Открывал глаза с большим трудом. Голова гудела так, словно сосед пришёл со своим вечным перфоратором, и теперь долбит им мне прямо в мозг. Всё никак не мог рассмотреть, что вокруг меня, все было мутным, неясным, тревожным каким-то.
— Что со мной? Где я? — Вместо этих вопросов, вышел какой-то сиплый звук. Горло пересохло, слюны не было даже сглотнуть. Какие-то люди, больше похожие на серые силуэты, суетились рядом, что-то говорили, но я не мог понять, что. Попытавшись хоть что-то рассмотреть, вновь провалился в спасительную и расслабляющую темноту.
Второе пробуждение было намного лучше. Голова побаливала, зато я не пробуждался, подобно вампиру после дневного сна, а словно включился. Общая слабость, разлившаяся во всем организме, мешала поднять голову, так что с этим решил повременить. Прислушавшись не открывая глаз, услышал мерный писк, который тут же опознал: система контроля сердцебиения. Уж с моим больничным опытом не опознать этот мерный звук было бы стыдно. Мне такой аппарат ни разу не подключали, а вот соседям по палате достаточно часто.
Точно, на большом пальце правой руки чувствуется датчик, в левой руке капельница. Я в больнице. Скорее всего, после очередной операции, и на этот раз мне дали общий наркоз, а не местный, как всегда. Ребята, соседи по палате, рассказывали о трудностях и последствиях выхода после такой процедуры. У большинства были проблемы с памятью и сообразительностью.
Рискнул открыть глаза и оглядеться, не рискуя сильно вертеть тяжёлой головой. Точно больница. Палата на четырёх человек, остальные три кровати аккуратно заправлены, так что пока я тут один. Ничего, по опыту знаю, что это ненадолго. Думаю, троих просто разом сегодня выписали, но уже вечером заселят новых, дело обычное.
Никак не вспоминалось, как я тут оказался, но это не вызывало тревоги. Наоборот, увидев привычную обстановку, успокоился и тут же уснул. Сквозь наступающую дрему, мне показалось, что я слышал какие-то голоса, но это могло быть и сном.
Не знаю, сколько я в этот раз проспал, но проснулся полностью отдохнувшим. И очень голодным. Горло было всё таким же пересохшим.
Повертев головой, увидел кнопку вызова персонала, но она оказалась слева, а левая рука, что лежала под капельницей, не отзывалась. Плохо соображая, попытался дотянуться правой, и мне это даже удалось. Но внезапно перед глазами вспыхнули круги, разные линии в этих кругах, накатила такая жуткая слабость и головная боль.
И я потерял сознание под звук аппарата, который из мерного писка превратился в постоянный.
Очередное пробуждение было расслабленным и приятным. Ничего не болело, в голове было ясно. Ощущение, что точно выспался. И тишина. Полная. Хотя нет, послышалось какое-то движение и скрип открывающейся двери. Не открывая полностью глаз, рискнул осмотреться сквозь веки.
В палату зашли трое.
Обычныхпосетителей больниц всегда легко узнать. Сначала осторожный стук, потом заглядывание, и только после этого чья-то мама или бабушка заходила внутрь. Врачи во время обходов не заглядывали, но в палату заходили, нацепив на своём лице добродушное внимание. Оно ничего не значило, но очень обнадеживало, когда мы жаловались на плохую еду, на то, что медсестра на нас утром наорала за разбитый стакан, который сама же поставила рядом с пультом от телевизора.
Но идущий впереди зашедшей троицы не походил ни под одну из категорий. В палату он вошёл резко, словно учитель, который пришёл на урок нелюбимого класса. И сейчас он ожидает увидеть, как второгодник закинул ноги на стол, как кто-то написал на доске пошлость, а весь класс занят тем, что обсуждает свои дела, не обращая внимания на вошедшего учителя. В общем, он явно ожидал застать неприятное, раздражающее зрелище. И дойдя до моей кровати, судя по гримасе, он это зрелище получил.
Волна холодного воздуха пробежала по моей голове, а грозный мужчина ещё сильнее скривился.
— Можешь не притворяться, я вижу по приборам, что ты не спишь. — Одет он был в строгий костюм темно-синего цвета, чем-то напоминающий мундир, с красными вставками на воротнике. — Сколько ещё ему до выздоровления? — Повернулся он к спутникам.
— Я гарантирую, что уже к вечеру все основные повреждения войдут в латентную стадию постепенного выздоровления.
