— Достаточно! — маг натянул капюшон на голову, как будто ткань могла остановить монолог.
— Позволь ему идти с нами, Рейст, — сказал воин. — Он составит нам компанию. Ты же знаешь, как надоедает говорить только друг с другом.
— Я знаю, что мне надоедает говорить с тобой, братец. Но я не думаю, что положение станет легче, если взять кендера.
Маг направился вниз по дороге, тяжело опираясь на свой посох, и шел медленно, как будто только недавно он перенес болезнь.
— Что он сказал? — спросил кендер, пристраиваясь рядом с воином.
— Я не уверен, — сказал воин, почесывая голову. — Но я не думаю, что это был комплимент.
— Ладно, — ответил кендер, вращая свой хупак в воздухе, до тех пор пока не раздался пронзительный, свистящий звук. — Так или иначе, я не очень ждал комплиментов. Так куда ты сказал мы идем?
— В Мереклар.
— Мереклар. Никогда не слышал о нем, — счастливо заявил кендер.
Мальчик хорошо рассмотрел троицу на дороге, перед тем как побежать к старой, обветшалой гостинице, которая скучилась в лесу около перекрестка. Человек сидел за столом, с неизвестной выпивкой в руке. Мальчик подошел к мужчине и пересказал ему, то, что он видел.
— Воин, маг и кендер. Все трое направляются в Мереклар. И теперь, когда я сделал то, что вы хотели, где — мои деньги? — смело потребовал ребенок. — Вы обещали.
Мужчина задал несколько вопросов, желая узнать, какого цвета одежды носил маг и не казался ли воин опытным и закаленным в сражениях.
— Нет, — сказал мальчик оглядываясь. — Он примерно одного возраста с моим старшим братом. Двадцать или около того. Но, кажется, своим оружием он хорошо владеет. Я не думаю, что вы справитесь с ним так легко.
Из рожка вырвался жуткий звук, который напомнил ему о временах постоянной боли, времени пыток и мучения. Поддерживая себя на слабых локтях, он смотрел на тлеющие угли костра. Умирающие угли служили напоминанием Рейстлину о его плохом здоровье. Как давно он прошел испытание? Сколько времени прошло, с тех пор как маги в Башне Высшего Волшебства потребовали эту жертву в обмен на его магию. Месяцы. Только месяцы. Однако ему казалось, что он страдает так всю свою жизнь.
Отступив назад, Рейстлин поднял руки перед лицом, изучая кости, вены и сухожилия, едва заметные в смутно освещенной роще. Свет от костра придавал его коже неземной красноватый оттенок, он размышлял о своей золотой коже — золотой коже, которую он получил в обмен на личное могущество, золотой коже, которую он заработал в борьбе за свою жизнь.
Мрачно улыбаясь, Рейстлин сжал руку в кулак. Он победил. Он стал победителем. Он победил их всех. Но момент его триумфа был недолог. У нег начался неудержимый спазматический кашель, его шатало и трясло подобно разбитой марионетке.
Рожки играли, в то время как Рейстлин сумел отдышаться. Он шарил по талии, ища маленький мешочек с травами. Поднеся его к своему носу и рту, он вдыхал до боли сладкий аромат измельченных листьев и высушенных стеблей. Спазмы прекратились и у Рейстлина возникла надежда, что на этот раз он нашел средство. Он отказывался принимать то, что он будет настолько слаб всю жизнь. Травы оставили горький привкус на губах. Он спрятал мешочек в кошель под пояс, который был более темно — красного цвета, чем остальная часть его одежд, из-за постоянного использования и ношения. Он не стал искать кровь, которая начала медленно подсыхать на мешочке с лекарством. Он знал, что она там.
Медленно дыша, Рейстлин заставил себя расслабиться. Его глаза закрылись. Он вообразил многочисленные и разнообразные линии могущества, пересекающие его жизнь — пылающим переплетением из золотых нитей его волшебства, его разума, его души. Он был хозяином своей собственной судьбы. Рейстлин снова слышал рожки. Они не играли ту жуткую неестественную музыку, которую он думал услышать после пробуждения — музыку темного эльфа, музыку, которая снилась ему в наихудших кошмарах, начиная с его подготовки к более высоким ступеням колдовства. Вместо нее была пронзительная, живая музыка непоседливого кендера.
