзил свое оружие в прорезь его шлема. Никто не успел понять, что произошло, а киммериец уже ворвался внутрь строя, раздавая удары направо и налево. Его стиснули щитами, но молодой варвар, прежде чем погибнуть, убил еще одного воина.
Пехота спешила сомкнуть ряды. Воздух наполнился лязгом оружия и криками боли. Киммерийцы бросались на острия копий, но в последнее мгновение уходили от удара, падая, подкатывались к самому строю, били в ноги, кололи снизу под щит. Некоторые секирами рубили древки копий. От первого ряда фаланги не осталось и следа. Храбрые гандерландские пехотинцы пытались удержать строй. Последний приказ, который отдал Алкемид, стараясь предотвратить атаки сверху, был: «Четвертый, пятый ряды — железо вперед-вверх!» После этого все смешалось. Варвары, ловкие как кошки, казалось, были везде: сверху, снизу, с боков. Фаланга пошатнулась, строй был прорван в десятках мест. Прямо перед Алкемидом возник огромный воин. Аквилонец оттолкнул врага щитом, но ударить копьем не смог: тот схватил толстое древко обеими руками и сломал его, как тростинку. Дальнейшее Алкемид помнил плохо. Кажется, он все же зарубил того варвара. Потом его опрокинули. Удары посыпались градом, но спасли командирские доспехи. Тогда кто-то сунул лезвие кинжала в прорезь его шлема. Воя от боли, он вслепую ударил коротким мечом. Страшная тяжесть обрушилась на него...
Еще он помнил прекрасное женское лицо. Лицо смерти. Она была киммерийкой, черные волосы волной струились по ее плечам, а в руках, забрызганных кровью, женщина держала меч и снятый с Алкемида шлем. Он спокойно встретил взгляд ее синих глаз, не прося пощады. Он знал: киммерийцы не берут пленных. Что-то мелькнуло в глубине ее зрачков...
* * *