Второй посетитель был ещё непонятнее. На нём был бежевый костюм с белоснежной рубашкой. Разговаривал он, слегка растягивая слова, словно хотел показать свою значимость. Мне показалось, что этот модник слегка нервничает, потому что он уже второй раз подтягивал рукава нервным движением, чтобы ухватиться левой рукой за блестящую золотую запонку. Покрутив её пару секунд, он опускал руки, чтобы в который раз повторить это нервное движение, очень похожее на скрипт непися. Мне даже смешно стало от этой мысли. Вот они, последствия игровой зависимости!
Грозного синекостюмника неточность ответа не удовлетворила.
— Он полностью излечится к вечеру?
— Нам нужно сделать дополнительные обследования. — Выдержав паузу, ответил модник. — Пациент был в центре большой духовной аномалии. Как вы знаете, все остальные, бывшие там, погибли. Один прожил несколько часов, но всё равно умер. Наш же пациент, как видите, скоро полностью придёт в норму.
«Так это врач?» — Удивился я мысленно, но на моем лице не дрогнул ни один мускул. Всё игроки в покер нервно курят в строке, когда в дело вступает человек, всю сознательную жизнь учившийся не показывать никаких эмоций. — «А где халат или хирургический костюм, в каких и предпочитает ходить большинство врачей?»
— С ним можно адекватно поговорить? — Не унимался главный. — Он не умрёт тут от парочки вопросов? Мне доложили, что его вылечили, а потом пациент впал в кому на неделю.
На что модник только развёл руками.
Эй, какая ещё кома? Какая неделя? Это что тут за страшилки возле моей кровати?
— Сейчас состояние пациента стабильно. — Устало отозвался третий вошедший. — Впадание в кому было вызвано внутричерепным кровотечением, полученным вследствие удара по голове. Гематома была устранена в процессе лечения, негативных последствий не диагностировано. Возможна небольшая ремиссия, но она маловероятна.
Вот он был типичный врач. Белый халат, стетоскоп на шее. Из-под халата снизу выглядывают спортивные широкие штаны. На ногах тряпичная обувь. На лице вечная усталость. Не от работы, такие люди работой живут, а от тупости начальства, которую не победить никакой логикой и доводами.
— Отлично. — Удовлетворённо кивнув главный, он требовательно и отметающе махнул рукой в строну двери. — Оставьте нас.
Двое остальных, не возражая, и даже с заметным энтузиазмом, покинули палату. Синекостюмник же уставился на меня.
Примерно с минуту мы играли в гляделки, потом я решил, что воевать с тупым незнакомцем — глупо, и отвёл взгляд. Удовлетворённо хмыкнув, мужчина отошёл к стене, взял стоящий там стул, поставил его недалеко от меня. Затем из внутреннего кармана пиджака он достал ручку, небольшой блокнот, закинул ногу на ногу и снова уставился на меня, словно отслеживая реакцию на свои действия.
Ещё с минуту мы оба молчали. Мне было любопытно, что это за тип, но спрашивать у него что-то сам я поостерёгся.
— Ну-с, Иван, что ты хочешь мне сказать? — Видимо не дождавшись от меня инициативы, пришедший решил взять её в свои руки.
Положа руку на сердце, этому типу я вообще ничего не хотел сказать. Он вызывал у меня какую-то инстинктивную опаску. Ещё и холодные мурашки, что от его вопроса пробежали по голове, намекали: этот тип опасен.
— А Вы… Кха, кха. — Голос мой сорвался, и я, откашлявшись, повторил попытку. Лучше бы попить дали. — А Вы кто?
— Ах, извините, где мои манеры. — Ехидно заметил мужчина, затем небрежно махнул перед моими глазами чем-то вроде медальона. — Советник Путашев. Ведомство Внешнего Щита.
Вот ни о чём не говорит. А ведь он считает, что я, как минимум, должен соскочить с кровати в восторге от услышанного. Что за Внешний Щит?
— И-и-иван, очень приятно. — Неуверенно ответил я, подозревая, что что-то делаю неправильно. Но что — непонятно.
— Оставим протоколы, их место на официальных встречах. — Отмахнулся Советник, а по моей голове пробежала очередная толпа морозящих мурашек. — Мы же сейчас разговариваем неофициально, так сказать, без протокола. Ты понимаешь это, Иван?
Как-то странно он акцентирует своё внимание на моём имени. Словно, не верит, что меня так зовут.