Отбросив тяжелые одеяла, укрывавшие его, Рейстлин задрожал в холодном ночном воздухе. Он сжал посох руками, нетерпеливо ощущая гладкую древесину, еще раз удобнее перехватил посох и поднялся.
— Ширак, — мягко сказал Рейстлин. Сила текла из его души в посох смешиваясь с магией, уже заключенной в черно-деревяном символе победы мага. Мягкий белый свет сиял от кристалла, сжимаемого лапой дракона, на верхушке посоха. Как только свет затопил рощу, музыка прекратилась. Ирвин посмотрел в удивлении, увидев закутанную в красное фигуру мага, возникшую рядом с ним.
— Привет, Рейстлин! — усмехнулся кендер.
— Ирвин, — тихо сказал маг, — я пытаюсь заснуть.
— Ты конечно прав, Рейстлин. — ответил кендер. — Уже полночь.
— Но я не могу спать, Ирвин, из-за шума.
— Какой шум? — кендер с интересом осмотрев кругом стоянку.
Рейстлин протянул свою покрытую золотой кожей руку и выхватил рожок, который держал Ирвин. Он поднес его к самому носу кендера.
— О, — кротко сказал Ирвин, — этот шум.
Рейстлин затолкал рожок в рукава своих одежд и повернувшись, направился к своей постели.
— Я могу сыграть для тебя колыбельную, — предложил Ирвин, вскакивая на ноги и понесшись вслед за магом. — Если ты отдашь назад мой рожок. Или могу просто спеть для тебя.
Рейстлин обернулся и уставился на кендера. Свет от костра мерцал на песочных часах в его глазах.
— Или может не надо, — сказал Ирвин, немного притихнув. Но кендер ни когда не оставался тихим долго. — Здесь действительно скучно, — добавил он, не отставая от мага. — Я думал ночью будет забавно, как было раньше, я ожидал, что кто-нибудь выпрыгнет из леса и нападет на нас, потому что Карамон сказал, что из-за этого мы и должны дежурить ночью, но никто не выскочил и не напал на нас, и это действительно становиться скучным.
— Дулак, — шепнул Рейстлин, начиная кашлять снова. Свет от круглого шара замерцал и померк. Маг опустился на свою постель, уставшие ноги едва держали его.
— Сейчас, Рейстлин, позволь мне помочь тебе, — предложил Ирвин, расправляя одеяла. Кендер остановился, пристально, с надеждой посмотрел на мага.
— Может ты засветишь посох снова, Рейстлин?
Маг укрыл свое тощее тело тяжелым стеганым одеялом.
— Так я могу получить обратно свой рожок?
Рейстлин закрыл глаза. Ирвин прерывисто вздохнул, его внимательный взгляд был направлен на рукава одежд мага, в которых, как он видел, исчез его рожок.
— Спокойной ночи, Рейстлин! Я надеюсь, что утром ты почувствуешь себя лучше.
Маг чувствовал, как маленькая рука заботливо ласкает его руку. Кендер унесся обратно, маленькие ноги издавали немного шума на влажной, покрытой росой траве.
Перед тем, как Рейстлин наконец провалился в сон, он еще раз услышал звук рожка.
Карамон проснулся в предрассветный час, как раз перед наступлением времени его дежурства. Товарищи решили разбить ночное время на две стражи. Ирвин дежурил первую половину ночи, Карамон — вторую. Карамон предпочел дежурить в предрассветные часы, известные как «час мертвеца», так как в это время, с наибольшей вероятностью, могли возникнуть неприятности.
— Ирвин, ложись, — сказал Карамон, но только увидел, что его приказ уже выполнен. Кендер лежал крепко спящим, крепко сжимая в своей руке набор рожков. Карамон покачал головой. Что можно ожидать от кендера? По своей природе кендер ни чего не боялся, ни живого, ни мертвого. Поэтому было чрезвычайно трудно внушить кендеру необходимость охраны лагеря.