— Да, понимаю. — Кивнул я, всё ещё не понимая ничего. — Что Вы хотели узнать? Я расскажу. Если знаю. — Последнее я добавил уже не так уверенно.
— То, что Вы готовы к диалогу — прекрасно! — Воодушевился советник. — Тогда рассказывайте. — И он занёс ручку над блокнотом, всем своим видом показывая, что собирается записывать мои откровения.
— Что рассказывать? — Нет, я честно секунд тридцать соображал, что от меня хотят услышать, но догадаться не смог.
Вот и решил уточнить.
— Похоже, Иван, к диалогу Вы всё же не готовы. — С театральным сожалением пришедший покачал головой, затем неспешно убрал блокнот и ручку. — Говори быстро, как оказался в поместье барона Светличного! — Заорал он вдруг, привстав со стула и наклонившись к моему лицу. — Какое у тебя было задание? Кто обеспечивал легенду? С кем работал в паре? Как должен был эвакуироваться после ликвидации барона?
С каждым вопросом его лицо всё больше надвигалось на меня. В конце он уже орал буквально мне в лицо, а я сжал голову в подушку и зажмурил глаза, надеясь, что эта страшная кричащая харя исчезнет!
Эти вопли сбили меня с мысли о том, где я уже слышал это словосочетание: Барон Светличный. Что-то мелькнуло на затворках памяти, но сразу не вспомнилось.
Советник замолк, и я рискнул приоткрыть глаза, чтобы увидеть, как он внимательно рассматривает моё лицо. Затем пришедший отпрянул и вновь достал писчие принадлежности.
— Советую не запираться. — Небрежно заметил он, словно ничего не произошло. — Нам всё известно. Итак, Иван. — Снова иронично выделил он моё имя. — Вы готовы всё рассказать, или мне вызвать полицию?
Слово «полиция» мне откровенно не понравилось. В своей жизни я несколько раз сталкивался с представителями этой профессии, и впечатления у меня остались самые неприятные. Более глухих к каким-либо объяснениям людей я не встречал. Даже наличие денег не спасало, потому что полиция все твои деньги априори считала своими.
Нужны были связи, которых у меня отродясь не было! Родителей же подставлять совсем не хотелось.
— Напомните, пожалуйста, в чём именно меня хотят обвинить? — Решил я потянуть время, чтобы избрать линию поведения.
Чем заработал ироничный взгляд.
— В шпионаже на иностранное государство, конечно. — Словно это и так понятно, заявил этот странный человек.
— Ого! — Невольно вырвалось у меня.
Честно, я был впечатлён! Это же надо дойти до такого маразма, чтобы обвинить меня в такой прикольной штуке, как шпионаж. — А какого государства, не уточните?
— Так, значит. — Сжал губы советник. Ну, ну. — Он спрятал блокнот и откинулся на спинку стула. — Отпираемся, да, Джеймс? Ничего, и не таких выводили на чистую воду!
Мне стало понятно, что этому человеку, только разыгрывающему передо мной сценку «добрый и злой полицейский», причём в одном лице, я ничего доказать не смогу. Всё, что я скажу, будет использоваться против меня. Так что спокойно и устало закрыл глаза. Сейчас посплю, придут папа с мамой и всё решат.
— А ну, открой глаза. — Меня схватили руками за пижаму и чувствительно тряхнули. — Иначе…
В это время дверь палаты резко открылась, и я невольно открыл глаза, чтобы посмотреть на тех, кто меня спас. Честно говоря, я искренне надеялся на своих родителей, по-детски думая, что уж они спасут своего ребёнка от любых невзгод. Да, в свои почти двадцать шесть, я всё ещё наивный.
Но это были не родители. Внутрь палаты зашла пара: мужчина и женщина преклонных годов. Мужчина был одет во что-то цветасто-полосатое, а дама щеголяла в верхней уличной одежде, а именно в лёгком длинном пальто бежевого цвета.
Вся их поза и лица показывали, что они находятся в месте, которое вызывает у них брезгливость.
— Советник Путашев, потрудитесь не тревожить молодого человека. — Заговорил мужчина, и эти его слова оказали на этого советника воистину магическое действие.
Он отдернул от меня руки, словно обжегшись, а потом ещё и подскочил на ноги.
— Барон, но следствие начато после слов вашей… — Начал советник торопливо, но мужчина его перебил.
— Нет никакого следствия. — Он окинул презрительным взглядом советника и добавил. — Я разговаривал с его превосходительством Статским советником, он лично заверил, что любое дознание в отношении этого мальчика проводиться не будет. Мне только непонятно, что Вы в таком случае тут делаете?
— Я должен уточнить. — Сделал робкую попытку сопротивления советник, но она не произвела на вошедших никакого впечатления.
— Уточняйте, сколько хотите. — С усталостью, с какой родители реагируют на шалости детей, мужчина махнул рукой в сторону двери. — Пока же, будьте добры, покиньте нас.
Что характерно, сопротивляться и качать права советник (из какого-то там щита), не стал. Он слегка поклонился и быстрым шагом вышел из палаты.
— Бедный мальчик. — Едва за вышедшим закрылась дверь, женщина села на стул и заговорила. — Мы искренне соболезнуем твоей утрате.
— Какой утрате? — Пришли новые люди и принесли новые непонятки.
Что это я там успел потерять, пока лежал в больнице?
— Ты ещё не знаешь? — Не очень натурально удивилась женщина. — В том нападении погиб твой отец. Теперь ты остался совсем один.
Как! Отец погиб? Когда? Что ещё за нападение?
Куча вопросов родилась у меня в голове, но на лице я сохранял всё то же спокойное выражение. И молчал, ожидая продолжения или пояснений.
— Ты пропустил экзамены, но мы уже уладили это дело. — Подал ленивый голос мужчина, осматривая палату. Вот в нём я совершенно не чувствовал хоть какого-то интереса к своей персоне. — Выйдешь отсюда, и сможешь сдать экзамены во время поступления новичков. Ты же теперь остался без средств к существованию? Понимаю. Пойдёшь работать по той же стезе, что и отец?
— Дорогой, но ведь мы бы могли помочь бедному мальчику, оставшемуся без родителей. — Встрепенулась женщина.
И я понял, что они отыгрывают диалог, словно актёры на сцене. Нет никаких пауз на обдумывание, нет поправок уже сказанного, реплики заранее прописаны и выучены.
Эта мысль меня не напрягла, а успокоила. Это или розыгрыш, или какая-то ошибка. Тем более, они ничего не сказали про маму, так что я никак не мог остаться «совсем один, без родителей».
— Конечно, мы поможем. — Солидно кивнул мужчина, явно ожидая этого предложения. — Мальчик, я предлагаю тебе должность охранника в моей личной охране.
Зашибись предложение. Вот прямо, мечта всего моего детства — работа одноруким, хромым охранником! Они что там курили, перед тем, как зайти в палату?
— Ну, что скажешь? — Женщина была немного удивлена, что я никак не отреагировал на это «прекрасное предложение».
— Мне пока сложно ответить на такое э-э-э… выгодное предложение. — Начал я юлить, чтобы не отказать прямо. Зачем им понадобился инвалид «в личных охранниках», мне было совершенно непонятно. Но и отказываться сразу не рискнул, решив сначала узнать, кто все эти люди. Особенно тот, в синем костюме. — Сейчас моё самочувствие не очень хорошее, а у охранников должно быть отличное здоровье. — Какую ещё отмазку придумать, я не знал, потому плыл по течению своих мыслей.
— Не стоит прибедняться. — Слегка раздражённо сделал откидывающее движение рукой мужчина, словно отбрасывая мои аргументы. — Ты хорошо учишься, у тебя отличные показатели. Если бы не это происшествие, ты бы уже сдал экзамены на охранника. Ты их сдашь через месяц, но я готов принять тебя заранее.
Вот теперь я был уверен, что меня с кем-то спутали. Какие экзамены, на какого охранника? Это точно не про меня.
— Извините, но…
— В качестве основного аргумента мы предлагаем тебе войти в число наших родовых слуг. — Нетерпеливо перебил меня мужчина.
Предложение меня не заинтересовало, но я снова промолчал. Пусть говорят. Молчание — золото. Или сбережённые нервы, как минимум.
— Если покажешь себя с хорошей стороны, наша семья предоставит одну попытку пробуждения на нашем родовом источнике. — Усугубила уговоры женщина. — Подумай сам, кто тебе ещё предложит такое? А для наших слуг это стандартное условие.
Стоп. Источника? Пробуждение. Но ведь это…
Я судорожно начал ощупывать себя. И когда понял, что делаю это обеими руками, замер. Скосив взгляд на такую вдруг ставшую послушной конечность, я пошевелил пальцами. Сначала одним, потом другим.
Все пальцы на левой руке работали.