Не то, чтобы воин верил, будто они подвергались какой — либо опасности); земли вокруг были тихими и спокойными. Но Карамон больше не смог бы отдыхать, стоя на часах, а потом идти, возможно, идти в течение дня без еды. Это было одной из причин, — по крайней мере так он сказал брату, — по которой они нуждались в сопровождении Ирвина в их путешествии.
Воин прислонился к дереву. Ему нравилось это время ночи. Он любил смотреть, как луны и звезды исчезают в первом утреннем свете. Созвездия вращались, крутились и встречались между собой — Платиновый дракон Паладайна, пятиголовый дракон Такхизис и между ними бог Гиллеан, символ равновесия. Многие другие на Крине больше не верили в этих древних богов, и даже не помнили названия их созвездий. Карамон узнал их от своего брата. Иногда воин задавался вопросом — верил ли Рейстлин в презираемых всеми богов. Если да, то никогда не упоминал об этом и не поклонялся им открыто. Наверно это правильно, решил Карамон. В эти дни и в это время подобная вера могла принести смерть.
В воображении Карамон соединил яркие точки звезд прямыми и кривыми линиями, получив символы Добра и Зла. Он нашел тезку близнецов — бога Мажере, называемого Избранным. Поднял взгляд на эльфов (показанных его другом Танисом), на Богомольца Рыцарей Соламнии (показанного Стурмом). Созвездие находилось в глубокой густой темноте наверху. Карамон знал от Рейстлина, что оно, по предположениям, символизирует стабильность мысли, мир разума. Небеса действительно давали ему чувство уверенности, постоянного равновесия в мире. В независимости от произошедшего, созвездия всегда будут там.
Поприветствовав звезды, Карамон поднялся на ноги. Время работать. Двигаясь тихо. Осторожно, что бы не разбудить своего спящего брата, Карамон сложил свое оружие у ног и поверхностно осмотрел его. Было три меча, все старые и изношенные в сражениях.
Все они были подделками, так называемыми полуторными мечами, и могли использоваться как одной, так и двумя руками. Рукоять была грязной, почерневшей от крови, гарда — простой не украшенный металлический брусок, надетый на рукоять; четырехфутовое лезвие — было зазубренным и иссеченным от отражения бесчисленных атак противника.
Другие мечи были поменьше: старый изношенный палаш с противовесом в основании и кинжал полтора фута длинной, с большой рукоятью и широким лезвием. Они были оружием опытного воина, того, кто никогда бы не пожертвовал своей честью ради победы. Они были старыми и близкими друзьями. Другое оружие Карамона было военными трофеями, подарком мертвых. Одно, два или даже три лезвия кинжалов выдавались из рукоятей, вырезанных в виде демонов и драконов. Был обоюдоострый стилет, его лезвие было изогнуто подобно змее, и несколько видов метательного оружия, вроде стрелок и ручных топориков. Все это было взято у врагов, которые более не нуждались в нем. Вынимая точильный камень и ткань, воин начал чистить оружие. Решив начать с мечей, он наточил их об камень, вытирая влажной от воды тканью. Он поднял первое лезвие, осматривая его в серебряном свете Солинари, держа перед глазами, что бы удостовериться, что лезвие ровное и сгибая руками, если он был неудовлетворен осмотром. Он искал трещины или вмятины, которые показали бы, что меч нужно выбрасывать, потому что он мог сломаться во время боя. Не было ни одной. Карамон являлся знатоком всех видов персонального боя и хорошо знал, что надлежащий уход за оружием мог спасти его жизнь. Он убрал свои приспособления, вкладывая мечи в ножны и привязывая их сзади к широкому мускулистому телу. Его руки могли согнуть самые тяжелые бревна, поднимать большие тяжести, преодолевать наибольшие препятствия. Вены вздувались возле мускулов, столь же твердых как железные пластины. Тонкие полоски кожи, скрепляющие не украшенные доспехи Карамона, скрипели, когда он глубоко дышал, он носил толстые бронированные поножи, прикрывающие ноги снизу. Сильный и мощный, Карамон был рожден для борьбы, в то время как его брат был рожден для магии. Большинству людей было трудно понять, что эти двое являются близнецами.
Небо было ясным, звезды сияли ярко, без намека на облака.